– Если сегодня появятся еще какие-нибудь гости, скажите, что меня нет дома, – торжественно заявила Магдален, когда укатил экипаж Мэрраблов. – Все гораздо серьезнее, чем можно подумать. Ступайте к себе, Фрэнк, учите роль, старайтесь не отвлекаться. Я сегодня буду занята до самого вечера. Но если вы зайдете к нам на чай – с папиного разрешения, конечно, – я смогу высказать вам свое мнение о роли Фолкленда. Томас! Почему этот садовник снова шумит под моим окном?

Я останусь у себя – и чем тише будет в доме, тем больше я буду всем вам благодарна.

Прежде чем успела возмутиться мисс Гарт, прежде чем рассмеялась миссис Ванстоун, Магдален сделала поклон и с самым серьезным видом удалилась – впервые поднявшись по лестнице степенно, а не бегом. Растерянность Фрэнка добавляла сцене особую абсурдность. Он переминался с ноги на ногу, вопросительно глядя на окружающих.

– Я уверен, что не смогу, – заговорил он наконец. – Может, я загляну после чая и выслушаю Магдален? Спасибо, около восьми. Только не говорите моему отцу об этом спектакле, прошу вас.

С этими словами он склонил голову и побрел в сторону прохода в живой изгороди, самый беспомощный Фолкленд на свете.

С уходом Фрэнка семья осталась в одиночестве, и тут на мистера Ванстоуна посыпался град упреков.

– О чем только ты думал, Эндрю, давая согласие? – воскликнула миссис Ванстоун. – Неужели мое молчание не было достаточно красноречивым «нет»?

– Это ошибка, мистер Ванстоун, – заметила мисс Гарт. – Вы действовали из лучших побуждений, но все же это ошибка.

– Возможно, это ошибка, – вступилась за отца Нора, – но я не понимаю, как папа или кто-то другой смог бы отказаться при сложившихся обстоятельствах.

– Ты права, дорогая, – вздохнул мистер Ванстоун. – Обстоятельства были против меня. Мы не могли отказать этим людям в помощи, а Магдален так сильно хотела играть в спектакле. Разве я мог начать читать мораль? Мэрраблы вполне почтенные люди, у них собирается лучшее общество в Клифтоне. Какой от этого вред? Если играет мисс Мэррабл, почему нельзя Магдален? Пусть развлекаются!

Защитившись таким образом, мистер Ванстоун ушел в зимний сад выкурить сигару.

– Я не стала говорить папе, но единственная опасность – возможность чрезмерного сближения Магдален и Фрэнсиса Клэра, – произнесла Нора, обращаясь к матери.

– Ты несправедлива к Фрэнку, милая, – ответила миссис Ванстоун.

Нора опустила глаза и замолчала. Она не изменила мнения, но не хотела спорить. Она умела проявлять сдержанность, и в этом всегда была ее сила.

– О чем вы сейчас думаете? – поинтересовалась мисс Гарт, пристально всматриваясь в лицо Норы. – Если у Магдален любая мысль написана на лице, вы слишком скрытны, Нора.

Время клонилось к вечеру, а Магдален все еще не выходила из комнаты. Ни болтовни, ни беготни, ни частых визитов на кухню. Вся семья была в растерянности. Мисс Гарт решилась, наконец, подняться наверх, дважды постучала в дверь и вошла, получив разрешение.

Магдален сидела в кресле перед зеркалом, волосы ее были рассыпаны по плечам. Девушка погрузилась в пьесу, явно забыв обо всем на свете. Ставни были прикрыты, и яркий солнечный свет проникал сквозь небольшие отверстия, так что в комнате царил таинственный полумрак, горничная расчесывала длинные волосы девушки. Балдахин над кроватью был подхвачен красными лентами, контрастировавшими с белизной постели. Весело раскрашенная ванна с белоснежной эмалью внутри, масса флаконов на туалетном столике, серебряный колокольчик с ручкой в форме купидона – все это придавало обстановке атмосферу роскоши и изящества. Спокойствие и очарование сцены, нежный аромат цветов и парфюмерии, красота Магдален, погруженной в чтение, ритмичные движения рук горничной завораживали. Яркий свет, оживление оставались где-то вдали, за границей двери.

Мисс Гарт невольно замерла на пороге и залюбовалась.

Магдален обожала, когда ей расчесывали волосы, это знали все в доме. Отец часто подшучивал над этим, сравнивая дочь с кошкой, которая любит, когда ее гладят, а она мурлыкает. При всей экстравагантности сравнения оно было не лишено смысла. В девушке было нечто кошачье – вероятно, чувственность и грация, стремление привлекать внимание и получать удовольствие от жизни.

– Вы давно тут? – спросила гувернантка у горничной.

– Весь день, мисс, – рассеянно ответила служанка. – Мисс Магдален говорит, что это успокаивает ее и обостряет чувства и мысли.

Мисс Гарт поняла, что подопечную сейчас лучше не беспокоить, и покинула комнату. Спускаясь по лестнице, она невольно улыбалась, размышляя, как непросто придется будущему мужу Магдален.

За ужином Магдален оставалась задумчивой. Обычно ее аппетит мог бы напугать сентиментального наблюдателя, ожидающего от девушки томной нежности. Но на этот раз она отказывалась от одного блюда за другим с непривычным мужеством современной мученицы, готовой на все ради стройности.

– Я разобралась с частью роли Люси, – произнесла она торжественно. – Теперь главная задача – чтобы Фрэнк понял роль Фолкленда. Не вижу поводов для смеха, это очень серьезный вопрос, он требует ответственности. Нет, папа, сегодня никакого вина, спасибо. Мой разум должен быть ясным. Воды, Томас, и немного желе – полагаю, этого будет достаточно.

Когда вечером пришел Фрэнк, Магдален взяла его за руку, словно учительница средних лет маленького мальчика. Несмотря на попытки юноши заговорить на другие темы, она решительно придерживалась сурового практицизма и была чрезвычайно сосредоточена на пьесе. Она уверенно вводила Фрэнка в курс дела, объясняла ему содержание и характер роли. Тем временем отец заснул в кресле, миссис Ванстоун и мисс Гарт быстро потеряли интерес к занятиям новоявленных актеров и погрузились в тихую беседу между собой. Становилось все позднее, а Магдален не останавливалась. Лицо Норы отражало крайнее неудовольствие, когда она смотрела на сестру и Фрэнка, сидевших рядышком и объединенных общим интересом. Лишь в половине двенадцатого ночи «Люси» оставила в покое «Фолкленда», отпустив его спать.

– Она удивительно умна, – произнес потрясенный Фрэнк, обращаясь к миссис Ванстоун уже на пороге гостиной. – Я приду завтра и еще выслушаю ее, если не возражаете. Я никогда не участвовал в спектаклях, я ведь сразу говорил. Я все время что-то путаю и забываю. Ужасно, правда? Доброй ночи.

Через день состоялась первая настоящая репетиция. Накануне вечером миссис Ванстоун была подавлена, в разговоре с мисс Гарт она сослалась на то, о чем уже упоминала в письме из Лондона: она упрекала себя за слабость в отношении капитана Реджа, которому позволяла постоянно напоминать ей о некоем подобии родства. Жаловалась она и на здоровье, смутно намекала на перемены, ожидавшие ее летом, причем самым тревожным тоном. Мисс Гарт тщетно пыталась развлечь хозяйку дома, а потому поспешила сменить тему разговора, вернувшись к театральному представлению. Мисс Гарт заверила, что готова сопровождать Магдален на все репетиции и не выпускать ее из поля зрения за пределами отцовского дома. Так что утром Фрэнка встречала мисс Гарт, настроенная исполнять роль неусыпного Аргуса рядом с Люси и Фолклендом. Они вместе отправились в Эвергрин-лодж, и в час началась репетиция.

– Надеюсь, мисс Ванстоун выучила свою роль? – прошептала миссис Мэррабл, чуть склонившись к мисс Гарт, обе они сидели в уголке импровизированного театрального зала.

– Если грация и обаяние делают актрисой, мадам, Магдален всех удивит, – ответила мисс Гарт.

Режиссер с книгой в руке стоял прямо перед сценой. Это был деятельный человечек с жизнерадостным характером. Он дал знак начинать, словно не было прежде трудностей, а впереди не может возникнуть никаких проблем. Спектакль открывали два комических персонажа – Работяга и Кучер. Они были слишком высокими для задника сцены, изображавшего «Улицу в Бате». Оба плохо владели руками и ногами, так как оставались слишком скованными и неуверенными, однако их сцена заслужила полное одобрение собравшихся, искренне смеявшихся над эпизодом.