— Мы думаем, вам это пригодится, — произнес он, поставив перед ней почти полную бутылку шампанского и два бокала. — Мы уже налакались, как тритоны.

Анни с удивлением глянула на него, но, когда сообразила, что он сказал, парень уже вернулся к своим друзьям. Она налила себе немного шампанского и подняла бокал по направлению к ним. Они подбадривающе кивнули.

Только около двух ночи Джордан объявил последний номер. Ровно в два часа на Модлинской башне пробили два раза. Джордан выступил вперед и поклонился башне. Затем подошел к микрофону и обратился к зрителям:

— Все участники нашего оркестра — из Соединенных Штатов. Я думаю, все присутствующие знают, что Христофор Колумб открыл Америку в 1492 году, в том же году, как началось строительство этого старинного здания за моей спиной, именуемого колледжем Магдалины. Бой этих часов в чисто оксфордской манере приказал нам, жалкой колонии, заткнуться. Хорошо, мы поняли намек. Доброй ночи, и мы благодарим вас за то, что вы были такими замечательными слушателями.

Раздались аплодисменты, смех и выкрики. Зрители начали подниматься и расходиться. Джордан знаком попросил Анни подняться к нему. Она, несколько смущенная, взяла бутылку шампанского и подошла. Он представил ее всем участникам ансамбля, поприветствовавших ее с большим радушием. Участники оркестра бродили теперь по сцене, в ее полумраке было трудно поверить, что вокруг полным ходом идет бал… Анни села на стул перед пианино, глядя, как Джордан разбирает саксофон и укладывает его части в футляр. После того, как Джордан попросил своего друга присмотреть за саксофоном, он поднялся к Анни.

— Готова? — улыбнулся он. — Давай отправимся куда-нибудь, чтоб поговорить.

Они нашли столик, за который могли присесть. Джордан наполнил стаканы. Анни наклонилась вперед и спросила:

— Ты сказал, что возвращаешься в Америку? Это значит, что призыв тебе больше не грозит?

— Нет, слава Всевышнему. — Он увидел вопрос в ее глазах и объяснил про лотерею. — Это выглядит, как будто я сорвался с крючка, и за это мне следует благодарить Ричарда Милхауса Никсона. Спасибо, что беспокоишься обо мне.

— Да, беспокоюсь, — вспыхнула она. — Я прочитала в «Червилл» о стипендиате «Родез Сколар», которому пришла повестка. Он совершил самоубийство. Я подумала про тебя.

Джордан опустил глаза.

— Это был Брюс. Он жил с нами.

— Не может быть, Джордан! Это ужасно, — прошептала Анни.

— Он получил письмо от отца, который писал, что Брюсу лучше погибнуть на войне, чем бросать тень на репутацию семьи. Ты можешь в это поверить? Какой отец мог написать такое? Это произошло в апреле, тогда Никсон полез в Камбоджу. Мы знали, что у Брюса и так в голове сумбур. Я думаю, эти две вещи столкнули его с обрыва. Мы старались приглядывать за ним. Но не смогли.

— Как это произошло?

— Однажды ночью он незаметно ушел к каналу. Там он набил камнями карманы и прыгнул с моста. Вскрытие показало, что он был пьян и принимал наркотики. Возможно, смерть была быстрой. Но это действительно потеря. Сказать войне «нет» — это особое мужество, и он не пожалел ради этого жизни. — Джордан с горечью рассмеялся. — Он оказался сильнее, чем я.

Анни тронула его руку.

— Не говори так.

Лицо Джордана смягчилось. Внезапно он взял ее руку и поцеловал. От этого поцелуя по телу Анни пробежала дрожь. Их глаза встретились.

— За что это? — спросила она.

— За то, что ты такая. Что думаешь обо мне. За то, что оказалась здесь в последний мой вечер в Оксфорде.

Он улетал в Сент-Луис на следующий день. Вещи были уже упакованы и отосланы домой. Сам он задержался только потому, что должен был играть на балу. Джордан рассказывал, какой работой он хочет заняться летом в Вашингтоне и как он осенью отправится учиться на адвоката. Но сначала он хотел бы повидать свою мать и, возможно, взять ее в путешествие по озерам. Анни даже позавидовала, он так четко представляет себе свое будущее. Чего не скажешь о ней самой. Он искренне ей посочувствовал, когда она сказала о смерти отца. Большинство людей не знали, что говорить, и меняли тему.

— Странно, — произнес Джордан. — У меня и у тебя нет отцов, а у отца Брюса уже нет сына. Сколько людей стали одинокими за это время. Я говорил тебе, Анни, что хочу иметь большую семью, когда женюсь. У меня будет много дочерей, и, когда я буду выдавать их замуж, я буду произносить очень сентиментальные речи. А сыновей я научу играть в бейсбол и охотиться на уток. Когда-нибудь, когда я отойду от дел, я буду сидеть перед своим домом и рассказывать длинные истории своим многочисленным внукам.

Анни подумала, что этого энергичного американца трудно представить сидящим на одном месте в течение долгого времени. Но в его устах слово «женитьба» воспринималось как увлекательное приключение, а не как клетка. Анни почувствовала зависть к девушке, на которой он женится.

Они продолжали говорить, переходя от одной темы к другой, и эти темы не истощались. Вдруг Анни заметила, как мимо спешат люди.

— Слушай! — вскочила Анни. — Это — «Дорз».

— Что за «торс»?

— «Дорз» — ансамбль. Они наконец приехали. Опоздав на три часа. — И она рассмеялась. — Но, я думаю, в это время они мало что соображают.

Джордан увидел, каким счастьем светятся ее глаза, и тоже поднялся.

— Тогда чего мы, ждем? Это будет мое последнее знакомство с английской культурой.

Они побежали по дорожке к центральной сцене. Но всем, кто присутствовал на балу, пришла в голову та же мысль. К тому времени, как они добрались до места, вокруг сцены собралось уже множество народа. Люди толкались, нетерпеливо ожидая начала. Джордан обнял Анни и потащил ее сквозь толпу. Это казалось так удивительно естественно — его рука вокруг ее талии! Она ощутила, какая у него сильная рука. Вдруг шум толпы перекрыл аккорд на электрической гитаре. Анни вздрогнула от неожиданности и улыбнулась. Джордан глянул на нее и наклонил голову к самому ее уху.

— Я говорил тебе, что ты выглядишь потрясающе в этом платье?

— Нет. — Она улыбнулась, глядя ему прямо в лицо.

— И что ты — самая красивая девушка на балу? — Анни качнула головой, ее глаза сверкнули. Джордан наклонился к ней еще ближе:

— И что я хочу тебя поцеловать?

Анни повернулась к его плечу, пряча улыбку. Она почувствовала, как дрожь пробежала по всему телу.

Они выбрались на лужайку перед одним из зданий «Нового» колледжа. Здесь уже начали танцевать. За сценой она увидела большой экран. По экрану плясали разноцветные огоньки, наверное, именно в таком виде представляется наркоману солнце. На фоне экрана темнела сутулая фигура Джима Моррисона, который пел «Если ты незнаком» своим завывающим голосом. Перед сценой было необыкновенно тесно. Люди стояли на столах, сидели плечом к плечу на танцевальной площадке. Джордан все же углядел свободное место, протащил туда Анни, и она села у его ног.

Поначалу они просто слушали. Но при первых аккордах песни «Люби меня дважды, девочка» аудитория взорвалась аплодисментами. Люди поднимали руки и прыгали так, что танцевальная площадка стала сотрясаться. Несколько человек перебежали на лужайку и начали танцевать. Настроение толпы захватило и Анни. Джордан тронул ее за плечо.

— Пошли, — произнес он, — потанцуешь со мной?

Они протиснулись сквозь толпу на часть лужайки, заполненную людьми, отдавшимися во власть музыки. Анни сняла туфли и подбежала, танцуя, к Джордану. По ним двоим пробегали разноцветные огни. Одна песня следовала за другой. Анни и Джордан откровенно рисовались друг перед другом, смеясь над собой. Анни чувствовала, как послушно и гибко стало ее тело, просто само совершенство.

Когда музыка стихла, Джордан протянул руки и обхватил ее талию. Они стали танцевать на траве вместе. Анни обняла его за шею и опустила голову на его рубашку. От него пахло восхитительно. Так они танцевали довольно долго, ощущая тела друг друга. Вдруг она услышала, как он наклонил голову к ее уху:

— У меня есть мечта, — произнес он совсем тихо. — Плыть на лодке с прекрасной девушкой при свете луны. — И его руки сжали ее крепче.