В прихожей Джордан глянул на себя в зеркало. Высокий, широкоплечий парень, без особых изъянов. Может, ему сегодня повезет?

Роза лежала в ванной, разглядывая свои покрытые красным лаком ногти. Возможно, сегодняшняя вечеринка будет для нее удачной. У Рика будет несколько полезных людей — достаточно влиятельных и с хорошими контактами, не последним из них был и сам Рик. Все мужчины устроены довольно просто, и из них можно вить веревки, если знать, как с ними обращаться.

Рик Гудман приехал из Нью-Йорка. Он был несколько старше своих однокурсников и намного больше развит. Он также вел колонку светских сплетен в газете «Червелл». В прошлом году Розе пришлось несколько раз стать объектом его довольно грубых шуток, когда была застигнута в мужской половине колледжа далеко за полночь — там собрались, чтобы почтить память Яна Палаха [3]. Возмущенная устаревшим правилом не покидать Оксфорд на срок более двух недель, она быстро нашла сочувствующих, кои шли в ее комнату непрерывным потоком. Кто-то даже написал на стене «Свободу Розе Кассиди» (возможно, и сама Роза). Ее «заточение» обсуждалось в колонке у Рика. Он сам интервьюировал ее в ее спальне. Это было сенсацией недели, и, однако, оно не открыло ей двери в оксфордскую прессу. Журналистику оккупировали мужчины, они пишут даже о модах и макияже. Женщинам же, по ее мнению, достается только тяжелая и нудная работа. А она хотела получить, с помощью Рика, работу интересную.

Из ванны Роза могла слышать обычные разговоры девушек — рассказы о каникулах, прочитанных книгах и о приготовлении к обеду в «Холле». Роза нагнулась и вынула затычку в ванной. Никто из этих девушек не видит дальше очередного прочитанного романа, прошедшей вечеринки и последнего приятеля. Даже у Анни имеются эти буржуазные недостатки.

Роза Кассиди жила в Лондоне вместе с двумя старшими братьями и младшей сестрой в холодном викторианском доме с пропахшим собачьей мочой коридором и с окнами, на которых красовались плакаты, призывающие бороться с апартеидом. Ее родители были психиатрами по профессии и радикальными левыми по убеждениям. Своим детям они уделяли мало внимания, но хотели, чтобы те получили хорошее образование. Розу послали в одну из лучших в Лондоне школ для девочек, где она стала одной из двух или трех лучших в классе по успеваемости, что, однако, не помешало ей написать на двери директрисы: «К черту всю эту систему обучения». Многие из ее друзей продолжили образование в Суссексе или Варвике, с презрением относясь к «элитности» и недемократичности Кембриджа и Оксфорда, но Роза была полна решимости последовать за своим старшим братом, который поступил в Оксфорд. И к тому же полученная в Оксфорде степень бакалавра все еще давала преимущества при поисках работы. Прибыв сюда, Роза была здорово изумлена — Оксфорд оказался весьма провинциальным и консервативным местом.

Собрав свои вещи, Роза открыла дверь и пробралась по коридору в комнату Анни. Анни, одетая в какую-то огромную футболку, босая, сидела на полу, разбирая свой чемодан.

Увидев Розу, она как-то отрешенно улыбнулась.

— Поторопись переодеться, иначе я тебя не возьму с собой, — сказала Роза. Анни встала.

— Мне нравится твое вечернее платье, — она кивнула на мокрое полотенце, которым Роза себя обвязала. — Чья это вечеринка — одного из твоих приятелей?

— Ее дает один американец. О времена, о нравы! Мне нужно, чтобы ты рассказала ему, какой я замечательный человек. Я хочу, чтобы он предоставил мне возможность написать что-нибудь для «Червилл». Может быть, статью о демонстрации.

— Какой демонстрации? — спросила Анни, стягивая с себя свою футболку и пряча ее в гардероб. Роза была потрясена.

— Той самой демонстрации. Вьетнам, помнишь? Даже на Мальте наверняка слышали о моратории. Это будет массовый протест против войны по всей Америке. Миллионы людей не выйдут на работу. В Вашингтоне они пойдут к Белому дому и будут зачитывать фамилии погибших. Только американцев, конечно, — поспешно добавила она. — Никого не волнует судьба нескольких сотен тысяч узкоглазых крестьян. В любом случае, в следующее воскресенье мы пройдем маршем до Гросвенор-Сквер с петицией. Мы надеемся, что эту петицию вручит сама Ванесса Редгрейв.

— Удивительно.

— Так все и будет. Все идут. И тебе следует пойти.

Анни поколебалась. Роза прочитала ее мысли без труда.

— Ты хочешь провести приятный день с мистером «Красные розы», — произнесла она осуждающе.

— Тебе просто завидно, — спокойно ответила Анни, доставая из шкафа белую рубашку.

Роза на мгновение замерла. Потом рассмеялась.

— Я никому не даю возможности и подумать, что мне можно послать розы. «Черт с ними», — вот мой девиз. — Она посмотрела, как Анни застегивает юбку. Анни подумала и расстегнула одну пуговицу внизу.

— Еще одну, — сказала Роза.

— Да? Я думаю, что это слишком…

— Конечно, еще одну. — Роза тряхнула головой. — Это даже забавно, насколько мы разные. Как мел и мыло.

— Как «инь» и «ян», — продолжила Анни.

— «Кама» и «сутра», — поддержала игру Роза.

— Реальность и ее отражение.

— Мысль и чувство. Но чур я буду чувством, — добавила Роза.

— Свинья и жемчужина, — Анни шутливо хрюкнула. — Ладно, хватит, я то я не могу сосредоточиться и подвести глаза.

Отправившись в свою комнату, Роза включила магнитофон и принялась покрывать лицо кремом. Затем она зажгла сигарету и попыталась выпустить дым из носа, как Жанна Моро. Глаза тут же наполнились слезами. Она повернулась к зеркалу и глянула на себя. Большие зеленые глаза под черной челкой, по серебряному кольцу на каждом пальце. Короткие облегающие платья. Если вы невелики ростом, вам нужно что-нибудь, чтобы вас замечали.

Потом Роза погасила сигарету о портрет председателя Мао на донце пепельницы и принялась натягивать свои пурпурные колготки. Она вспомнила, какие длинные и загорелые ноги у Анни, и подумала, что, пожалуй, ей лучше было бы пойти на вечеринку одной. Впрочем, и вдвоем они составляли привлекательную пару: одна — высокая блондинка, другая — миниатюрная брюнетка. Они были обречены появляться всюду вместе.

Джордан стоял в дверях, наблюдая за происходящим. Как и говорил Элиот, здесь собралось блистательное общество. Черные свечи в фигурных канделябрах бросали свет на стены, покрытые деревянными панелями, и на парчовые занавески. Слуги в белоснежных костюмах подавали шампанское на серебряных подносах. Здесь были самые разные люди — преподаватели, студенты, деятели театра, радикалы, левые журналисты и несколько аристократов из Висконсина. Всем действом руководил Рик, он был одет в черный костюм и белую рубашку без воротника, просто вылитый Неру. Только его поблескивающие глаза выдавали, как он доволен, что сумел сюда пригласить очень нужных людей, о которых сейчас рассказал Джордану: несколько человек из руководства колледжа, в том числе и его глава; театральный режиссер, у которого был невероятно удачный сезон в «Плей-хаузе»; скандально известный своим радикализмом экс-президент Союза студентов; некий субъект в темно-красных вельветовых брюках, который угодил под суд за издание подпольной газеты. В дальнем углу сидел сын известного писателя, в ботинках из змеиной кожи и в дешевой рубашке.

Джордан был изумлен размахом связей Рика, он умел использовать все, даже обаяние своих многочисленных мачех.

— Это впечатляет, — признал он.

— Стараемся, как можем. — Рик выглядел польщенным. — Ты привел Брюса?

Джордан и Элиот переглянулись.

— Он сказал, что у него нет подходящего костюма.

— Черт. — Рик обнял их обоих. Мгновение они стояли вместе, трое молодых американцев, со склоненными головами, как бы в бессловесной молитве. Затем Рик выпрямился.

— Но надо продолжать наше шоу. Элиот, иди к ним. Я рассказал о тебе сестре моего приятеля по комнате. — Он махнул рукой Джордану. — А ты, я знаю, можешь позаботиться о себе сам. Действуй.