Розе Кассиди было предоставлено право вести свою колонку в самых разных местах. И мнения насчет ее самой тоже были самые разные — Анни встречались определения от «гения» до «ведьмы» — «диктаторша», «расчетливая», «непредсказуемая», «высокомерная», а в одной бульварной газетенке Анни прочитала и такой заголовок: «Благопристойная средняя американка — холодный убийца». Но у Анни не было секретов от Розы. Слишком много было у них общего в прошлом. И Анни выпалила ей всю историю, не скрывая своих чувств.

— Боже мой, Анни, ты действительно думаешь, что он постарается встретиться с Джорданом?

— Я не знаю, — последовал ответ Анни. — Он, похоже, совершенно обескуражен этой историей. Мне пришлось позвонить Эдварду на службу и предупредить его, на случай если Том отправится к нему. Но он не поехал к Эдварду. Дома его тоже нет. Я больше не могла его ждать и к девяти поехала в Оксфорд, там я узнала от его товарища по комнате, что он не появлялся с прошлого вечера. Но он показал мне записку от Тома. Ты можешь в это поверить, Роза, Том написал, что его отец серьезно болен и он вынужден уехать на несколько дней? Можешь себе представить, как его друг удивился, когда увидел меня. Пришлось сделать вид, что я приехала забрать кое-какие вещи Тома.

— Его паспорт! — громко крикнула Роза. — Его ты додумалась поискать?

— Конечно, додумалась. Паспорта я не нашла. Ни там, ни дома.

— Анни, — выдохнула Роза, — это очень серьезно. Выборы — на следующей неделе. Любой, у кого есть хоть немного мозгов, хочет, чтобы Джордан победил. Подумать страшно, что будет, если явится Том и брякнет, что он его незаконнорожденный сын.

— Только не это, — простонала Анни. Она в волнении прошлась по кухне — насколько ей позволяла длина шнура. — Но что же я могу сделать? Не звонить же мне, в самом деле, Джордану? Как я ему все объясню? Да и вряд ли Том сможет даже добраться до него. Эдвард думает, что он отправился к какому-нибудь из своих друзей. А там, кто его знает? Может, он уже в самолете. А главное, он в таком состоянии, что в любую секунду может сорваться и такого наговорить… Одному Богу известно, слышал ли его крики Джек. Он был совсем рядом, всего в нескольких ярдах. У меня с ним и так проблемы… Роза? Ты меня слушаешь?

— Да-да. Продолжай. Что там насчет Джека? — Анни объяснила.

— Но это же замечательно! Пошли к черту этого болвана и начни свое собственное дело. Это не проблема, Анни, это — твой шанс. И большой.

Анни фыркнула.

— Это звучит как в каком-то романе из викторианской эпохи. «Изломы человеческих судеб — это возможность для божественного провидения». Я не могу это осуществить немедленно, потому что Джек крепко держит в руках Джереми. И вообще, я ни о чем не могу думать, пока не узнаю, где Том. Кроме того, мне придется на неделю покинуть Англию.

— Зачем?

— Из-за моей матери, — призналась Анни. — Она очень больна и хочет меня видеть. — Роза была изумлена.

— Ты же так ненавидела эту старую гадюку! Я сама однажды готова была перерезать ей горло.

— Да, знаю. Я старалась не думать о ней. Я говорила себе: «Давай подыхай, старая сука». Но я так не могу. Она умирает, Роза. И она хочет меня видеть. И я… мне нельзя ей отказать.

Роза молчала, что было в этом молчании — несогласие ли одобрение, Анни сказать не могла.

— Я получила письмо, — вздохнула Анни, — около недели назад. Может быть, она уже умерла, и… — Роза перебила ее:

— Да, конечно же, тебе надо ехать.

— Надо?

— Eppur si muove, — таинственно произнесла Роза.

— Роза, прекрати свои загадки. О чем ты говоришь?

— Это слова Галилея: «А все-таки она вертится!», невежа. Анни… — Роза заговорщически понизила голос. — Только что меня посетила гениальная мысль. Можно сразу решить все проблемы — с Джорданом, с матерью и с работой. Слушай меня внимательно.

Через полминуты Анни воскликнула:

— Я это не могу! — Но еще через минуту Анни говорила не «я не могу», а «это невозможно». К концу же объяснения Розы она уже только молчала, прислонившись к стене. Похоже, Роза была ведьмой.

— Согласись, — произнесла Роза. — Это лишь восстановит справедливость.

— Справедливость — это пустое слово. И я думаю, у меня просто не хватит смелости.

— Чушь. Это мне говорит Анни Паксфорд, у ног которой был весь Оксфорд, когда она блистательно исполнила Розалинду?

— Но это было…

— …А кто курил марихуану прямо на лекциях Хелен Гарднер по Шекспиру?

— Только разочек, — слабо сопротивлялась Анни.

— Анни Паксфорд, которая прямо в одежде прыгнула в реку — тогда на бале в честь окончания семестра — и остаток вечера танцевавшая только в майке для регби?

— Это говорит старая, замотанная жизнью миссис Гамильтон, — печально сказала Анни, — которой исполнилось сорок два, которая вот-вот станет безработной, у которой пропал сын и умирает мать.

— Не падай духом. Не хотела тебе говорить, но, пока мы разговаривали, в соседнюю дверь только что вошли Джон Апдайк и Стефан Спендер в копании одной золушки и еще кого-то, кто тащил стакан с водой. Представь — два льва современной прозы со свитой, так сказать. Так и быть, попробую залучить их ради тебя в свои сети, а ты пока хорошенько поразмысли над моим дьявольским планом. В конце концов, я добровольно ввязываюсь в рискованную историю. Цени.

— Но…

— Мне надо бежать. Позвоню, как только соберу необходимую информацию. Не дрейфь. Все будет хорошо.

Роза чмокнула, изображая поцелуй, и Анни услышала гудки. Она повесила трубку, чувствуя себя совершенно опустошенной. Анни пошарила в шкафу, но найти удалось только половинку шоколадного печенья, на самом донышке пакета. Машинально пихнув его в рот, она прошла в комнату, выходящую окнами в сад. Опустившись на диван, закутала ноги пледом.

Теперь она знала, почему Розе удалось приобрести славу человека, которому удаются совершенно, казалось бы, невозможные вещи. Сделать сенсационный снимок обнаженной кинозвезды для обложки журнала. И свое знаменитое фото принцессы Уэльской. Анни внимательно обдумала план Розы, стараясь найти в нем изъяны. Но их практически не было, так, кое-какие мелочи.

Анни попыталась представить, как это будет выглядеть — свидание с Джорданом, через столько лет. Как он себя поведет? Смутится, рассердится, сделает вид, что у него нет времени. Или попытается, как всегда, пустить в ход свое обаяние, как он делает это «со всеми своими потенциальными избирателями». На ее лице появилась улыбка. Идея была заманчивой.

Она прикрыла глаза рукой. Боже, как давно это было… Сколько раз она уговаривала себя, что это все только прошлое…

Навек прощай, забудем клятвы наши, А если встретимся мы вновь, Лишь в мыслях юности помашем, Ни словом не вспомянем про любовь.

Да, наверное, так и должно быть. Но есть одна истина, которую начинаешь с возрастом понимать — существуют вещи, которые для человека остаются неизменными. Возможно, Роза права. В Анни Паксфорд осталось что-то от Анни Гамильтон, от девятнадцатилетней мечтательницы, набитой книжными премудростями и жаждавшей открыть для себя целый мир. Это казалось тогда таким легким — как открыть устричную раковину.

Анни вздохнула. От странной усталости и напряжения ее потянуло в сон. Анни распустила свои волосы и бросила черепаховую заколку на ковер. Когда она закрыла глаза, события прошедшего дня снова пролистнулись перед ней, как опаленные страницы.