Однако от мечты своей они не отказались и в марте 1940 г. как установил НКВД, подали в Генконсульство СССР в Таллине заявление на визы (Эстония до июля была независимым государством). Визу друзьям-кладоискателям выдали, но тут они вдруг стали гражданами СССР (Эстония вошла в состав СССР), и тогда Лехт форсировал события — написал прямо в НКВД о том, что он и Пуррок хотят снова приехать и на этот раз наверняка найти «клад».
Это сегодня «органы» на подобные предложения (найти клад, поднять затонувший корабль с золотом и т.д.) не обращают никакого внимания, разве что в нашем общественном Экспертном совете мы фиксируем такие предложения (скажем, письмо В.К. Коровина от 29 октября 1991 г. из Ленинградской обл. о том, что его отец, бывший колчаковский офицер, в августе 1918 г. принимал участие в тайной транспортировке из Самары в Крым «44 золотых слитков золота по 30 фунтов весом каждый», предназначавшихся для императрицы-матери Марии Федоровны; или письмо Ю.В. Кочева от 20 апреля 1993 г. со станции Немчиновка Белорусской железной дороги Московской обл. о том, как его отец и дядя, красные партизаны, 25 декабря 1919 г. окружили отступавший в Забайкалье колчаковский полк барона Враштеля, разоружили его и захватили «четырнадцать цинковых гробов с золотом, адресованных Колчаком атаману Семенову»). Тогда власти по-иному относились к «сигналам», но и ответственность за достоверность «сигнала» была другой.
За две недели до начала войны Кузьмин и Митрофанов, особисты из 2-го спецотряда, привезли Пуррока на станцию Тайга (Лехта, по-видимому, с собой не взяли; в 1950 г. он умер в Эстонской ССР своей смертью), и две недели, с 13 по 23 июня 1941 г. они втроем перерыли указанное эстонцем место, забив 248 шурфов, но золота так и не нашли (позднее оказалось, что шурфы были слишком мелкие — на глубину всего 1,75 м, а ящики должны были лежать ниже 2,5 м).
Скорее всего Пуррок за давностью времени и с возрастом (прошло все же 22 года, да еще и произошло изменение ландшафта: старый лес, который он еще помнил, в годы сталинских пятилеток спилили, а в новом молодом подлеске эстонец уже не ориентировался) так и не смог установить то место, где он якобы нашел в 1931 г. «клад».
Экспедиция ни с чем вернулась в Москву, но Пурроку его «забывчивость» обошлась дорого. Особое совещание при НКВД СССР 2 мая 1942 г. в Москве осудило его по ст. 169, ч. II УК РСФСР (злоупотребление доверием и обман «органов») и дало пять лет лагерей как «мошеннику». Отправили его — вот судьба! — в Приволжский ГУЛАГ, недалеко от Самары (там, где и началась вся эпопея с «казанским золотом»), но Пуррок просидел недолго — через четыре месяца он умер от разрыва сердца.
Но на этом история с поисками 26 ящиков золота в окрестностях станции Тайга не кончилась. В июле 1954 г. там же забили еще целых 360 шурфов два местных чекиста из Кемеровской области — Кулдыркаев и Бяков, и снова безуспешно, хотя шурфы уже бурились на требуемую глубину — 2,5 м.
Привлекли двух геофизиков с аппаратом Шмидта (электромагнитные волны для обнаружения металла в земле), и это тоже не дало никакого результата. В отчете особисты все свалили на Пуррока — обманул, мол, всех, место указал ложное.
Но «золотой телец» притягивал, да и валюта, как всегда, нужна была державе: что ни говори, а 26 ящиков — это все-таки 1440 кг золота, или почти 1,5 млн. долл. — да за такую сумму орден, а то и Героя Союза дадут…
И в ноябре 1958 г. уже при Н.С. Хрущеве, очередная — третья за последние 17 лет — экспедиция была отправлена на станцию Тайга, на этот раз по линии МВД СССР.
Целый месяц три милицейских чина от капитана до подполковника с помощью местных сотрудников допрашивали стариков и старух, уточняя детали и перепроверяя информацию бывшего старшего писаря, который вот уже 16 лет как отошел в мир иной. В результате родилась справка, из которой следовало, что либо по вине Пуррока, либо по собственной вине, но обе предыдущие экспедиции 1941 и 1954 гг. искали не там, а в противоположной стороне: клад спрятан не на западе от станции Тайга, а на востоке. В заключение предлагалось возобновить поиски летом 1959 г. с привлечением геофизиков.
Но вышло все по-другому: начальник 3-го спецотдела МВД СССР полковник Н.Я. Баулин… закрыл в июне 1959 г. «золотое дело» на станции Тайга, оставив легенду о 26 ящиках на усмотрение журналистов. Чем они и занимаются последние 45 лет.
* * *
И все же сколько и какие именно «драгметаллы» вывезли чешские легионеры?
Сразу бросается в глаза первое: генерал Чила в 1925 г. мягко говоря, лукавил, а вот начфин Шип говорил правду: «добыча» тянула более чем на 4 т серебра и почти на 8 т золота. И не так уж далек от истины краевед А. Буяков, когда пишет в газете «Владивосток», что эти тонны «драгметаллов» стали базой золотого и серебряного обеспечения чехословацкой кроны — одной из самых стабильных в межвоенный период валют, причем укрепилась крона именно с конца 1920 г.
Командование легионеров, и особенно начфин Ф. Шип, конечно, хотело бы «добыть» побольше «драгметаллов».
В фонде 197 колчаковского министерства финансов, что хранится в Москве в ЦГАОР, в «бухгалтерии общей канцелярии» я видел документы переписки Ф. Шипа за декабрь 1919 г. с последним начфином Колчака П.А. Бурышкиным (кстати, автором вышедшей за границей и переизданной в столице книги воспоминаний «Москва купеческая» — весьма любопытного свидетельства о нравах «старых» и «новых» русских в торговле). Начфин просил продать «в кредит» еще 268 ящиков дефектной серебряной монеты на 15,3 млн. руб. по той же схеме, по которой была продана первая партия в 750 ящиков, оформленная «протоколом» министров КомУча 2 октября 1918 г.
По-видимому, на этот раз сделка не состоялась, ибо в отчете начальника эшелона А. Арбатского и старшего кассира Н. Кулябко, инвентаризировавших в Иркутске в начале марта 1920 г. содержание «мест» в эшелоне перед его передачей большевикам, все эти 262 ящика серебра оказались на месте и благополучно доехали до Казани.
Еще менее удачным был замысел забрать весь эшелон после того, как Колчак с 4 января 1920 г. лишился своей охраны и стал заложником легионеров. Ведь еще 25 декабря 1919 г. глава союзных комиссаров Антанты французский генерал Жанен, видя неуступчивость Колчака и его желание до последнего сохранить свой контроль (и свою охрану) над «золотым эшелоном», дал шифрованную телеграмму чехам: задержать в Нижнеудинске эшелоны Колчака, разоружить его охрану и взять эшелон под свой контроль (как это напоминало телеграмму Троцкого от 25 мая 1918 г. относительно разоружения чехов!).
Колчак в последний раз отказался разоружаться, но тогда чехи заблокировали все его эшелоны в Нижнеудинске. Как уже отмечалось выше, адмирал капитулировал только 4 января. А 9 января «золотой эшелон» с прицепленным к нему вагоном Колчака под усиленной охраной чехов отправили наконец в Иркутск. Казалось бы, дело сделано — сдадут Колчака красным, а сами с золотом на всех парах вокруг Байкала к Тихому океану! Тем более что чешский командир конвоя майор Гачек держал в руках очередную телеграмму Жанена: главное — контролировать золото, а все остальное приложится… Одним из «приложений» в случае каких-либо осложнений генерал видел… сдачу «золотого эшелона» под охрану японцев. Он даже передал Гачеку приказ: в Иркутске — восстание, золото под угрозой захвата большевиками, срочно гоните эшелон в обход города на станцию Мысовую Кругобайкальской железной дороги, где вас уже ждут японцы.
Но командующий чехословацким корпусом генерал Ян Сыровы был реалистом. В возникшей дилемме — «кошелек или жизнь» — он предпочел жизнь легионеров. «Невыдача золота (Политцентру в Иркутске. — Авт.) или передача его японцам так возбудит против нас все русское население, особенно большевистские элементы, — телеграфировал он Жанену, — что наше войско от Иркутска до Тайшета окажется в сплошном огне. На нас нападут со всех сторон». Чешского генерала поддержал и представитель Национального совета в Иркутске доктор Благож: «золотой эшелон» придется отдать.
