Он еще раз всмотрелся в бесстрастное лицо правителя, надеясь достучаться до герцога, обнаружить сочувствие или интерес. Герцог не позволил своему любопытству хоть как-то проявиться.

– В итоге мои собственные спутники меня предали, – произнес человек-дракон после паузы. – Торговцы отмахнулись от нашей цели. Наверное, они решили, что я спровоцировал их на глупое предприятие, из-за которого они лишились собственных денег и прибыли. В следующем порту они украли все, что у меня было, и продали меня как раба. Мои новые владельцы увезли меня далеко на юг и показывали на ярмарках и базарах, на перекрестках торговых путей. А потом я им наскучил, заболел, и меня опять продали. Меня повезли на север, но наш корабль захватили пираты, и у меня сменились хозяева. Меня купили в качестве уродца, чтобы демонстрировать зевакам. Каким-то образом ваш канцлер разведал обо мне и доставил меня сюда. И теперь я нахожусь здесь в вашем распоряжении.

Герцог хранил молчание. Он вообще ни о чем не догадывался. Надо же, в его покоях появился человек-дракон! На мгновение герцогу захотелось взглянуть на своего канцлера, но он отверг эту идею. Теперь его вниманием завладел раб, покрытый чешуей. Он говорил убедительно, этот «певец дракона». Голос у него был лишенным мелодичности, однако – интонации и обороты показались бы достойными и благородными. Герцог слегка нахмурился, а раб заговорил. В его словах было столько тоски и отчаяния, что герцог даже предположил, что мужчина может оказаться гораздо моложе, чем кажется.

– Люди, называющие себя моими хозяевами, лгали! Я не раб. Я никогда не совершал преступлений, наказанием за которые стало бы рабство, и не был гражданином такой страны, где практикуется подобная кара. Если вы не освободите меня, полагаясь на мои речи о том, что мое пленение несправедливо, то хотя бы позвольте мне отправить весть родным. Я уверен, они выкупят меня!

Он опять закашлялся – на этот раз сильнее, и при каждом выдохе его лицо искажалась гримасой. Ему едва удалось избежать падения, а когда он вытер рот, на губах у него блестела мокрота. Это было отвратительно.

Герцог смерил его холодным взглядом.

– Теперь я знаю твое имя, но это мне не важно. Ты оказался здесь из-за того, что собой представляешь. Ты наполовину дракон, и это – единственное, что меня интересует. – Он обдумал варианты своих дальнейших действий. – Как давно ты болеешь?

– Вы ошибаетесь. Я не наполовину дракон. Моя мать родом из Удачного, моим отцом был калсидиец, Кайл Хэвен. Он был морским капитаном. Таким же мужчиной, как вы.

Это жалкое создание посмело сжать кулаки, двигаясь вперед на коленях. Эллик рванул поводок, который оставался у него в руках, и Старший издал невнятный крик боли. Эллик небрежно пнул его ногой, заставив завалиться на бок. Существо сверкнуло на него глазами. Канцлер придавил сапогом шею закованного в цепи Старшего, и на мгновение герцог увидел того воина, которым когда-то был Эллик.

– Изволь вспомнить о вежливости, Старший, иначе я сам преподам тебе уроки правильного поведения!

Эллик говорил сурово, однако герцог не знал, было ли это данью уважения к нему, или же канцлеру понадобилось заставить это создание замолчать прежде, чем оно заговорит снова. Мелкая чешуя, синий окрас и даже светящиеся глаза доказывали, что он – не человек. Как хитро было притвориться, будто его отец – калсидиец! Хитроумен, как дракон, – недаром существует такое присловье!

– Сколько ты болеешь? – повторил герцог свой вопрос.

– Не знаю. – Старший прекратил сопротивляться. Отвечая, он не поднял взгляда на герцога. – Трудно определить ход времени, находясь в темном корабельном трюме. Но я уже был болен, когда меня продали… болел, когда пираты захватили корабль. Какое-то время они боялись ко мне прикоснуться, и не только из-за моей внешности.

Он сильно раскашлялся, свернувшись в клубок на полу.

– Он стал сплошными костями, – отметил герцог.

– Насколько я знаю, это их естественная форма, – осторожно предположил Эллик. – Они длинные и худые. В старинных свитках есть несколько изображений, на которых они выглядят именно так. Высокие и покрытые чешуей.

– У него жар?

– Возможно, он теплее обычного человека, но это может быть свойством подобных существ.

– Я болен! – снова объявило создание с новой решимостью. – Я похудел, я не могу делать глубокие вдохи, я горю в лихорадке. Почему вы не задаете эти вопросы мне? Вы позволите мне послать весть тем, кто будет готов заплатить за меня выкуп? Просите за меня чего пожелаете: я ручаюсь, что вам заплатят.

– Я не ем мясо больных животных, – холодно проговорил герцог, устремляя взгляд на Эллика. – И я недоволен тем, что такое создание представили передо мной испускать болезненные миазмы. Полагаю, у тебя были благие намерения, канцлер, но это не соответствует твоей части нашего договора.

– Да, о мой великолепный повелитель. – Канцлер признал свою вину, вынужден был согласиться, но в его голосе появились едва заметные жесткие нотки. – Я прошу прощения за то, что навязал вам его присутствие. Я немедленно удалю его с ваших глаз.

– Нет.

Герцог тщательно прикидывал, что ему следует предпринять. Крошечный кусочек плоти, который Эллик дал ему несколько недель назад, придал сил. В течение почти двух дней после того, как он был съеден, герцог нормально переваривал пищу и даже мог вставать и делать самостоятельно несколько шагов. Потом ощущение здоровья ушло, а слабость вернулась. Плоть человека-дракона полностью не исцелила его, однако придала силы на несколько дней. Он прищурился, размышляя. Это создание ценно, а разочаровать Эллика именно сейчас – значило бы совершить серьезную ошибку. Следует принять Старшего как подарок, дать Эллику почувствовать, что он сохраняет расположение своего повелителя. Он сознавал, что именно присутствие Эллика сейчас является опорой трона. Однако нельзя предоставлять канцлеру слишком большую власть. Пока нельзя отдавать ему в жены дочь. Ведь стоит Эллику обрюхатить дочку – и ему больше не понадобится ее отец.

Герцог обдумывал все возможности не торопясь. Он не обращал внимания на то, что гвардейцы переминаются из-за жары и что лицо Эллика потемнело от стыда – и, возможно, от гнева. Он смотрел на Старшего. Если съесть больное животное, можно самому заболеть. Однако больное животное можно вылечить – и тогда оно снова станет полезным. Жизненные силы Старшего казались немалыми, возможно, его удастся исцелить.

Заботу о Старшем следует поручить Кассим. Среди его женщин ее умение целительницы было признанным – и к тому же это поможет держать Эллика в подвешенном состоянии. Сейчас дочь надежно заперта и изолирована. Она ежедневно шлет отцу послания, спрашивая, чем она заслужила подобное обращение. Герцог ни на одно из них не ответил. Чем меньше она будет знать, тем меньше у нее будет оружия против него. Старшего надо будет изолировать, чтобы надежно защитить и сохранить только для собственного употребления. Герцог не собирался поручать его заботам своих неумех-лекарей. Им не удалось вылечить его самого – зачем давать им возможность усугубить болезнь этого существа? Просто позавидовав тому, что канцлер смог предоставить герцогу то, чего не смогли дать они сами, они способны будут отравить человека-дракона.

Он удовлетворенно кивнул собственным мыслям: картина складывалась. Он был чрезвычайно доволен своим планом. Старшего будет выхаживать Кассим. Герцог даст ей знать, что если она его излечит, то сможет получить свободу. А если ее подопечный умрет… он предоставит ей самой воображать последствия такой неудачи. Пока же он не станет пить кровь этого создания. А если Старшего не удастся оздоровить настолько, чтобы он стал источником пищи, тогда останется возможность обменять его на то, что необходимо. Человек-дракон дал понять, что сородичи его ценят. Герцог откинулся на троне, обнаружил, что его выпирающим костям удобнее не стало, и снова ссутулился. И все это время сбитое с ног жалкое создание непокорно взирало на него, а Эллик кипел.