Уйти. Но, к сожалению, у нее нет ключей, а Петровичу звонить не хотелось. Не будет она выносить сор из избы, слишком все это позорно. Что ж, у них ведь фиктивный брак. Значит, он может ходить куда захочет, и спать с кем захочет. А она… Что же будет делать она… А она будет сильной, ей плевать. В конце концов, потерпит немного для приличия, ради мамы с папой. Месяц, и разведется с ним. Побрела в свою комнату, надо принять душ, и спина что-то тянет. Ну вот и месячные начались. Вот и хорошо!

— Вот и хорошо… — только повторяя эти слова, скрючившись под горячими струями на полу душевой кабины, она горько плакала. Что за глупая была надежда, что у нее от него может быть ребенок… Как можно было хотеть от него ребенка?! Он же монстр бездушный, урод конченный.

Она чувствовала себя глубоко несчастной, порвалась последняя ниточка, которая могла их связывать. Не осталось ничего. Ничего. Аня забралась в постель и беззвучно плакала от жалости к себе, потом просто потому что слезы текли, не останавливаясь, потом лежала без сна, лежала, лежала…

Кольцов запер машину и довольно долго стоял, опершись на капот. Надо идти в дом, а у него не хватало мужества. Пересилил себя, поднялся, Старался открывать дверь как можно тише, чтобы не разбудить ее шумом. Неслышно подошел к дверям ее спальни, его тянуло туда, как преступника на место преступления. Миша очень надеялся, что жена спит, убеждал себя в том, что ей абсолютно безразлично, где он был и что делал. Именно так. Да. И именно потому он сейчас так жадно вслушивался, затаив дыхание.

И тут он услышал всхлип, а потом она зашевелилась и притихла, словно затаилась. Она не спит… Плачет… Она плачет… Мужчина прижался лбом к двери и беззвучно застонал. Он готов был биться головой о стену. Чувство вины рвало его на части, хотелось войти к ней, прижать ее к себе, утешить, высушить ее слезы поцелуями… Но он не смел войти. Не смел. И утешить ее не смел, ни звука в эту минуту произнести не смел. Потому что это из-за него она сейчас плачет. Михаил тихонько сполз по стенке и сел, привалившись спиной к двери. Ловить ее всхлипывания, ощущать их как ножи, втыкающиеся в его спину. Так он хоть как-то мог быть рядом.

Аня слышала, как он вошел, тихо подошел и остановился у ее двери. Она насторожилась, чего ему нужно? Даже постаралась затаить дыхание, но нос был забит от слез. Вдруг она услышала, что муж еле слышно застонал и завозился за дверью. Неужели войти хочет? Зачем? Не надо! Она не хочет! Не надо… Но он, кажется, привалился к двери и затих. Так и остался сидеть там. Как ни странно, ей было приятно это знать. Он причинил ей страшную боль, и сегодня она потеряла глупую надежду, что может быть от него беременна, что их может что-то связывать. Но он сидел там, за дверью и ему тоже было плохо. Она это знала, и это каким-то образом их связывало. То была непонятная, болезненная, мучительная близость, им обоим было плохо, они были по разные стороны этой незапертой двери, разделявшей их не хуже великой китайской стены, но впервые они были вместе.

Вслушиваясь в тихие всхлипы за дверью, чувствуя эту странную близость, мужчина постепенно расслабился и погрузился в пограничное между сном и бодрствованием состояние, полное противоречивой надежды.

Так ощущает себя путник, бредущий ночью в темноте, застигнутый ненастьем, когда вдруг увидит мерцающий огонек свечи в далеком окне. Вся душа его потянется в тот же миг туда, откуда виден неясный свет спасения. И не важно, что на самом деле ждет его в том месте, покой, или неведомая опасность, он будет стремиться к этому огню, как одержимый.

Кажется, он заговорил белыми стихами. За дверью перестали всхлипывать, дыхание успокоилось и стало слышно забавное тихое сопение. Она заснула. Впервые он провел ночь с женщиной так. Сидеть у нее под дверью, как пес, и чувствовать себя если не счастливым, то удовлетворенным.

С ней вообще его жизнь все время идет не так. Он никогда не был особенно эмоциональным, привык всегда все контролировать, а сейчас… Ни черта он не контролировал. И меньше всего себя. Она просто выбивает его из колеи, заставляет говорить и делать вещи, которых он и в мыслях не мог себе представить. Пробуждает самые первобытные, дикие, темные чувства и желания. А эти неуправляемые эмоции, никогда его так не бросало из одной крайности в другую, чем-чем, а уж уравновешенным характером он отличался с самого детства. Она для него опасна как для мотылька огонь, он почуял это, только увидев ее там, в зале ресторана. Надо было сразу же уйти, но не смог, сидел, как завороженный. А когда подошла к нему, понял, что попал, и стал защищаться. О, как он себя от нее защищал! Только от этого все становилось еще хуже. А теперь отпустить эту девочку он тоже не может. И деньги здесь уже не при чем. Она каким-то чудом вросла в его сердце, если она уйдет, его сердце станет болеть и изойдет кровью.

Мужчина, который ей дорог…

Что ж, он заставит ее забыть того мужчину, который ей был дорог.

Потому что она — его.

Ему надо что-то менять в жизни, а то так он долго не протянет, просто не протянет, сойдет с ума.

Уже под утро Михаил встал и ушел к себе в комнату. Не спать, спать не хотелось. Привести себя в порядок. А потом он начнет действовать.

Аня проснулась поздно, еще какое-то время просто лежала в постели, не хотелось вставать. Постель ощущалась как последнее убежище, где она может спрятаться от жизни, которая ждет ее за дверями комнаты. Она вспоминала странную ночь, эту непонятную, противоестественную близость, возникшую между ними. Но ночь ушла в прошлое, и унесла с собой все то таинственное, что связывало их в темноте. А яркий дневной свет снова высветил невеселое настоящее. Он ее терпеть не может, ей лучше исчезнуть из его жизни. И незачем ему знать о ее чувствах.

Нельзя прятаться от жизни вечно. Аня заставила себя встать, умылась, в зеркале опухшая, зареванная физиономия. Нет, в таком виде она никому не покажется.

Михаил сидел в кухне с одиннадцати, все поглядывал на часы. Долго спит. Когда ждешь, время вообще тянется медленно, а он ждал с тайной надеждой и нетерпением, руки непроизвольно поигрывали ключами.

А… вот, вышла, идет в кухню. И тут он замер, уставившись на нее с открытым ртом. Женщины всегда преподносят сюрпризы. Аня была в пушистом банном халате, лицо полностью скрыто густым слоем какого-то крема, одни глаза торчат, не голове наворочено полотенце, ноги босые. Миша не выдержал и совершенно неприлично заржал. Девушка сначала съежилась о неожиданности, она была уверена, что в это время будет дома одна, а тут он… Его ей меньше всего хотелось видеть, стало досадно и неуютно. Он прекратил смеяться:

— Доброе утро.

Аня кивнула в ответ, мазнув по нему равнодушным взглядом, пошла заваривать себе кофе.

— Как спалось?

— Хорошо, — ее голос был ровным и мертвым.

Мужчина заерзал, лучше бы она злилась. Неужели ничего не спросит, не закатит сцену? Нет? Плохо, с этим ему легче было бы справиться. Придется «плыть в незнакомых водах». Он прочистил горло:

— Анна…

Официально-то как, подумала она.

— Я… Вот тебе ключи от новой машины. Она твоя.

Он выпалил это бодрым голосом на одном дыхании, положив ключи от машины на стол, и теперь затих, ожидая ее реакцию. Должна… Должна…

Он хочет ее купить. Купить! Боже, как противно… Аня налила себе кофе, медленно повернулась. Михаил жадно вглядывался в ее лицо, ну обрадуйся, ну хоть чуть-чуть, пожалуйста… Девушка взглянула на него спокойным, каким-то пустым взглядом и сказала:

— Не стоило тратиться, у меня есть машина, — и уткнулась глазами в кружку.

Ему захотелось треснуть кулаком по столу и лопнуть от досады, но Михаил взял себя в руки:

— Небось, нисан какой-нибудь древний? Или хюндай?