— А мы, ребе Эзра, вам не кажется, что мы с вами тоже такие же безумцы? Глядите: что мы тут с вами делаем посреди ночи в каком-то затерянном уголке Андалусии? Разве это не безумие чистой воды? Ринуться в неизвестность, поверив нескольким страничкам, завещанным другом. Потому что этот самый друг нас убедил, что обнаружил говорящую табличку! Апофеоз иррациональности! Какой-то камень, обладающий божественным посланием, о котором нам ничего не известно. И к тому же мы не знаем, не был ли наш дорогой друг жертвой галлюцинации. Это, по-вашему, разумно, ребе?
— Шейх ибн Сарраг, вы говорили об иррациональном. Со времен Птолемея, и задолго до него, ученые пытаются объяснить устройство мира. Они жизни потратили на это и умерли, так и не найдя ответа. О, конечно, на протяжении всей истории рождалось множество теорий, но никакой уверенности. Одни предположения. Следовательно, если руководствоваться вашими доводами, то я должен прийти к следующему выводу: поскольку объяснения нет, то все на свете бессмысленно, иллюзорно. Тогда мир, природа, жизнь, небо, времена года, способность любить — все это не имеет смысла, потому что необъяснимо. И, тем не менее, мы с вами вполне живые. Земля существует, и мы существуем. И где же иррациональное? Где начинается, где заканчивается? И в чем наш поиск более бессмыслен, чем элементарный факт существования? Если вы соглашаетесь жить, то одновременно соглашаетесь и сыграть партию в шахматы, где пешки — миражи, эмоции, скрытые движения. В реальности, если не в нашем воображении.
— Или воображении другого. Того, кто выше нас…
— Высшей сущности. В воображении…
— Аллаха?
— Яхве.
Порыв ветра взметнул листву.
— Тогда вернемся к рациональному, — произнес ибн Сарраг, словно желая нарушить мечтательную атмосферу, в которую погрузилась их беседа. — Приехав в Уэльву, как мы найдем то место моления?
— Сперва найдем холм.
— Легко сказать. А если вокруг города несколько холмов?
— Если и так, то я сильно сомневаюсь, что на вершине каждого построено культовое сооружение. На этом… — Эзра повернулся на бок, спиной к шейху, — спокойной ночи, Сарраг. Завтра будет новый день.
Араб не ответил. Некоторое время он смотрел на звезды над головой, а потом закрыл глаза.
— Встать!
Сарраг не успел отбросить шерстяное одеяло, под которым спал, как получил в живот удар ногой и вскрикнул от боли.
С лежавшим рядом раввином — чей преклонный возраст, должно быть, все же вызывал некоторое уважение — обошлись более милосердно. Его тоже заставили встать, но без грубости.
Вокруг шейха с раввином стояли двадцать вооруженных мужчин. Ни Эзра, ни шейх не слышали, как они подошли. Судя по одежде, не было никаких сомнений, что это арабы.
— Что вы тут делаете? — рявкнул один из них, с манерами вожака.
Шейх взял себя в руки и гордо вскинул голову:
— Не знаю, кто ты такой, но у тебя совершенно явно отсутствует понятие чести! Разве так должен вести себя араб со своим братом?
В ответ тот хлестко ударил шейха по лицу.
— Сын собаки! Как ты посмел? — Выхватив из ножен кинжал, он поднес его к шее ибн Саррага. — Узри свою смерть!
— Перестаньте! — вмешался Эзра. — Вы не имеете права!
— Ты едва на ногах стоишь, старик. Так что дыши ровнее тот срок, что тебе осталось жить.
— У вас нет никакой причины так поступать. Мы ни в чем не виноваты.
Клинок коснулся щеки раввина. Тот и глазом не моргнул.
— Пустая болтовня. Лучше объясните-ка мне, что вы тут делаете и куда направляетесь.
Эзра решил ответить:
— Мы едем в Уэльву.
— В Уэльву. Зачем?
— Из любви к путешествиям, — с иронией пояснил ибн Сарраг.
— Из любви к путешествиям… — повторил вояка. — Ну конечно. И откуда вы?
— Из Гранады.
— Значит, вы уже какое-то время едете по этой местности.
— Верно.
— Без особой цели?
— Мы же вам только что сказали, — нетерпеливо проговорил Эзра, — что едем в Уэльву.
— Да, но не сказали зачем. Вы торговцы?
— Нет, — ответил ибн Сарраг. — Мы просто путешественники.
Вояка ткнул пальцем в черную шляпу и башмаки Эзры.
— Ты одет, как крестьянин из Месты.
— Да, — чуть поколебавшись, ответил раввин, — я оттуда и есть.
— Без тележки, без съестных припасов… Взять их! — властно гаркнул военный.
В мгновение ока раввину с шейхом скрутили руки за спиной.
Сарраг попытался протестовать:
— Но это же бессмыслица! Скажите нам хотя бы, в чем нас обвиняют!
— Не изображай со мной невинность, брат. Ты сам все отлично знаешь. Вчера вечером в одном лье от Альгендина был перехвачен кастильцами конвой с продовольствием и оружием, направлявшийся к осажденной крепости в Монтехикаре. Штука в том, что христиане никак не могли знать о наличии конвоя в той местности. Их кто-то предупредил. И даже провел до места. Нынче утром мы получили подтверждение: это дело рук предателей.
На лице шейха отразилось изумление.
— И эти предатели…
— Двое арабов: один примерно лет шестидесяти, среднего роста, с могучей шеей, густой седой бородой и кустистыми бровями. Второй старше, с костистым лицом, очень высокий и очень худой.
— А если я вам скажу, что мой товарищ еврей? В глазах вояки сверкнул огонь.
— Иегуди?
Сарраг подтвердил.
— Что ж, меня это не удивляет. Предательство у них в крови. В любом случае, еврей он или нет, мы отвезем вас в Гранаду.
Эзра с отчаянием глянул на ибн Саррага. Кошмар какой-то!
— Ничего не понимаю! — вскричал шейх. — Почему в Гранаду?
— Чтобы передать в руки начальства, а потом… — он изобразил петлю, — повесить, брат. Вас повесят. И возблагодарите Аллаха, потому что, не будь приказа, я бы порешил вас прямо на месте.
Сарраг открыл было рот, чтобы высказать все, что он думает, но не успел. На его затылок обрушился могучий удар, и он рухнул, потеряв сознание.
Бургос
Падре Альварес задавался вопросом, не стал ли он жертвой мистификации. Странички, которые этот молодой человек, араб из Гранады, передал ему, удивительно походили на бумагу, найденную в доме того маррана, чье имя Альварес позабыл. Как же его звали? Барель, Баруаль… Тот же напыщенный стиль, те же оборванные фразы, библейские сюжеты, скомпонованные кое-как. Разница лишь в том, что сейчас это не одна страничка, а десяток. Альварес нервно провел рукой по тонзуре и спросил:
— Напомни, как тебя зовут?
— Сулейман Абу Талеб.
— Ты утверждаешь, что нашел эти бумаги в рабочем кабинете твоего хозяина.
— Совершенно верно.
— Полагаю, ты их прочитал. Молодой человек подтвердил.
— Хорошо. Значит, ты, как и я, смог убедиться, что в них нет ничего компрометирующего. Это всего лишь какая-то абракадабра и, будучи таковой, не имеет никакого смысла. Объясни мне, почему эти бумаги могут представлять хоть какой-то интерес для суда Инквизиции?
— Я же вам сказал: они связаны с безопасностью страны и ваших братьев-католиков. Если бы вы, как я, присутствовали при разговоре моего хозяина с его гостем-евреем, то пришли бы к такому же выводу: речь идет о заговоре.
Фра Альварес поудобней устроился в кресле.
— Повтори, пожалуйста, как можно подробней то, что ты слышал.
— Шейх сказал: «Если это так, то, я полагаю, вы отдаете себе отчет, что мы имеем дело с самым невероятным, самым чудесным приобретением за всю историю человечества. Бесценным сокровищем. Доказательством бытия Бога!»
Монах подскочил, словно в помещении ударила молния.
— Что?!
Юноша хотел повторить все с самого начала, но монах приказал:
— Только последнюю фразу.
— Доказательством бытия Бога.
— Именно так и было сказано? Ты уверен?
— Аллах свидетель. Клянусь!
Альварес снова погладил тонзуру. Совершенно определенно, эта история принимала самый неожиданный оборот. Глубоко вздохнув, он велел арабу продолжать.
— Раввин тут же ответил: «Вы забыли добавить одну существенную деталь: это рано или поздно приведет к крушению всей политической и религиозной системы, которая правит Испанией с установления Инквизиции». Шейх ответил: «Я не очень понимаю связь». И еврей сказал: «Поймете однажды — если этот день настанет, — когда увидите содержание послания».