— Конечно. И не раз. Тебя это удивляет?
— Ну… Вообще‑то да. У тебя же наверняка есть куча личной охраны, тролли, гвардейцы, мэтр, в конце концов…
— Есть. Но это не значит, что всю жизнь надо прожить за их широкими спинами. Нельзя полностью уповать на других, Сина. Даже самый всесильный маг — всего лишь человек, со своими слабостями, абсолютной силой не обладает никто, кроме Света. Ты сама это не хуже меня знаешь… В ранней юности на меня два раза покушались. Я был тогда легкомысленным мальчишкой, и во второй раз цель была бы достигнута, если бы не то заклинание.
— У тебя тоже что‑то выросло?
— Ага, глаза, — со смешком ответил он. — У меня открылась забавная способность видеть даже в абсолютной темноте. По сравнению с крыльями не такое уж полезное приобретение, но высшие силы прекрасно знают, кому что нужнее. Сейчас я жив только благодаря тому, что со временем эта моя способность не исчезла и даже развилась.
— Ты имеешь в виду более поздние покушения?
— Я имею в виду Илиану, — прямо сказал Дан. — Об этом знает только мой личный маг, и теперь ты. Если как следует сосредоточиться, я могу увидеть то, что происходит, скажем, за соседней стеной. И даже не только за соседней.
— Ух ты!!
— Я нечасто так развлекаюсь, голова потом сильно болит… Но десять лет назад я просто не рискнул оставить королеву без своего 'всевидящего ока'. То, что я увидел, безусловно, стоило больной головы.
— Она и в самом деле хотела тебя отравить?
— Да. Правда, сама она думала, что даёт мне какое‑то подавляющее волю зелье, как обещал её изобретательный папочка. Будто бы после этого я начну беспрекословно выполнять все её просьбы до единой. Конечно, Илна не собиралась игнорировать столь щедрый подарок. Несмотря на свою любовь к интригам, она во многом была женщиной недалёкой и беспрекословно слушалась указаний своей тисверейской родни. Я настолько устал от их козней, что однажды просто не выдержал: в ответ на очередную провокацию решил уничтожить этот змеиный рассадник. Мы первые развязали войну, и нам было по силам её выиграть. Нетрудно догадаться, как отнеслась к этому Илиана. Вот поэтому её внезапное появление в ставке не могло не вызвать подозрений. Как и её горячее желание поддержать мужа в этот нелёгкий для него момент. Конечно, я ей не поверил и уже на следующее утро намеревался отправить обратно в Светлый. А до этого решил не спускать с неё глаз. Я заметил, как она добавила что‑то в вино, которое потом собственноручно подала мне. Вместе с мольбой о прекращении войны с её бедной маленькой родиной… Я так явно чувствовал её фальшь, что вконец разозлился и решил публично призвать её к ответу. Вызвал Роха и Олава, и при них сообщил о том, что видел. Илна, конечно, всё отрицала. Но в кои‑то веки поняла, что я не шучу — если мэтр подтвердит попытку покушения на монарха, то впереди её ждёт открытый суд за государственную измену, развод и, как минимум, ссылка в самый отдалённый и захудалый монастырь до конца жизни. Последняя угроза напугала привыкшую к роскоши королеву сильнее всего. Она решила во всём признаться и рассказала о зелье, которое прислал её отец. Олав сходу не смог определить его состав, и тогда для подтверждения своих слов Илна отпила из бокала маленький глоток. Она думала, с одного — единственного ничего не будет, зато мы все ей поверим. Это была её роковая ошибка…
В тот же день Олав установил, что зелье содержало сильнейший и очень редкий яд, причём с отсроченным сроком действия. Мой 'любящий' тесть всё рассчитал правильно: после моей внезапной кончины Илну заподозрили бы в любом случае, но вот доказать её причастность было бы почти невозможно.
А дальше начался ад… Услышав от мага приговор, Илна от ужаса потеряла сознание. Противоядия тогда ещё не существовало, и я смотрел на неё — пока ещё живую, и понимал, что её смерть частично останется и на моей совести.
— Поэтому ты и закончил эту войну? Это была её последняя просьба?
— Не совсем. Самой Илне в то время была глубоко безразлична судьба Тисвереи, её занимала только своя собственная. Она как одержимая металась по дворцу, рыдала, била посуду и крушила всё подряд, проклинала меня, своего отца, всех; она верила и не верила, что умрёт… Так продолжалось ровно неделю. А на восьмой день она вдруг успокоилась и смирилась с неизбежным. Даже смогла нормально попрощаться с Дэлькой… И простить меня. И сама попросила у меня прощенья — за всё, на этот раз совершенно искренне. Никто из её любящей родни на похороны не приехал, хотя я гарантировал им полную неприкосновенность. К этому времени ни одного лидорского солдата на территории Тисвереи уже не было…
— Ты очень любил Илну? — через некоторое время решилась спросить я. — Сильнее, чем мою маму?
Дан внимательно посмотрел на меня и улыбнулся уголками губ.
— Не знаю, какого ответа ты от меня ждёшь. Боюсь, Сина, что за Элли ты можешь на меня обидеться.
— То есть?..
— В последние три дня я много думал об этом и понял, что по — настоящему я не любил ни одну из них. Просто потому, что мне теперь есть с чем сравнить…То, что я испытывал к своей жене, вообще нельзя было назвать любовью. Ослепление, страсть, наваждение — всё это схлынуло в один миг, оставив взамен горькое недоумение. Да, Илна была очень красивой женщиной. Я бы сказал, чудовищно красивой. Но за этой красотой не было ничего, одна пустота. Как жаль, что я понял это слишком поздно…
— А Элли?
— С ней было совсем по — другому. Она тоже ослепляла — своими чудесными волосами, своим голосом, своим смехом. Своей искренностью и жаждой жизни. Полная противоположность высокомерной, истеричной Илне… Меня тянуло к ней, к её теплу. Но ей самой был нужен только Итан. И я так и не посмел встать между ними. В душе я очень завидовал ему, но понимал, что каждый из нас получил то, что заслужил. Все эти годы я вспоминал Элли как свою несбывшуюся мечту и думал, какое же это, должно быть, счастье — найти и удержать рядом свою истинную, дарованную Светом женщину.
Вот поэтому сейчас мне так страшно, Сина. Я могу открыто признаться тебе в этом. Я нашёл её, нашёл тебя. Единственную, дарованную… Да только разве можно удержать в своих руках живую птицу?..
Объятия Дана стали крепче, как будто он ждал, что я вот — вот оттолкну его и вылечу в окно. Нет, ни за что. Для этого мне слишком хорошо — здесь, сейчас, с ним. Никакая птица не захочет улететь оттуда, где по — настоящему чувствует себя дома. Где ей не станут подрезать крылья и не отнимут от неё её небо. Она будет улетать, но потом обязательно возвращаться. Но если запереть её в четырёх стенах, рано или поздно она возненавидит свою клетку и найдёт способ вырваться на свободу.
Я невольно вздохнула, пряча лицо на его груди. Неужели он — такой, и в самом деле любит меня — такую? Неужели я для него — единственная?!
— Можешь не верить, но я никогда не видел в тебе Элли, — словно в ответ на мои мысли негромко сказал Дан. — Ты совсем другая, и мне это нравится. Я начал думать о тебе задолго до твоего превращения. Не понимал сам себя, не верил, сопротивлялся своему странному интересу — знать, как складывается твоя жизнь, расспрашивал о тебе у мэтра, у ректора, благо они считали это пустым любопытством. Ты поневоле восхищала меня своей стойкостью, умом, чувством собственного достоинства… Но причина была не только в этом. Я с некоторым замешательством признался себе, что ты интересуешь меня и как женщина. Помнишь тот случай в таверне? Я поймал себя на том, что мне не просто приятно разговаривать с тобой, мне приятно находиться с тобой рядом, прикасаться к тебе… Тогда я списал это на то, что был слегка нетрезв, что мне всё это показалось. Но позже, на балу, когда ты чуть не упала, эти ощущения повторились и, наоборот, стали намного ярче. Мне просто не хотелось тебя отпускать. Когда Дэлль пригласил тебя, моим первым желанием было развернуть его, сказать, что этот танец ты уже обещала мне. Я хотел продлить это непривычное чувство — когда на душе так хорошо и спокойно, когда кажется, что нет ничего естественнее, правильнее, чем просто быть с тобой рядом, держать тебя за руку… Вот поэтому меня так возмутило отношение к тебе Дэлля, вот поэтому я обрадовался, когда Олав предложил мне в целях эксперимента поцеловать тебя. Я хотел этого, не ради конечной цели, а ради самого поцелуя. Я хотел быть к тебе ещё ближе… Прости меня, Сина, за тот обман. И за то, что я действительно видел тебя в тёмной комнате. Но я и в самом деле не замечал, когда с тобой происходили все эти изменения. Меня гораздо больше занимало другое — та внутренняя связь, которая, как мне казалось, возникла между нами даже раньше первого поцелуя, и с каждой новой встречей всё крепла. Я пытался понять, почему так происходит, а потом вдруг осознал, что на самом деле это неважно. А важно лишь то, что я не хочу с тобой расставаться. Хочу, чтобы ты была рядом, и мне всё равно, как ты будешь при этом выглядеть. Для меня это просто не имеет значения. Ты веришь мне?
