– Но если у меня нет таких денег?

– Тогда убирайся! – процедил сквозь зубы один из старцев. – Мы не занимаемся благотворительностью.

Позади табибов появилось несколько вполне здоровых молодых людей с луками, взявших меня на прицел.

– Уже ухожу, – я поднял руки, отступая к волку. – Разрешите только задать последний вопрос…

– Спрашивай, чужеземец, – один из лекарей задержался. Остальные, потеряв ко мне всякий интерес, удалились. – И поторапливайся! У меня много дел, а еще надо проследить, чтобы ты убрался прочь.

– Если к вам обратится человек, который не в состоянии оплатить ваши услуги?

– На все воля Аллаха, – возвел глаза к небу табиб. – Если это Ему угодно, он даст страждущему необходимые средства.

– А если будет бедняк? – продолжал настаивать я.

– Нам не нужна всякая шваль в наших палатах, – ответил старец. – Эти нищие плодятся, как крысы. Одним больше, одним меньше. Мир ничего не потеряет, если их станет немного меньше.

– Вот даже как. – Я взобрался на волка. – А вы миру в этом не помогаете случайно, любезнейшие?

– Это как? – не понял лекарь.

– Ну, там отраву какую в питье или в пищу – несостоятельному больному… чтобы не нести лишних расходов на вашем великом пути помощи ближнему…

– Не твое дело, чужеземец! – взбеленился старец. – Еще одно слово, и тебе не понадобится никакая помощь!

– Местная медицина на высоте! – поделился я своими впечатлениями с волком, когда мы понеслись прочь от оазиса. – У меня такое ощущение, что лекари моего мира проходили практику в здешних местах! Их тоже пока не стимульнешь, как выражаются эти последователи Гиппократа, они и пальцем не пошевелят.

– А то, – подтвердил волк. – Хапуги еще те. Но свое дело знают. Не зря к ним со всех сторон на лечение едут.

– Долго еще до конца пустыни? – Мне порядком надоело наблюдать однообразные красные песчаные холмы.

– Еще немного. – Волк форсировал очередной бархан.

В этот момент нас накрыла непонятная тень, и мое верховое животное резко шарахнулось в сторону. Не ожидая такого финта, я спикировал с его спины и полетел вниз по склону, взрезая собственным носом песок, как корабль форштевнем волны.

– Ты что?! – Я поднялся, отряхивая с себя набившийся в.о все щели песок. – Обалдел?!

В этот момент над головой раздался клекот, в котором явственно прослеживались злорадные нотки. Я поднял голову и увидел громадных размеров птицу, от величественных взмахов крыльев которой на верхушках барханов закручивались маленькие песчаные смерчи.

– Вот зараза! – Волк проводил взглядом это чудо природы. – Опять врасплох застала!

– Это что за монстр? – вопросил я волка.

– Птица Рух.

– Она опасна? – Мне стало не по себе, когда я представил, что эта громадина могла захотеть попробовать, каковы мы на вкус.

– Сейчас нет, – переступил с ноги на ногу волк. – Сытая.

– Что же ты от нее кинулся, как от прокаженной?

– Знаешь, сколько в ней помета? – спросил волк. Я молча пожал плечами. – Вот то-то. Реши она испражниться, и мы по шейку оказались бы в ее дерьме.

– Зачем ей это надо?

– Любит она поиздеваться над путниками, – мрачно качнул головой волк.

Из чего я понял, что ему уже довелось побывать под ковровой бомбардировкой этой летающей крепости древнего мира.

– Сколько же ей надо, чтобы утолить голод?

– Не знаю, – посмотрел на меня волк, – но последнее время она зачастила в оазис, к табибам.

– Лечится у этих прохиндеев, что ли?

– Нет. Они ее кормят, а взамен эта птичка удобряет их огороды.

Вот это взаимовыгодное сотрудничество! И, судя по стальной хватке местных лекарей, птичку они явно где-то нагрели.

Скоро песчаные залежи сошли на нет. Их заменили редкие кустики саксаула и полыни, среди которых все чаще стали посверкивать желтые венчики пижмы. Из скудной почвы то там, то тут торчали валуны, покрытые блестящей корочкой пустынного загара. Волк увеличил скорость, уверенно лавируя среди скал. В густеющих сумерках неожиданно пахнуло хлевом, и впереди раздалось блеяние, прерываемое испуганным поскуливанием собак, учуявших приближение своего исконного врага.

– Ну и как тебе угощение? – Я лениво обгладывал третью палочку шашлыка.

Волк, практически покончив с барашком, развалился рядом, явно прислушиваясь к внутренним ощущениям.

– Ты был прав, человек, – он взглянул в мою сторону, – такая оплата гораздо приятнее.

– Так, может, мы продолжим взаимовыгодное сотрудничество и дальше? – предложил я. – Золота на баранов у меня хватит.

– Не выйдет, – с сожалением покачал головой мой четвероногий собеседник. – Дальше к нашему брату относятся не очень хорошо…

– Почем ты знаешь?

– Мой прадед пришел в эти места с севера, – пояснил волк. – И сделал это не по своей воле.

– Что его так напугало в тех местах?

– Не знаю, но отец предостерегал меня от северных земель…

– Он тебя предостерегал и против баранины, – мне очень не хотелось расставаться с таким средством передвижения, – но, как видишь, ничего не произошло…

– Может, ты и прав, – неохотно признал волк.

– Так двигаем тогда на север, а баранину или говядину я тебе гарантирую.

– Не могу, – покачал лохматой головой мой собесед­ник, – возвращаться мне надо…

– Не могу или не хочу? – продолжал настаивать я.

– Не знаю… может, и не хочу, но я тебе благодарен, человек, за приятно проведенный вечер.

По всему было видно, что в этом случае волка уговорить не удастся.

– Прощай. – Волк решительно поднялся.

– Ну, как знаешь, – я приветственно поднял руку, – мое дело предложить…

Волк растаял в вечерних тенях, а я двинулся в противоположном направлении. Пастухи, продавшие мне барана, сообщили, что недалеко находится селение. Лишний раз ночевать на открытом воздухе не хотелось. В этой полупустынной местности температура с заходом солнца начинала стремительно падать, и относительно комфортно провести наступающую ночь можно было только под какой-нибудь крышей или у костра. Поддерживать всю ночь огонь мне как-то не улыбалось, и я решил попытать счастья на предмет ночлега под крышей.

Появившееся из-за очередного поворота селение навевало тоску своими покосившимися глинобитными домишками и лишенным какой-либо растительности унылым пейзажем. Ноги тонули по щиколотку в мелкой желтой пыли, от которой першило в горле и нестерпимо хотелось чихнуть. Что заставило людей выбрать такое место для жизни – непонятно. А может, они сами виноваты в таком неприглядном пейзаже…

Перед первыми же мазанками, прямо в пыли, посреди еле намеченной улицы сидел маленький, лет двух-трех, совершенно голый ребенок. Рядом с ним на корточках какой-то парень в лохмотьях увлеченно выводил пальцем узоры на песке.

– Не подскажете, почтеннейший, где здесь можно заночевать? – вежливо обратился я к парню.

Тот вскинул на меня черные как смоль глаза, в которых через мгновение вспыхнул дикий испуг.

– А-а-а! – Парень вскочил и бросился по улице. – Шайта-ан!

Ребенок безучастно поглядел на меня и с сосредоточенным видом уставился в землю. Он, в отличие от сбежавшего парня, не проявил при виде меня никакого страха.

– Не покажешь, где живут твои родители? – Я присел на корточки перед маленьким существом.

Ребенок нехотя поднялся с места и, отойдя немного поодаль, опять опустился на землю. Ко мне он не проявил никакого интереса, продолжая над чем-то сосредоточенно размышлять.

Мне вдруг вспомнились многочисленные и упорные розыски братьев по разуму в моем мире. Все эти следопыты, как ученые, так и многочисленные контактёры, не желали замечать, что инопланетяне – вот они, все время на наших глазах. Среди нас существует абсолютно другая цивилизация, прародителями коей мы являемся, но упорно не хотим ее замечать. И хорошо, что эта цивилизация не агрессивна, а многочисленные ее представители ежедневно и ежечасно добровольно пополняют ряды человечества. Реши вдруг они, что этот переход не обязателен, и Земная цивилизация в ее нынешнем виде прикажет долго жить где-то на протяжении всего одного поколения. И тот из ученых, кто первым установит настоящий, полноценный контакт с существующими среди нас инопланетянами или хотя бы докопается до того, как вспомнить о своем пребывании в рядах этой загадочной цивилизации, станет гораздо более известен и знаменит, чем многие исторические персонажи.