Поезд до отказа заполнен солдатами из самых разных частей Вермахта. Вагоны были настолько переполнены, что мне пришлось сидеть на моей сумке в проходе. Только после того, как по дороге несколько солдат вышли, я успел занять место на скамейке. Унтер-офицер нашего 26-го мотопехотного полка, с которым я подружился еще раньше, придержал его для меня. Он был немного старше меня и тип старого вояки с Железным крестом первого класса и двумя нашивками за уничтоженные танки. Как он рассказал мне, он возвращался не из отпуска, а получил приказ на возвращение в свою часть в роте для выздоравливающих в Инстербурге. Во время мартовского отступления, когда войска ползли через глубокое болото, его собственный бронетранспортер сломал ему два ребра и раздавил верхушку легкого. Несмотря на испорченное легкое, его снова признали годным к строевой службе.

Следовательно, он ехал туда же, куда и я. Так как оба наши полка постоянно сражались вместе, их штабы, как правило, тоже всегда находились в одном и том же месте. Но где именно они сейчас находились, мы надеялись узнать при следующем пребывании в Вене в тамошней комендатуре.

5 июня. Мы ехали всю ночь. По дороге дважды объявляли воздушную тревогу, и поезд останавливался среди чистого поля. Это нам не особо мешало, и большинство солдат продолжали спать. Они лежат всюду на полу, и некоторые даже устроились в багажных сетках. В купе совершенно темно, потому что включать какой-либо свет запрещено. Но время от времени в темноте вспыхивает луч карманного фонарика, или же кто-то щелкает зажигалкой, предупреждая товарищей, что ему нужно выйти отлить, и он не хочет наступить на чью-то голову.

Когда медленно светлеет, мы приближаемся к Вене. Тем не менее, поезду не разрешают въехать! Только к полудню мы на вокзале и должны покинуть поезд. Он нужен для перевозки фронтовых войск, объявляют нам.

В вокзальной комендатуре мы узнаем, что наши части еще находятся в том же самом месте, что и перед моим отпуском. Мы ждем до вечера, чтобы продолжить наш путь. Но никто не может нам сказать, как нам ехать дальше. Во всяком случае, не раньше, чем завтра в середине дня, говорят нам. Они рекомендуют нам найти на ночь частную квартиру, так как все солдатские общежития и казармы вермахта заняты. – Вот так хрень! – ругается унтер-офицер.

Мы предусмотрительно получаем в комендатуре подтверждение опоздания поезда, чтобы «цепные псы» не смогли к нам придраться. Они частенько интерпретируют опоздание из отпуска как дезертирство или самоволку. За неимением ночлега мы решаем изучить ночную жизнь Вены. Поэтому мы слонялись по городу так долго, пока в одном кафе не купили за большие деньги кое-что из крепких напитков. После этого мы, уже навеселе, но также и порядком подуставшие, успели на последний полуночный трамвай, на котором и вернулись на вокзал.

6 июня. На вокзале мы получили сухой паек на два дня. Но потом нам пришлось ждать еще почти до самого вечера, пока мы не попали в поезд на Будапешт, а оттуда дальше на Бухарест. Из-за неоднократных пересадок нам понадобилось два дня, чтобы добраться до цели. Наши полки расквартированы по соседству в районе Яссы – Монешти. Из-за больших потерь последних месяцев их пришлось реорганизовать в меньшие боевые группы. Если унтер-офицер быстро разыскал автомобиль своего полка, то мне вскоре после этого на грузовике продовольственного снабжения нашего батальона удалось доехать прямо до эскадрона. Когда мы расставались, мы пообещали друг другу, что однажды при случае увидимся вновь. К сожалению, этого так и не случилось. Так что и эта встреча, как и многие другие на этой войне, тоже осталась только коротким эпизодом.

8 июня. Сегодня утром я на грузовике продовольственного снабжения батальона, наконец, приехал в мой эскадрон. В канцелярии я тут же замечаю отсутствие унтер-офицера Тодтенхаупта, «Репы». Ротного старшины тоже нет. Незнакомый мне обер-ефрейтор говорит мне, что Тодтенхаупт был две недели назад ранен во время воздушного налета, когда ехал в машине, и потому попал в военный госпиталь.

В казарме меня ожидают Фриц Хаманн и долговязый Вариас, которые очень рады нашей встрече. За время моего отсутствия в эскадроне произошло множество событий. Я узнаю новости, которые поражают меня и приводят в изумление, и другие, который пугают и вызывают мучительную боль. Самые плохие из них это, что «Хапуга» на прошлой неделе погиб во время атаки, и что «Профессору» осколком снаряды оторвало правую руку, и он вскоре умер от потери крови. Также ефрейтор Хальбах, который служит у нас сравнительно недавно, получил такие тяжелые ранения, что он, пожалуй, не выживет. Ужасные известия, которые снова напоминают мне о том, насколько жестока война здесь на фронте.

Когда я не вижу Густава Коллера и спрашиваю о нем, то слышу в ответ удивительную новость. Вернее, они оба выдерживают маленькую паузу, чтобы я поволновался, а потом Фриц выпаливает: – Густав получил Рыцарский крест!

– Что? – удивляюсь я. – За что это он его получил? Что произошло?

– Ничего такого особенного, почти как всегда во время наших атак, – сообщает мне Фриц. – Только с той разницей, что дорогой Густав, который вместо тебя командовал обоими пулеметами, потерял контакт с легкими взводами слева от нас. Но мы под его руководством плелись дальше по редкому леску. Когда я со своим вторым номером почти вышли из этого маленького леса, то на его краю стояли три танка Т-34. Экипажи их вышли из машин и о чем-то живо беседовали со своим офицером. Мы немедленно спрятались за деревьями и привели оба пулемета в боевую готовность, и Густав и я принялись стрелять в русских. Двое русских были сразу мертвы, а оставшихся мы взяли в плен. Мы узнали, что танки охраняли фланг советских войск и среди них был даже VB (передовой артиллерийский наблюдатель), который корректировал заградительный огонь русских.

То, что произошло потом, было для нас настоящим празднеством. Мы с опушки леса могли точно палить прямо по вражеским траншеям, насколько нам хватало сил. Вследствие этого наши части, наступление которых прежде приостановилось, снова пришли в движение, и полк смог захватить русские траншеи с совсем незначительными собственными потерями. Да – вот это и все, о чем там можно было доложить. За три захваченных танка и обстрел русских траншей Густав получил Рыцарский крест, а Вариас и я по Железному кресту первого класса, – так Фриц Хаманн завершил свой рассказ.

– Замечательное дело! – радуюсь я. – Но, собственно, ведь это было чистой случайностью, только потому что Густав потерял контакт с нашими пехотинцами, не так ли?

– Конечно! – подтверждает Вариас, – но после этого никто об этом не спрашивает, только успех имеет значение.

– А где теперь Густав? – спрашиваю я.

– Понятия не имею. С тех пор, как его вызвали к командиру полка для получения Рыцарского креста, его здесь больше никто не видел. Говорят, будто его повысили до унтер-офицера и теперь ему нужно пройти курс обучения. Больше о нем ничего не слышали.

К сожалению, я тоже больше не видел Густава. Мы все знаем, как это бывает, когда солдат получает Рыцарский крест. Он уже тогда не принадлежит самому себе, становится другим, превращается в знаменитость, в героя, в пример, который повсюду демонстрируют всем остальным. Я знал Густава, и я не думаю, что он был особенно рад тому, что из него сделали показательного героя. Он ведь точно знал, что он такой же храбрец и герой, что и все остальные, не больше и не меньше. Как рассказывал Фриц Хаманн, они после потери контакта с легким взводом просто поступили правильно: они начали стрелять по экипажам русских танков, прежде чем танкисты успели залезть в свои машины и перестрелять их самих своим огнем. Потом еще чистая удача, что они оказались на вражеском фланге и потому смогли стрелять оттуда по вражеским позициям, из-за чего полк смог захватить их с минимальными потерями. Русские наверняка очень громко ругались, когда по ним вдруг начали сильно стрелять как раз оттуда, где стояли их три танка, а их корректировщик управлял артиллерийским огнем. И Густав, который из-за поврежденной ноги только иногда мог участвовать в боях на передовой, как пулеметчик и временный командир пулеметного звена почти против своей воли превратился в героя. Но простым солдатам особенно тяжело с этой высокой наградой. Все видят в них не случайных героев, а бравых храбрецов, которые в любой ситуации без страха рвутся вперед.