«Вот сука! Так ведь и убить можно?» — проносится в мозгу.
Скривившись от боли, Сергей делает несколько шагов назад, увеличивая дистанцию эффективного применения травматики, и упирается спиной в выступающую каминную полку. Все, далее «увеличивать» некуда.
Окончательно съехавший с катушек антиквар стреляет в третий раз. Но явно спешит с выстрелом, и пуля зарывается в напольное ковровое покрытие в нескольких сантиметрах от коптевских ботинок.
«Нет, с этим ворошиловским стрелком надо что-то делать! Ей-богу, уроет на фиг, защищая свои баблосы! А если, не дай бог, в глаз попадет?»
Почему-то именно беспокойство за персональное зрение окончательно переполняет чашу терпения Сергея. Следя за Радецким, он наугад шарит на каминной полке, и первым, что подворачивается ему под руку, оказывается тяжелое пресс-папье…
После четвертого выстрела («ой, бля-а-а-а! больно-то как!») Коптев швыряет в стрелка каменный предмет. Рассчитывая не на меткое попадание, а на то, что Радецкий от неожиданности потеряет концентрацию и тем самым позволит сблизиться и выбить из руки оружие.
Вот только пресс-папье попадает старику аккурат в висок…
Буквально секунду спустя все то же подсознание услужливо подсказывает, что посуленный операми «пятерик за наркоту» удвоился. И это — еще при самых оптимистичных прогнозах…
…Заново переживающий события трагического вечера Коптев запнулся, закрыл ладонями лицо и тихо, мучительно застонал. В «спасенных» ценой человеческой жизни глазах выступили слезы.
Сидящие за столом мужчины понимающе молчали. В судьбах каждого из них, за исключением разве что Купцова, имела место быть схожая по драматизму военно-морская история. А персонально у Виктора Альбертовича — и не одна такая.
— На вот, Сережа. Махани! — после очень долгой паузы сочувственно предложил Петрухин.
Не глядя, Коптев принял стакан водки.
Залпом, не поперхнувшись, выпил.
— Ну, как ты?
— Спасибо.
— Было б за что. Продолжим?
Сергей молча кивнул, и Купцов снова втопил кнопку диктофона, доселе стоявшего на «деликатной» паузе…
…Пять минут спустя Коптев выходит из подъезда Радецкого, унося в сумке около двадцати пяти тысяч долларов и антикварно-оригинальное орудие убийства.
Здесь его нетерпеливо дожидается сидящий на скамеечке Бочаров. Он молча показывает глазами: дескать, иди туда, и Сергей покорно плетется в указанном направлении. Старлей, нервно озираясь, выдвигается следом…
Машины отстаиваются в соседнем дворе. Причем мужик из присоседившегося к ним «мерса» в данный момент находится в салоне «вольвы». Похоже, он и есть самый главный в этой троице. По крайней мере, именно он, безо всяких представлений и прелюдий напряженно вопрошает у забравшегося на заднее сидение Коптева:
— Как прошло?
Бледный, как минутами ранее виденная смерть, Сергей неопределенно пожимает плечами.
— Бабки! Бабки взял? — оскаливается алчно Пятов.
По-прежнему молча, Коптев достает из сумки деньги, уложенные в полиэтиленовый пакет.
Протягивает капитану.
— Здесь всё? Ничего не скрысил? Лучше сразу скажи! Все равно обшмонаем… Бля! Мужики, да тут на глазок — штук двадцать зелени. Если не больше.
— Да помолчи ты! — приказывает старший.
Он пристально всматривается в Сергея и, похоже, начинает о чем-то догадываться.
— Эй, паренек! Надеюсь, ты его там не слишком сильно пригасил? — Здесь Коптева начинает откровенно колотить, и незнакомец испуганно переспрашивает: — Э-э-э-э… слышь ты, уродец моральный! А ты его, часом, не того?
— Не знаю… Я не… Кажется…
— ЧТО?.. ЧТО ТЕБЕ КАЖЕТСЯ?!! ТЫ?!! ПЕРХОТЬ ТЫ ЛАГЕРНАЯ! ЧТО ТЕБЕ КАЖЕТСЯ?!! ТЕБЕ ЧТО ВЕЛЕНО БЫЛО?
— Он… он стрелял в меня… вот… видите? — Сергей намеревается задрать пуловер, дабы продемонстрировать полученные увечья. Но вовремя вспоминает, что пихнул под него «скрысенные» деньги.
— Твою дивизию! — скрипит зубами старший и отрывисто бросает Пятову. — Вылезай, приехали, бля!
Двое выбираются из машины, отходят в сторону и начинают эмоционально разбираться на «полуповышенных». О чем они говорят, Сергею, оставшемуся под приглядом Бочарова, не слышно. Да и это ему, пребывающему в состоянии глубочайшего шока, сейчас абсолютно безразлично.
Разговор продолжается минут пять-семь. После чего незнакомец громко хлопает дверцей своего «мерса» и уезжает. Пятов возвращается к машине и коротко бросает напарнику:
— Дай мне трубу!.. Да не свою, мудила! ТУ!
Бочаров протягивает капитану мобильник, и тот удаляется в направлении дома Радецкого…
— …Ага. Вот, значится, как трубочка Московцева на квартире очутилась.
— Ты что же хочешь сказать, Борисыч, что нашего Петюню «комитетчики» в подъезде отоварили? — поперхнулся удивлением Брюнет. — И они же, окончательно охренев в атаке, ее на место убийства подкинули?
— А ты до сих этого не понял, Витя? Неспроста ведь старший лейтенант Бочаров отлучался в адрес на Пестеля, откуда вернулся, по словам нашего Сережи, возбужденным и потным?
— Соглашусь с Димкой. Похоже, так оно и было, — хмуро кивнул Купцов. — Сначала они намеревались просто проучить Петра Николаевича при помощи Сережи и трубы. Но затем что-то в их планах резко поменялось, и тогда неприятную, но относительно несложную часть работы взял на себя Бочаров. А Сергея приберегли для более рискованного и более грязного дела.
— Парни! Я ни хрена не понял, — втиснулся в разговор господин ресторатор. — Если менты…
— Они не менты, — внес поправку Петрухин. — Они «следственные комитетчики».
— Да мне однохрентственно! Если они собрались подломить хату аниквара… что само по себе — полный пушнец… то на хрена перед этим было еще и Петюню урабатывать?
— А здесь, Геннадий Юрьевич, все предельно просто: имитация грабежа требовалась, чтобы забрать у Московцева трубку. Дабы антиквар не смог позвонить Петру Николаевичу и справиться за полномочия лже-нотариуса. Заодно и расписочку уничтожили. В качестве финальной, мелкой шкурочкой шлифовки.
— Судя по всему, изначальный план заключался в том, что очухавшийся после нападения Радецкий вызовет полицию и даст показания, что его ограбил человек, направленный к нему Московцевым, — озвучил предположение Купцов. — И в таком разе Петр Николаевич проходил бы в роли заказчика.
— А ничего, что самого Петюню как раз «незадолго до» отоварили в собственном подъезде? — «не сдавался» ресторатор.
— Ничего, — снова перехватил эстафету спора Петрухин. — Этот момент, при желании, отбивается на раз-два.
— И каким образом?
— Роковое стечение обстоятельств. Нападения наркотов на мирных граждан, увы, дело — и заурядное, и повседневное. Это раз. Равно как Петр Николаевич столь эффектным способом мог заблаговременно разработать и обеспечить себе алиби. Это два.
— Ни хрена себе алиби! Самому себе башку проломить? — усомнился Шепитько. — Неужто прокатило бы?
— Запросто. Подумаешь, башка? На войне «самострелы» конечности дырявили.
— Так то на войне. Там речь о жизни шла.
— А здесь — о деньгах. И немаленьких. Еще неизвестно — что по нынешнему обменному курсу дороже?
— Не знаю, как на «раз-два», но при «грамотном» ведении следствия и своевременной зачистке ненужных следов тема вполне могла прокатить, — вынес авторитетное суждение Купцов. — Другое дело, что, когда выяснилось, что стараниями Сергея антиквар испустил дух, «комитетчикам» пришлось снова корректировать сценарий. А именно — подбросив трубку на место убийство, убрать затем непосредственного исполнителя… Да-да, Сережа, в этой части я с Виктором Альбертовичем полностью солидарен… После чего примерить Петра Николаевича уже на другую роль — роль непосредственного убийцы.
— Тут как раз и башка его разбитая пригодилась, — развил мысль напарника Петрухин. — Встретились два партнера, повздорили, подрались, ну и… А что? Вполне себе банальная история. Ладно, что-то мы не в ту сторону отвлеклись. Сережа!