На самом деле работу выполняли пилоты-неотвязники Чжау Синя. Нау склонил голову к Синю:
– Отлично поработали, старший пилот.
Синь улыбнулся:
– Благодарю, сэр. Будет о чем детям рассказать.
Рейнольт проигнорировала замечание. Вызвала еще серию окон, показав виды с низкой орбиты в различных спектральных режимах.
– У нас с самого начала с анализом дела были плохи.
Они слышали запись разговора пары неотвязников. Ли был урожденный авральник, а другой голос говорил с акцентом Чжэн Хэ. Наверное, это Вэнь.
– Мы всегда знали, что у В(ы)ключенной масса и плотность, как у нормальной звезды класса G, но теперь получили карты высокого разрешения для внутренней температуры и плот…
Доктор Ли перебил его с типичной для неотвязников бесцеремонностью:
– …но нам нужны еще микроспутники! Ресурсы, будь они неладны. Нужно еще не меньше двухсот прямо на время Поджига.
Рейнольт поставила запись на паузу.
– Мы дали им еще сто микроспутников. – Всплыли новые окна. Ли с Вэнем сидят в Хаммерфесте после Поджига, без устали пререкаясь. Отчеты Рейнольт часто так выглядели: беспорядочные стопки картинок и таблиц с наложенной фоном звуковой дорожкой комментария.
Снова говорил Вэнь, голос его звучал устало:
– Даже Выключенная звезда обладает параметрами центральной плотности, типичными для класса G, но коллапса не происходит. Поверхностная турбулентность уходит не глубже десяти тысяч километров. Как? Как? Ну как это возможно?
Ли:
– И после Поджига внутренняя структура на глубине вроде бы не меняется.
– Мы не можем этого утверждать; мы не в состоянии подобраться так близко.
– Нет, она выглядит совершенно типично. У нас модели…
Голос Вэня снова изменился. Он заговорил быстрее, с явным раздражением, почти болезненным тоном:
– Столько данных, а загадки прежние. Я пять лет провел за изучением путей реакций и не продвинулся дальше астрономов Рассветной Эпохи. Должно что-то происходить в расширенном ядре, иначе коллапс оказался бы неминуем.
Другой неотвязник вроде бы обиделся:
– Разумеется, даже Выключенная звезда продолжает излучать, но излучает она нечто, после конверсии слабо взаимодействующее с обычной материей.
– Но что же? Что? И если такой процесс возможен, то почему вышележащие слои не коллапсируют?
– Да п’шта конверсия происходит у основания фотосферы, там-то и протекает коллапс! Етить твою налево, я же на твоих собственных программах это смоделировал!
– Не-а. Post hoc[7]. Ерунда. Ничем не лучше теорий ранних эпох.
– Но у меня данные есть!
– И что? Адиабаты у тебя…
Рейнольт отключила звук.
– Они целыми днями так спорят. По большей части на своем жаргоне; тесно связанная по работе пара фокусированных часто его вырабатывает.
Нау выпрямился в кресле.
– Если они только друг с другом способны общаться, толку мало. Вы их потеряли?
– Еще нет. Не обычным путем, по крайней мере. Доктор Вэнь так раздосадован, что стал рассматривать случайные внешние факторы. У нормального человека это может простимулировать творчество, но…
Брюгель с искренним наслаждением захихикал:
– Так что, твоя астробригада выронила мячик, да, Рейнольт?
Рейнольт даже не взглянула на Брюгеля.
– Заткнись, – сказала она.
Нау заметил, как коробейники оживились при этой перепалке. Ритсер – второй человек в иерархии авральников, очевидный садист, а Рейнольт себе позволяет его затыкать без церемоний. Интересно, когда коробейники просекут? Ритсер на миг помрачнел, потом осклабился еще шире, устроился в кресле и весело глянул на Нау. Анне продолжала глазом не моргнув:
– Вэнь отошел от проблемы, рассматривая ее во все более широком контексте. Поначалу он достиг некоторых успехов.
Голос Вэня вернулся, но тон оставался тем же, монотонно-нетерпеливым:
– Галактическая орбита В(ы)ключенной. Вот ключ.
В окне мигнул график предположительной орбиты В(ы)ключенной в Галактике – в предположении, что она не пересекалась с иными звездами. Анне его почерпнула из записей неотвязника. График уходил в прошлое на полмиллиарда лет. Типичная лепестковая диаграмма галозвезды. Каждые двести миллионов лет В(ы)ключенная ныряла в скрытое сердце Галактики. Потом вырывалась оттуда, устремляясь все дальше, пока звезды не редели и не начиналась межгалактическая тьма. Томас Нау астрономом не был, но знал, что у подвижных галозвезд стабильных планетных систем обычно не имеется, поэтому посещают их редко. Но это, уж конечно, наименьшая из странностей В(ы)ключенной.
Каким-то образом неотвязник Чжэн Хэ полностью зациклился на галактической орбите звезды.
– Это устройство – звездой оно быть не может – видело Сердце Всего. Снова, и снова, и снова… – Рейнольт промотала, по всей вероятности, длиннющую петлю рассуждений бедняги Вэня. Голос неотвязника на миг стал спокойней. – Вот ключи. На самом-то деле их много. Забудьте про физику; просто на кривую светимости взгляните. Двести пятнадцать лет из каждых двухсот пятидесяти оно излучает слабее коричневого карлика. – Окна в пандан словам Вэня перескакивали с одной концепции на другую, отображая коричневые карлики и графики осцилляций яркости В(ы)ключенной; с отдалением в прошлое те становились все резче. – Там происходит нечто невидимое для нас. Поджиг, потом график светимости примерно как у периодической квазиновой, и за несколько мегасекунд устанавливается спектр, который почти можно было бы объяснить излучением за счет термоядерных реакций в сердцевине звезды. А потом свет медленно гаснет и выключается совсем… или переходит в нечто, недоступное нашему восприятию. Это же вообще не звезда! Это магия. Магическая машина, только она поломалась. Готова побиться об заклад, когда-то она была генератором быстрых прямоугольных импульсов. Вот что это такое! Магия из сердца Галактики, но она сломалась, и мы ее не понимаем.
Аудиозапись внезапно выключилась, остервеневший калейдоскоп окошек Вэня застыл.
– Доктор Вэнь полностью зациклен на этих идеях уже десять мегасекунд, – сказала Рейнольт.
Нау знал, что последует дальше, но сделал озабоченную мину:
– И с чем мы остались?
– С доктором Ли все в порядке. Он вошел в обычный свой цикл, противоположный идеям Вэня, когда мы его изолировали от напарника. Но сейчас… гм, он зациклился на программах Чжэн Хэ по идентификации систем. Он построил невероятно сложную модель, соответствующую всем наблюдениям. – Еще картинки, новая теория субатомных частиц Ли. – Доктор Ли сделал вылазку на территорию, монополизированную было Хуньдэ Вэнем, но получил совсем иные результаты.
Голос Ли:
– Да-да! Из моей теории следует, что такие звезды возле черной дыры в центре Галактики должны быть довольно обычны. Очень-очень редко они взаимодействуют: сильно связанный взрыв. Остаток выбрасывает далеко-далеко из ядра. – Конечно, рассчитанная Ли траектория разлета идентична построенной Вэнем. – Можно подобрать все параметры. Мы не видим мигающих звезд за пылью в ядре; они не слишком ярки и очень быстры. Но раз в миллиард лет происходит такое вот асимметрическое разрушение, а за ним выброс. – Схемы гипотетического взрыва гипотетического разрушителя системы В(ы)ключенной. Предположительные схемы древней солнечной системы В(ы)ключенной; все заметено взрывом, кроме небольшого затененного участка на противоположной от разрушителя стороне орбиты.
Эзр Винь подался вперед:
– Господи, ему же почти все удалось объяснить!
– Да, – сказал Нау. – Даже синглетную природу планетной системы. – Он отвернулся от мешанины окон к Анне. – А вы что думаете?
Рейнольт пожала плечами:
– Кто знает? Поэтому-то, вахтмастер, нам и нужен несфокусированный специалист. Доктор Ли расставляет сети все шире. Это может быть симптомом классической ловушки всеохватного теоретизирования. А его теория частиц огромна; вполне возможно, что налицо шэнноновская тавтология[8]. – Она помолчала. Анне Рейнольт положительно не годилась в конферансье. Нау пришлось задать ей несколько вопросов, прежде чем последняя оболочка отвалилась с заготовленной Рейнольт бомбы. – Впрочем, теория частиц – одна из основных его специальностей. И у нее имеются некоторые полезные применения. Например, более быстрые ионные прямоточники.
