Она проснулась от нового чувства – холодного, рассудочного страха. Только теперь она увидела общий ход событий и поняла, как опасно ее положение. Ее окружали предатели и убийцы. Даже внутренний круг ее обороны оказался ненадежным и полным врагов. И это были могущественные дворяне – умные и командовавшие большими вооруженными отрядами.

«Я всегда знала, что Нокс – мой враг, – подумала она. – Нужно отдать ему должное: он с самого начала заявлял об этом. Но что бы он ни проповедовал, он не прятал кинжал под одеждой. Я могла пригласить его в свои покои, не опасаясь быть убитой.

Но Рутвен… Мортон… Дуглас… Первые имена в Шотландии! И мой брат, лорд Джеймс, самый знатный из них… как быстро он появился на сцене! Должно быть, он руководил их заговором из Англии. Одно несомненно: все это планировалось заранее, а не произошло внезапно. Это случилось за день до того, как парламент должен был покарать мятежников».

Мария почувствовала, что дрожит всем телом, и накинула сверху меховой плащ.

«Это от холода, а не от страха», – сказала она себе.

Снаружи завывал ветер, и небо затянула сплошная пелена мелкого дождя.

«Кому я могу доверять? Неужели Босуэлл остался единственным преданным лордом? Он никогда не отрекался от верности мне и поддерживал мою мать в борьбе с ее врагами».

– Хотелось бы мне сейчас иметь мои доспехи.

Мария услышала поблизости знакомый отталкивающий голос: Дарнли. Она устало повернула голову и увидела его, одиноко стоявшего посреди голого каменного зала. Это было место для грубых воинов, а не надушенных вельмож.

– Мои доспехи остались в Эдинбурге, – причитал он. – Как я могу идти в бой без доспехов?

Новые доспехи были его единственной радостью во время «гонки преследования».

– Одолжи у Босуэлла, – ответила она.

Дарнли вскинул голову и залился высоким блеющим смехом. Этот неприятный звук необычным эхом отдавался от неровной каменной кладки.

– Они будут мне малы, – надменно заявил он. – Я выше его.

– Я имела в виду местный арсенал, – так же надменно ответила она. – Там есть запасы доспехов, пороха и пушечных ядер.

– Ах, да, – он нерешительно огляделся. – Хорошо, я позабочусь об этом.

Она села в постели:

– Кто-нибудь уже прибыл?

– Граф Атолл привел с собой тысячу человек. Потом кавалерия Босуэлла…

– Да, прибыли настоящие шотландцы, – Босуэлл стоял у входа. Его коренастая фигура почти целиком заполняла дверной проем. – Я как раз собирался сообщить об этом.

– Сколько солдат? – спросила Мария и встала с постели.

– Несколько сотен. Они говорят, что Робсоны и Тейты уже в пути вместе с некоторыми из своих лучших людей, таких как Знатный Копейщик и Сокрушитель Черепов. Угадайте, как они получили такие прозвища?

Мария рассмеялась:

– Они могут сокрушить столько черепов, сколько понадобится, с моего благословения.

– Что за ужасное прославление насилия! – надувшись, произнес Дарнли.

– Их прозвища очень живописны, – продолжал Босуэлл. – Есть Проклятый Эски, Злопамятный Армстронг, Эллиот-Мужеложец и Армстронг Дикий Жеребец. Пожалуй, если вы отправитесь в Пограничье, они и вам дадут подходящее прозвище.

Дарнли повернулся и с оскорбленным видом вышел из комнаты.

– Да, – сказала Мария. – Они назовут его Трусливый Генри.

Она передернула плечами. Теперь, когда он ушел, воздух в комнате как будто стал чище.

– Вы отдохнули? – поинтересовался Босуэлл. – Вам обязательно нужно как следует отдохнуть.

– Что мы будем делать теперь? – спросила Мария. Она была готова поступить так, как он скажет.

– Мы будем ждать. Когда в Данбаре соберется достаточно людей, мы выступим против этих негодяев.

Через три дня в Данбаре собралось четыре тысячи человек, и весть об этом быстро распространилась по Эдинбургу. Босуэлл и Мария решили, что настало время покинуть Данбар и выступить на восток. Босуэлл возглавлял отряды пограничной стражи, а Мария – четыре роты профессиональной пехоты. В целом они заручились поддержкой семи графов и четырех лордов, и все больше людей присоединялось к ним на марше. Дарнли смог пробраться во главу войск лорда Сетона, как будто он командовал ими.

По мере приближения к Эдинбургу простолюдины толпами собирались на обочинах и радостно кричали. У самой границы города архиепископ Гамильтон приветствовал их от имени своего клана. Жители Эдинбурга хлынули наружу, чтобы сопровождать их в город. Босуэлл дал залп из полевой артиллерии.

– Солдаты! – прокричал он. – Вы будете расквартированы в городе.

Они не встретили никакого сопротивления. Пушечный залп оказался победным салютом, а не сигналом к началу битвы. Изменники бежали из города и уже сейчас двигались на юг, собираясь пересечь границу.

Мария вступила в город, оставленный ее врагами, под гул приветствий и во главе восьмитысячной армии. Она одержала победу, и Эдинбург принадлежал ей.

На следующий день она вместе с Тайным советом – за исключением Дарнли, который не выказал к этому никакого интереса, – приступила к наказанию преступников и восстановлению правительства. Все те, кто не принимал участия в убийстве, но оказался косвенно причастным к мятежу, были удалены от двора, в том числе граф Аргайл, Бойд, Мейтленд, Ротс и Киркалди, оставшийся в Англии. Мортона, Линдсея, Рутвена и Дугласов объявили вне закона вместе со всеми их сообщниками.

Но как поступить с Дарнли? Его нужно было удержать рядом с Марией, чтобы обеспечить законное рождение их общего ребенка. Вскоре нашлось решение: он поклянется в своей невиновности перед Тайным советом, и это заявление, очищающее его от вины, будет опубликовано повсеместно. И вот Дарнли с сияющим лицом поклялся в том, что не имел ничего общего с заговором и «никогда не советовал, не приказывал, не соглашался, не содействовал и не одобрял оного».

После этого он отправился в таверну напротив Маркет-Кросс, где было вывешено его подписанное заявление.

– Хорошо, очень хорошо! – бормотал он, салютуя кружкой сам себе.

Звук ножа Дарнли, лязгающего по тарелке, действовал Марии на нервы. Она ненавидела все, что связано с ним, любое напоминание о его существовании. Звуки, которые он издавал, пережевывая пищу и глотая вино, были ей отвратительны. Она заставляла себя смотреть на него и даже улыбаться. Он улыбался в ответ, изображая простака. Понимал ли он, насколько фальшивым выглядело выражение его лица?

«Теперь уже недолго, – подумала Мария. – Должно быть, он польщен и удовлетворен тем, что его признали отцом ребенка и оправдали в убийстве Риччио. Я сделала все возможное, чтобы умиротворить его: выпустила указ о его полной невиновности в заговоре и убийстве, держала его рядом с собой… все, кроме разрешения находиться в моей постели, – но, слава Богу, тут у меня есть оправдание, что врачи запрещают это».

Дарнли по-прежнему улыбался ей, склонив голову набок, как пес.

– Пойдем погуляем на бастионах, любовь моя? – спросил он.

Мария заставила себя встать и кивнуть. Она взяла его за руку, и вместе они медленно вышли во двор Эдинбургского замка.

Хилое майское солнце не могло согреть их. Мария послала слугу за плащом и воспользовалась необходимостью застегнуть его как предлогом для того, чтобы отпустить руку Дарнли. Когда они вышли из-под защиты стен внутреннего двора, свежий весенний ветер, задувавший от залива Форт, ударил им в лицо. Дарнли рассмеялся как ребенок и побежал к стене крепости, в то время как Мария неторопливо следовала за ним.

– Смотри, смотри! – воскликнул он, указывая на узоры, которые ветер создавал на поверхности озера Нор у подножия скалы, на которой стоял замок. Длинное узкое озеро, где топили тела жертв чумы, сегодня ярко блестело под солнцем, отражая голубовато-серое небо.

– Да-да, – сказала она, стараясь убрать из голоса любой намек на раздражение.

«Что за ребенок, – подумала она. – А я-то считала его мужчиной, поклялась быть ему верной и посадила на трон. Этот последний год… Нет, не нужно вспоминать. Это слишком больно».