Сегодня ты в Андовере. Завтра можешь оказаться где угодно. В жизни тебе будут выпадать времена, когда ты станешь водить знакомство с людьми, учившимися в Эксетере, Чоуэйте, Гочкиссе, Гротоне и иных учебных заведениях подобного пошиба. Эти люди будут обращаться к тебе как к равному и говорить с тобой фамильярно, как если бы ты разделял с ними общий запас опыта. Не позволяй вводить тебя в заблуждение. Андовер — это Андовер, а Эксетер — нет, как и ни один из этих людей не есть то, что он не есть.
На протяжении всей жизни ты должен всегда выбирать друзей с такой же разборчивостью, с какой выбираешь костюм, и неизменно помнить: не все, что блестит, золото.
С любовью, папа.
Нетли хранил эти письма из преданности отцу и нередко испытывал искушение бросить их возвышенные слова в пресыщенное лицо гедонистического старика, который, судя по всему, управлял римским публичным домом; бросить и тем самым надменно отвергнуть его пагубную, нечистоплотную аморальность, триумфально продемонстрировав, как на самом-то деле выглядит культурный, обаятельный, интеллигентный и утонченный человек, подобный его, Нетли, отцу. Удерживало Нетли лишь конфузливое, пугающее подозрение, что старику удастся, прибегнув к вредоносным, но убедительным словесным выкрутасам, унизить и отца, как удавалось ему унизить все, что Нетли почитал священным. Писем отца Нетли хранил многое множество. Из Андовера он перебрался, разумеется, в Гарвард — отец оказался на высоте и в этом случае.
Дорогой сын! (Писал его отец.)
Не будь первым из тех, на ком испытывают новое, и последним из тех, кто отказывается от старого. Это многосмысленное двустишие само собой пришло мне в голову несколько мгновений назад, когда я сидел в патио, слушая твою мать и концерт для кларнета Моцарта и намазывая на сухой хлебец «Мельба» мармелад «Кросс-энд-Блэкуэлл», — и я прервал завтрак, дабы сообщить его тебе, пока оно еще свежо в моем сознании. Запиши его в мозгу твоем, начертай на сердце и отчекань навеки на всех центрах твоей памяти, ибо совет, в нем содержащийся, столь же основателен, сколь и любые другие, когда-либо полученные тобой от меня.
Сегодня ты в Гарварде, старейшем из образовательных центров Соединенных Штатов Америки, и я отнюдь не уверен, что положение, занятое тобой, представляется тебе таким внушительным, каким должно представляться. Гарвард — это не просто хороший университет: Гарвард — это также хорошее место, где можно получить образование, буде ты решишь, что нуждаешься в его получении. Колумбийский университет, Нью-Йоркский университет и находящийся в нью-йоркском Сити Нью-Йоркский Сити-колледж суть также хорошие места, где можно получить образование, но как университеты они не столь хороши. Университеты, подобные Принстону, Йелю, Дартмуту и тем бунгало, из которых состоит комплекс Амхерст-Уильямс, не являются, разумеется, хорошими местами, где можно получить образование, и с Гарвардом им никогда не сравняться. Надеюсь, ты настолько разборчив в выборе тамошних знакомств, насколько того хотелось бы, как тебе известно, твоей матери и мне.
С любовью, папа.
P.S. Избегай запанибратского общения с католиками, цветными и евреями, какими бы преуспевающими, богатыми или влиятельными людьми ни были их родители. С другой стороны, китайцы, японцы, испанцы королевских кровей и мусульмане иностранного происхождения вполне допустимы.
P.P.S. Часто ли тебе удается полакомиться там орегано? (Ха-ха-ха!)
На первом курсе Нетли послушно вкусил орегано с продавщицей, официанткой, медицинской сестрой и школьной учительницей, а также — в двух отдельных случаях — с тремя другими девушками (в Скрантоне, штат Пенсильвания), однако особой тяги к пряностям он не испытывал, а приобщение к ним не наделило его иммунитетом, который помешал бы ему столь неблагоразумно влюбиться в тот самый миг, когда он впервые увидел плотненькую, медлительную, зевавшую, растрепанную шлюху, сидевшую голышом в комнате, заполненной игнорировавшими ее военнослужащими рядового состава. Если не считать этих, отчасти формальных и довольно скучных, экскурсий в сферу половой жизни, первый гарвардский год Нетли оказался пустым и тусклым. Он обзавелся несколькими друзьями, ограничиваясь, как ему было рекомендовано, знакомствами лишь с богатыми, принадлежавшими к епископальной и англиканской церквям студентами, предки которых происходили по прямой линии либо от союза Джона Олдена и Присциллы Маллинс, либо от тех, кто отличился в битве при Босуорте — на проигравшей ее стороне. Нетли провел немало одиноких часов, любовно поглаживая дорогие кожаные переплеты пяти книг, которые отец прислал ему, назвав их незаменимой основой любой основательной личной библиотеки. Таковыми были: «„Кузницы и горнила“ Пенсильвании»; «Каталог „Порсельянского клуба“ Гарвардского университета за 1941 год», «Генеалогическая и геральдическая история пэрства, баронетства и рыцарства», «Письма лорда Честерфилда к сыну» и составленная Фрэнсисом Пэлгрейвом «Золотая сокровищница» английской поэзии. Страницы этих книг для Нетли интереса не представляли, его зачаровывали их переплеты. Он часто ощущал одиночество и смутные, только начинавшие зарождаться в нем вожделения. Второй свой год в Гарварде он представлял себе без энтузиазма и радости. Его спасла разразившаяся, по счастью, война.
Дорогой сын! (Писал его отец, после того как Нетли добровольно вступил, чтобы избежать призыва в пехоту, в военно-воздушные силы.)
Ныне ты служишь высшему из призваний, какие посылает мужчине Провидение, — ты получил привилегию сражаться за свою страну. Держись, дерзай, веди игру![19] Я совершенно уверен в том, что ты не подведешь свою страну, семью и себя самого, исполняя благороднейший долг, каковой состоит в том, чтобы держаться, дерзать, вести игру и быть в этом первым.
Дома у нас новости только хорошие. Рынок оживился, в моду вошли контракты типа «издержки плюс шесть процентов» — самое полезное со времен появления международных картелей изобретение, дающее нам великолепную защиту от налога на сверхприбыль и возмутительного подоходного налога. Я получил от великолепного знатока и специалиста сведения, что Россия не сможет протянуть больше одной-двух недель, а после падения коммунизма Гитлер, Рузвельт, Муссолини, Черчилль, Махатма Ганди и император Японии заключат мир и будут навеки править миром на твердой деловой основе. Остается, впрочем, подождать и увидеть, не принимает ли он желаемое за действительное. (Ха-ха-ха!)
Я совершенно воспрянул духом, и оптимизм мой не знает границ. Гитлер дал нам именно те стимулы, в которых мы нуждались, чтобы вернуть американской экономике превосходное доброе здравие, каким она наслаждалась в чудесный четверг, предваривший Черную пятницу. Война, как ты, несомненно, понимаешь, предоставляет цивилизации великие возможности, одновременно бросая ей великий вызов. Именно во время войны нередко наживаются великие состояния. И именно между войнами экономические условия ухудшаются. Если бы человечеству удалось найти некие средства, позволяющие увеличить продолжительность войн и сократить интервалы между ними, мы навеки исцелились бы от наиболее фундаментального из всех недугов человечества — цикла деловой активности.
Лучший совет, какой может дать тебе любящий родитель в этот период серьезного национального кризиса, состоит в том, что ты должен всеми, какие у тебя найдутся, силами противиться вмешательству правительства в твои дела и насмерть сражаться за сохранение свободного предпринимательства — при условии, разумеется, что названное предпринимательство есть одно из тех, наибольшим числом акций коего ты располагаешь. (Ха-ха-ха!)
