— Ты можешь просто ответить на вопрос?

— Я нахожу его бестактным, — всё тем же безэмоциональным тоном указал Джейсон. — И поэтому не собираюсь отвечать.

— Джейсон, я не собираюсь тебя ни в чём обвинять. Да, я ревную тебя ко всем, кто тебя окружает, и даже к твоему прошлому. Может быть, мне станет легче, если я буду знать… Хоть что-то…

Дэниел встал из-за стола.

— Пожалуйста, мне надо это знать…

— Только один. И я был с ним всего один раз.

Дэниел провёл тыльной стороной ладони по щеке Джейсона:

— Я бы хотел стереть его из твоей памяти… Чтобы ты… только со мной…

— Я бы тоже хотел стереть его из памяти.

Джейсон провёл весь вечер в спальне в одиночестве — Астон, как это, впрочем, часто бывало, работал в кабинете. Когда он наконец поднялся наверх, Джейсон уже лежал в кровати и пытался заснуть. Астон тихо, стараясь не побеспокоить его, разделся и лёг рядом. Джейсон долго лежал без сна, по дыханию догадываясь, что Дэниел тоже не спит.

Астон уехал в офис даже раньше, чем Джейсон проснулся. Едва он вошёл в кабинет, как секретарь сообщила, что с ним хочет встретиться Эдер.

— Пусть приходит. У меня есть время до половины девятого.

Эдер явился незамедлительно и чуть ли не с порога спросил:

— Ну что, удалось что-нибудь разузнать?

Дэниел не стал переспрашивать, о чём идёт речь.

— Нет, ничего. Мы только… Лучше бы мы по-настоящему поссорились, чем это.

— Я не успел поговорить с тобой вчера, но есть одна проблема…

— С переносом поставок? Это Брайан, я уверен. Я бы с радостью убрал его из правления, но он мой родственник, и это только даст ему повод ещё громче кричать, что я захватил всю власть. Подумай, как нам выкрутиться, не трогая его.

— Нет, кроме этого. Относительно твоего… я имею в виду Коллинза.

— Опять? Мне кажется, мы всё обсуждали уже не раз.

— Нет, на этот раз другое. Я недавно разговаривал с охраной и прислугой, и мне не понравилось то, что они рассказали.

— Что им может не нравиться? — раздражённо спросил Астон. — Джейсон послушен, как ребёнок. Что им ещё от него надо?

— Согласен, иногда он как ребенок, но иногда — ты, возможно, этого и не знаешь — им от него достаётся. Он может общаться с ними вполне по-дружески, но может при необходимости поставить на место. Что интересно, за это ребята его уважают и говорят, что даже тебе есть чему у него поучиться.

— Я знаю, что они имеют в виду. Он, бывает, и со мной разговаривает, словно принц с крестьянином.

— Я с трудом представляю его в такой роли.

— Попробуй разозлить — увидишь. Так что там им не нравится?

— С ним что-то происходит в последнее время. С тех пор, как вы снова… Он не показывает тебе этого, но прислуга и охрана замечают. Он постоянно находится в подавленном состоянии, ничего не делает.

— Что он должен делать? Помогать им готовить?

— Ты, кажется, меня не понимаешь, Дэниел. Раньше, когда он оставался в доме в твоё отсутствие, он читал, что-то делал за ноутбуком, иногда разговаривал с Николсом, играл на рояле. Сейчас он ничего не делает, сидит и смотрит в одну точку, открывает книгу и смотрит на одну и ту же страницу часами, как будто ничего не видит. Я не думаю, что они следили за ним специально, но когда стали замечать эти странности, начали присматриваться. Они говорят, что в твоём присутствии он полностью меняется. Поэтому ты ничего не знаешь.

Дэниел встал с кресла и подошёл к окну.

— Мы не знаем, как он ведёт себя во время учёбы или у себя дома. За ним лишь иногда удаётся понаблюдать в кафе или на улице: с друзьями он тоже какой-то отстранённый, как будто находится в другом месте.

— И это продолжается с ноября?

— Да.

— Я должен подумать, Эдер. Я пока не знаю, что с этим делать.

— Я предупреждал тебя, Дэниел. Я говорил, что он не тот, кто может быть рядом с тобой и жить по твоим правилам. Ты сломал его.

— Ты ошибаешься. Он сильный, он даже сам не представляет, насколько он сильный. Возможно, ему нужно время, и всё это пройдёт само собой.

— Я бы не стал на это рассчитывать. Я сказал, что он не играет… Я был не совсем точен. Он садился за рояль три раза за всё это время и играл одну и ту же мелодию больше чем по два часа. Прислуга говорит, что от этого можно было с ума сойти. Они записали музыку на телефон, это «Gnossienne No. 1» Сати.

Дэниел сделал несколько шагов по кабинету:

— Я не знаю, Эдер. Я делаю для него всё, что могу, но… Что мне ещё сделать?

— Проблема в том, что ему ничего не нужно от тебя… И знаешь, я не думаю, что житейский совет от старого доброго Эдера поможет в этой ситуации.

— Извини… Я не хотел тебя втягивать в это. Это мои личные дела, и я справлюсь сам.

— Нет, я не имел в виду, что не желаю тебе помогать, — ответил Эдер. — Я хотел сказать, что я не специалист в таких вещах.

— Ты представляешь, что будет, если я хотя бы намекну, что ему нужна помощь специалиста? Я должен подумать над этим. Спасибо, что предупредил. Я не то чтобы совсем ничего не замечал, но не думал, что всё так плохо.

— Я не о нём забочусь, — резко ответил Эдер. — Я забочусь о тебе, и если мальчишка окончательно слетит с катушек…

Дэниел понимающе кивнул:

— Да, конечно, — он помолчал несколько секунд. — Тебе не кажется это несправедливым?

Эдер вопросительно взглянул на замершего у окна Астона. Тот продолжил:

— Мне никто не был нужен так сильно, и именно он оказался человеком, который… — Астон не договорил.

Когда Эдер ушёл, Дэниел долго не мог вернуться к делам. Он думал о том, как ему поступить. Он не мог отпустить Джейсона — из-за себя и из-за него. Он знал, что это не сделает Джейсона счастливее. Это было глупо: они любили друг друга, они были вместе, но один из них был несчастен.

Дэниел подумал о том, как легко было сделать счастливой Камиллу: знаки внимания, комплименты, подарки, забота — всё, что было ей нужно. Когда он пытался проанализировать свои чувства к ней, то понимал, что за это и любил её больше всего: за то, что мог исполнить её желания, сделать её счастливой, вызвать восхищение и любовь. Его любовь к ней была отражённым светом; ему доставляло удовольствие быть любимым и любить в ответ.

Сейчас всё было иначе. Эдер был прав: Джейсону ничего не нужно от него. Это совсем другая любовь.

В ней не было тёплого света, которым были пронизаны их с Камиллой чувства. Их с Джейсоном свет был холодным, ярким, жестоким, ослепляющим, неумолимым. Не светом солнца, пламени или лампы, а платоновской идеей света, тем абсолютным светом, который Бог в начале времён отделил от тьмы. Или нет… Это был свет ещё до отделения. Не свет, а тьма, скрывающая в себе готовый родиться свет.

Он никогда не мог понять Джейсона до конца, узнать, что же происходило внутри, в душе… Между ними была близость и понимание, несмотря на все ссоры, но Джейсон всё равно ускользал от него. Он знал, что сколько бы они ни пробыли вместе, он всегда будет стремиться к нему и никогда не познает. Как Ахиллес, который никак не догонит черепаху, он будет бесконечно приближаться к нему, но так и останется в одном мгновении от тайны, которой был для него Джейсон. И это тоже он любил в нём — непостижимость, неисчерпаемость, бесконечную глубину, которая уступами срывалась в безумие.

Джейсон сейчас стоял на одном из таких уступов, и Дэниел должен был придумать, как ему помочь. Мальчик не мог укрыться от него во внешнем мире, и он не позволит сбежать ему в свою внутреннюю тьму.

***

Джейсон отправился после занятий к Дэниелу и на пару часов закрылся в своём маленьком кабинете с учебниками.

Сегодня он наконец решился приехать в университет на своей машине. Он был далеко не единственным студентом, который водил дорогой автомобиль, но на него, несомненно, обратили внимание. С одной стороны, он бы предпочёл что-нибудь менее приметное, но с другой, отказаться от этой машины он бы уже не смог.

В шесть вечера позвонила мисс Вернье, одна из секретарей, и предупредила, что Астон задерживается на встрече, возможно, надолго. Джейсон поужинал в одиночестве. В восемь часов наконец явился Астон со стопкой документов, которые он не успел просмотреть в офисе из-за изменений в расписании. Джейсон зашёл к нему в кабинет поздороваться.