Судья и слышать не хочет о том, чтобы их отпустили.

А все-таки мне придется сказать ему правду насчет вас…

— Как можно позже, ладно? А что происходит вокруг?

— Конечно же журналисты! Мне придется дать им объяснения. Как мне назвать вас?

— Никакого имени! Незнакомец! У меня не обнаружили никаких документов…

Комиссар Дельвинь до сих пор не совсем успокоился. Он продолжал украдкой наблюдать за Мегрэ с тревогой, смешанной с восхищением.

— Ничего не понимаю!

— Я тоже!

— Можно подумать, что Графопулос приехал в Льеж только для того, чтобы его убили. Кстати, мне давно пора сообщить его семье. Завтра с утра пойду к греческому консулу.

Мегрэ взял свою мягкую шляпу. Он был готов идти.

— Не обращайтесь со мной слишком почтительно при журналистах, — напомнил он.

Дельвинь открыл дверь. В большом инспекторском кабинете они увидели полдюжины репортеров, окруживших человека, которого комиссар узнал.

Это был управляющий отелем «Модерн», он уже приходил сюда днем. Он пылко говорил с журналистами, которые записывали его слова. Вдруг обернулся, заметил Мегрэ и, густо покраснев от волнения, указал на него пальцем.

— Это он! Нет сомнения!

— Я знаю! Он только что признался в том, что остановился в вашем отеле.

— А также в том, что взял сундук?

Месье Дельвинь ничего не понял.

— Какой сундук?

Плетеный сундук, черт возьми! С такими слугами, которые у меня сейчас работают, я бы мог долго не заметить его исчезновения.

— В чем дело, объясните!

— Ну так вот! На каждом этаже гостиницы, в коридоре, стоит плетеный сундук для грязного белья. Как раз сейчас приехали из прачечной, и я заметил, что одного сундука не хватает: на четвертом этаже. Я спросил у горничной. По ее словам, она подумала, что его взяли в починку, потому что крышка там плохо закрывалась…

— А белье?

— Вот это-то самое странное! Белье, которое в нем было, обнаружено в сундуке третьего этажа.

— Вы уверены, что труп перенесли именно в вашем сундуке?

— Я только что был в морге, мне его показали.

Он тяжело дышал, не в силах себе представить, что эта история так близко его касается.

Но все-таки больше всех был взволнован комиссар Дельвинь, он даже не смел повернуться к Мегрэ. Он забыл о присутствии журналистов и о том, о чем они с ним договорились.

— Что вы на это скажете?

— Ничего не скажу, — невозмутимо ответил Мегрэ.

— Заметьте, — продолжал управляющий отелем «Модерн», — ведь он легко мог незаметно вынести сундук из гостиницы. Чтобы войти туда ночью, нужно позвонить, и швейцар управляет дверью, не вставая с постели. Но чтобы выйти, достаточно повернуть ручку двери.

Один из журналистов, у которого были способности к рисованию, сделал быстрый набросок с Мегрэ: он изобразил его с отвисшими щеками и с отнюдь не внушающим доверия лицом.

Месье Дельвинь провел рукой по волосам, пробормотав:

— Вернитесь на минутку в мой кабинет, ладно?

Он не знал, на чем остановить взгляд. Какой-то репортер спросил его:

— Он признался?

— Оставьте меня в покое!

А Мегрэ спокойно сказал:

— Предупреждаю вас, что я больше не буду отвечать ни на один вопрос…

— Жирар! Скажите, чтобы подали машину!

— А мне не надо подписать мое заявление? — спросил управляющий.

— Сейчас…

Царил беспорядок. Только Мегрэ невозмутимо курил трубку, оглядывая присутствующих одного за другим.

— Наручники? — спросил Жирар, возвращаясь в зал.

— Да… Нет… Проходите сюда, вы!..

Ему не терпелось поскорее очутиться в машине наедине с комиссаром.

Когда они ехали по безлюдным улицам, он почти умоляюще спросил:

— Что все это значит?

— Что?

— Да эта история с сундуком. В общем, управляющий обвиняет вас, намекая на то, что вы унесли из гостиницы плетеный сундук. Сундук, в котором нашли труп!

— Да, по-видимому, он намекал на это.

Это слово «намекал» звучало откровенной иронией после пылких утверждений управляющего.

— Это правда?

Вместо ответа Мегрэ стал рассуждать.

— Короче, сундук могли унести только или Графопулос, или я. Если его унес Графопулос, то согласитесь, что это удивительно! Человек, который несет куда-то свой собственный гроб!..

— Простите меня… Но сейчас, когда вы объявили мне, кто вы такой, я не подумал потребовать у вас… гм!.. доказательства.

Мегрэ стал рыться у себя в карманах. Скоро он протянул своему собеседнику значок, удостоверяющий его Должность комиссара.

— Да… Прошу прощения… Эта история с сундуком…

И, вдруг осмелев благодаря темноте, царившей в машине, он добавил:

— А вы знаете, даже если бы вы мне ничего не сказали, я вынужден был бы арестовать вас после недвусмысленного заявления этого человека.

— Разумеется!

— Вы ожидали этого обвинения?

— Я?.. Нет!

— И вы думаете, что Графопулос сам унес сундук?

— Пока я еще ничего не думаю!

Месье Дельвинь забился в угол и замолчал, раздраженный, с раскрасневшимися щеками. Когда они приехали в тюрьму, он быстро приступил к формальностям, требующимся при заключении арестованного, избегая смотреть Мегрэ в лицо.

На прощание он сказал только:

— Надзиратель вас отведет…

Впрочем, он тут же раскаялся в этом. Выйдя на улицу, он стал сомневаться, не слишком ли сухо обошелся со своим коллегой.

«Он сам просил меня обращаться с ним построже!

Да, но не наедине! А кроме того, это было до заявления управляющего отелем «Модерн». Он думает, что если он из Парижа, так ему дозволено смеяться над Дельвинем?

В таком случае, так ему и надо».

Жирар ждал его в кабинете, где он читал записи, продиктованные комиссаром Мегрэ.

— Дело продвигается! — с удовлетворением сказал он, когда появился его начальник.

— А! Это только кажется, что дело продвигается!

Он сказал это таким тоном, что Жирар вытаращил глаза.

— Но… этот арест… и сундук, который…

— Сундук, который… Ты еще говоришь об этом сундуке, который… соедини меня с телеграфом…

И когда это было выполнено, он продиктовал следующую телеграмму:

«Уголовная полиция. Париж.

Просьба срочно выслать подробное описание внешности и, если возможно, отпечатки пальцев комиссара Мегрэ.

Сыскная полиция, Льеж».

— Что это значит? — осмелился спросить Жирар.

Тут уж ему не поздоровилось. Комиссар Дельвинь свирепо посмотрел на него.

— Это ничего не значит, слышишь? Это значит, что мне надоели твои дурацкие вопросы!.. Это значит, я хочу, чтобы меня оставили в покое!.. Это значит…

И заметив, что гнев его смешон, он вдруг закончил одним словом:

— Дерьмо!

Потом он заперся в своем кабинете наедине с тринадцатью пунктами комиссара Мегрэ.

— Прекрати! — сказала толстая женщина, — шаловливо смеясь. — Нас увидят…

Она встала, подошла к окну, закрытому сетчатой занавеской, и спросила:

— Ты ждешь поезда на Брюссель?

Это происходило в маленьком кафе за вокзалом Гийемен. В помещении, довольно просторном, было чисто, светлые плитки пола вымыты, не жалея воды, столы тщательно отлакированы.

— Садись сюда! — прошептал мужчина, перед которым на столике стояла кружка пива.

— А ты будешь спокойно себя вести?

И женщина села, взяла его руку, которую он опустил на банкетку, и положила ее на стол.

— Ты коммивояжер?

— Почему ты так решила?

— Так… Сама не знаю… Нет! Если ты не успокоишься, я выйду на порог… Лучше скажи мне, что ты будешь пить? Пиво? Я выпью тоже.

Может быть, в этом кафе было что-то подозрительное как раз из-за царившей в нем чистоты, оно было больше похоже на частный дом, чем на публичное заведение.

Прилавок был крошечный, без насоса для пива, а за ним на полке стояло не больше двадцати стаканов. На столе у окна лежало какое-то шитье, в другом месте стояла корзинка с зелеными бобами, которые начали чистить.