Возвращался Найденов в тайгу усталый и мрачный. Наскучавшись, жена встречала его, осторожно заговаривала, ловила взгляды. Он выкладывал покупки, односложно отвечал, потом вдруг взрывался:
— Мужичье! За что берутся? Переделать мир? Еле отмылись… Что они понимают, Наташа? Мало, мало я ставил их к стенке! Мало!
Жена умолкала, становилась задумчивой, взгляд тускнел. Ее тонкие пальцы тихонько касались конфетных этикеток с непривычными названиями фабрик «Красный пролетарий», «Большевичка», «Коминтерн», перебирала отрезы ситца, газетные страницы с непонятными лозунгами. А Найденов продолжал выискивать в газетах свое, убеждал жену, что в мире все идет к каким-то огромным изменениям, и они будут явно не в пользу большевиков: Советский Союз один на всей планете. Сторонников у него нет. Большевики не настолько окрепли, чтобы противостоять всем мировым державам, силы которых растут с впечатляющей быстротой. Здесь, на Востоке, милитаристская Япония, в Италии пришел к власти фашист Муссолини, в Германии — Гитлер. Эти страны вооружаются, и Гитлер вряд ли будет ходить в обнимку со Сталиным. Не испытывают любви к большевикам ни Англия, ни Франция, ни Америка. У поляков, румын свои территориальные счеты с красными. Уцелевшие силы русского белого движения в эмиграции, наверное, учли горькие уроки прошлого. Земной шар сейчас похож на колоссальную мину с часовым механизмом. Стрелки часов этой мины неумолимо приближаются к исторической вехе, и эта веха во времени находится не так уж далеко!
Наташа молча слушала и, кажется, соглашалась с ним, но все чаще эти пламенные речи при свете тусклой, оплывающей свечки казались ей бредом. Она страшно устала от одинокой жизни в зимовье. Муж никогда не брал ее с собой ни в Пермское, ни позже — на стройку. Он всячески внушал ей, что выходить на люди опасно, что его-то принимают за бобыля-таежника, а вот когда заприметят с женщиной, то могут ненароком и поинтересоваться однажды: кто они такие и откуда? Он говорил так, а сам знал, что опасался другого, в чем боялся признаться даже самому себе.
Недавно, поймав Наташин умоляющий, отчаянный взгляд, Найденов понял, что эта весна может стать для нее последней. Ему стало жутко. Он боялся даже мысли об одиночестве, но видел, как таяла и чахла на глазах Наташа, и не смог устоять, когда она робко, без всякой надежды проговорила: «Вася… можно с тобой в город, а? Всего один раз, один-разъединственный… И больше уже все, не буду. Вася…»
— Ну ладно, — сказал Найденов после глубокого раздумья. — Завтра.
У жены на щеках проступил румянец и вырвался глубокий вздох.
И вот теперь с утра шли они по тайге в сторону Комсомольска и остановились на ночевку. Жена спала, а Найденов сидел, поддерживая огонь костра. Утром они позавтракают и по равнине тронутся в путь. Это будет уже первое мая 1937 года. В городе праздник, и надо успеть на него. Он не случайно выбрал, этот день: в праздничной сутолоке легче затеряться, больше шансов остаться незамеченными. В этом он убедился давно, еще в тридцать третьем году, когда случайно оказался свидетелем закладки судостроительного завода.
Он помнит тот солнечный июньский день, когда и леса, и небо, и все было наполнено жизнью, свежими запахами листвы, безмятежным пением птиц. Он и раньше видел праздники в новом городе, но в тот день все было необычно. Найденов смешался с толпой, постарался подойти как можно ближе к трибуне. Это ему удалось не без труда. В час дня у трибуны появились руководители стройки. И здесь Найденов впервые увидел командарма Блюхера. Он был так близко, что Найденов мог, почти не целясь, убить его из пистолета. Но пистолета не было. Впрочем, если бы и был, он вряд ли стал бы теперь стрелять, ибо это уже ничего не могло изменить, стало бы только причиной гибели самого Найденова, а значит, и Наташи. Он мог только пристально вглядываться в крупное, полноватое лицо командарма, словно собираясь запомнить на долгие годы. Глухая злоба, чувство собственного бессилия и одиночества давили грудь.
Митинг закончился, и толпы людей устремились нестройными колоннами к берегу Силинского озера. Словно увлекаемый бурным потоком, пошел туда и Найденов. Ему совсем не была интересна эта закладка. Найденова поражала какая-то необъяснимая монолитность огромной толпы, те незримые нити, которые связывали этих людей. И он начинал смутно понимать, почему так было трудно сражаться в двадцатых годах с полками Блюхера. Эти люди твердо знали, чего хотят, — и перекраивали мир по-своему.
С тех пор прошло четыре года. И за эти четыре года многое изменилось в Комсомольске.
Только жизнь Найденова не менялась. Более того — теперь он страшился перемен. О будущем он старался не думать, предпочитал оглядываться на прошлое, терзая себя этими воспоминаниями, но не в силах отказаться от них.
Какой огромной лавиной обрушились на них события вскоре после того, как они обвенчались с Наташей! Как все стало потом рушиться, ломаться, крошиться, словно в гигантской мельнице, и казалось, что не будет конца жестоким ударам судьбы и тяжким испытаниям, думал Найденов.
Они праздновали свадьбу в особняке Ариадны Федоровны. В числе почетных гостей на ужине был и полковник Уорд. А потом Найденов уехал со своим полком, когда красным удалось расчленить группировки Каппеля и Войцеховского, оттеснив одну на Северный Урал, а другую в казахские степи, и большевики устремились в Сибирь. Вскоре красные захватили Омск. Об этом Найденов узнал уже далеко за Иркутском, медленно продвигаясь на восток в одном из эшелонов штаба дивизии. Где-то впереди на сотню километров ехала со своим госпиталем Наташа.
Трудно было представить что-то кошмарней, чем путь от Омска до Иркутска. Это была поистине дорога смерти. В Сибири хозяйничали партизаны. Они устраивали засады, разбирали пути, выводили из строя мосты, нападали на железнодорожные станции. Начальнику Омского гарнизона генералу Матковскому все трудней и трудней становилось пресекать действия этой народной армии, хотя ему были даны лучшие белогвардейские части, и одну из карательных групп — 43-й и 46-й полки, полк егерей и полк голубых улан — возглавлял он сам. Еще одна группа, в состав которой входили полк черных гусар, казачий полк, группа атамана Анненкова и другие части были объединены под командованием генерала Евтина. По алтайской дороге беспрерывно курсировали бронепоезда «Степняк», «Сокол» и «Туркестан». Но, несмотря на это, партизаны день ото дня наращивали силу своих ударов и однажды чуть не захватили в плен самого генерала Матковского, который лишь чудом спасся на автомобиле.
Уходящие из Омска поезда продвигались от станции к станции чрезвычайно медленно, потому что движение шло только по одной левой колее. Правая же на всем протяжении от Омска до Новониколаевска была сплошь забита стоящими друг за другом эшелонами. Одни из них были загружены оборудованием, вывезенным с уральских заводов, другие — оружием, боеприпасами, в третьих лежали трупы, сложенные в товарных вагонах и на открытых платформах аккуратно, как штабеля дров. Это были умершие от ран и тифа солдаты армии Колчака, беженцы, не выдержавшие тягот трудной дороги. Эти эшелоны стояли на всем пути от Омска до Новониколаевска вереницей — от горизонта до горизонта… Всех, кто умирал или заболевал тифом в поездах, идущих на восток по левой колее, солдаты-санитары или беженцы перегружали во время остановок в эти мертвушки на колесах. С пленными красноармейцами, партизанами, всеми сторонниками Советской власти вообще не церемонились. Их везли в вагонах смерти и по пути кололи штыками, рубили шашками, стреляли и выкидывали прямо на насыпь. Это было жуткое зрелище — бессчетное число изуродованных, скрюченных трупов, встречавшихся на всем огромном пути от Омска до Новониколаевска. Но потом Найденов привык, стал равнодушно смотреть на мертвецов и даже не замечал их.
Трупы лежали в эшелонах по правой колее, а живые: отступающие полки, дивизии, корпуса, солдаты, офицеры, генералы, купцы, князья, промышленники, шулера, адвокаты, попы, актеры, владельцы лавок, бань, публичных домов, семейные, холостые — вся разноликая, огромная людская река ринулась, как по руслу, по одной-единственной колее на восток, и это русло не могло вместить в себя весь поток сразу. Возникали пробки, заторы, задержки, вспыхивали ожесточенные споры, драки, даже бои за право уехать раньше других.
