Адамс попытался представить себе, как он выглядит в глазах девушки. Он был не слишком высок, не слишком низок, силен и коренаст. Со своими густыми белокурыми волосами, темно-голубыми глазами и загорелым лицом он мог понравиться девушке, у которой в этот момент не было других поклонников. А вот согласится ли когда-нибудь на их брак Смит, уже другой вопрос. Но мало ли было на свете девиц, которые, преодолев всякое сопротивление близких, сумели настоять на своем и выйти за своего избранника? Хрупкая и бледная, Кейт тем не менее не казалась ни глупой, ни слабой. От пустой болтовни еще можно будет отучить ее потом, когда они поженятся. Так почему же нет? И разве не должен он, как исполняющий обязанности коменданта пограничного поста, хоть сколько-то позаботиться о молодой даме? В таких размышлениях Адамс не видел ничего дурного. Разве мог крестьянин вступить в брак, не рассчитывая получить за невестой деньги и имущество? О помолвке Кейт и лейтенанта Роуча он и не подозревал.

Потому-то светловолосый Адамс составил девушке компанию.

– Да, со старым домом точно связана история, – произнес он, развивая выбранную ею тему, – и история страшная. Я когда-нибудь поведаю ее вам, вечером, при свете лампы, если найдется время. В этом доме я познакомился с индейцем, который сегодня так восхитил вас верховыми трюками. Вы же его видели?

Кейт кивнула:

– И не впервые. Он был среди тех, кто напал на колонну.

Адамс резко обернулся к девушке:

– И правда, вы же при этом были! Вы уже все рассказали отцу?

– Он меня не расспрашивал.

– Настоящий военный! Ни за что не хочет слушать женщин! Но тогда расскажите мне. Вы узнали вождя во время налета?

Кейт сообщила все, что запомнила.

– Да что же вы молчали! – воскликнул Адамс. – Это все непременно должен услышать майор. А что касается меня… Выходит, со вчерашней ночи, после гибели Тома, только мы с Красным Лисом остались в живых…

– …Из тех, кто был там в ту ночь убийства, – закончила за него Кейт.

– Что вы об этом знаете?

– То, что рассказал мне Том.

– Он рассказал вам об этом! Значит, я буду немногословен. Мы стоим перед тем самым домом, где произошло убийство. Представьте себе, мисс Кейт: вечер, темно, вот этот старый блокгауз, что перед нами, внутри освещен только смоляными факелами. Представьте себе: там собрались сплошь лихие, отчаянные малые, трубочный дым так и застит глаза, и бренди разит так, что даже у двери не продохнуть. А слева, позади, на старой длинной скамье, вы увидите меня, Адама Адамсона. Именно там я сидел два года тому назад, наивный, уповая на перемены, мечтая о лучшей жизни. А за старым столом посреди комнаты расположился Топ, или Маттотаупа, как его называли по-индейски. Он пил, играл и проигрывал. Он совершенно опустился. Виной тому был бренди, им-то и погубил Топа Красный Лис. Разглядывая тогда Топа, я вдруг заметил, что кто-то опустился на скамью рядом со мной, и, присмотревшись, понял, что это молодой индеец. Это был Харри, сын Топа. Он не выпил ни капли, заплатил карточные долги отца и снова вышел. Мне тоже сделалось невмоготу в этой беспутной компании. Я вышел из дому на свежий воздух. Неподалеку я увидел Харри: одинокий, он замер неподвижно и беззвучно, как тень. Когда я хотел вернуться, он двинулся за мной. Я распахнул дверь, заглянул в освещенную комнату и окаменел. Я стоял здесь, на этом самом месте, где сейчас стоим мы с вами. На глазах у меня произошло убийство. Красный Лис ударил Маттотаупу ножом в грудь. За моей спиной стоял Харри, сын Маттотаупы. Когда я обернулся, оказалось, что он исчез, словно его поглотила ночь.

– Вы стояли здесь, на этом самом месте, – тихо повторила Кейт.

Потом она спросила:

– Как же могла случиться такая трагедия?

– Маттотаупу изгнали из племени, потому что он, по слухам, напившись, выдал бледнолицым тайну, где залегает в горах золото, а когда стал настаивать, что невиновен, его сын поверил ему и последовал за ним, хотя ему в ту пору едва исполнилось двенадцать. Целых десять лет скитались изгнанники, перебираясь с места на место, и носили у нас имена Топ и Харри. И только в ночь убийства Топ узнал, что действительно совершил предательство, по крайней мере отчасти. Красный Лис хотел заставить его выдать тайну до конца. Краснокожий отказался и бросился на Красного Лиса с дубинкой. Однако Лис опередил его, ударив ножом, и на подмогу ему кинулись его пособники. Маттотаупа погиб. А Харри вернулся к своим сородичам и стал воином и вождем Медвежьего племени. Он потерял отца и десять лет жизни. Судью, который призвал бы к ответу убийц его отца, ему не найти. Кто станет упрекать его в том, что он взял месть в свои руки?

Кейт заглянула внутрь дома.

– Странно…

Она запнулась.

– Что «странно», мисс Кейт?

– Да так, вспомнилось, – смущенно сказала Кейт. – В детстве, в Миннеаполисе, я однажды видела индейского вождя и его маленького сына, и мальчика звали Харри.

– Может быть, эти двое и вправду были Топом и Харри. За десять лет они где только не побывали, от Платта на юге до верховьев Миссури на севере. Мой отец, Томас и Тео тоже их знали. Некоторое время Топ и Харри прожили среди индейцев племени черноногих. Там-то Томас и Тео с ними и познакомились, когда Харри Токей Ито было лет двенадцать-тринадцать, и как послушаешь Томаса, веришь, что Харри ему до сих пор и вправду по душе. Позднее Топ и Харри служили разведчиками на строительстве «Юнион-Пасифик»; кто знает, как они еще зарабатывали на жизнь. Так или иначе, сегодня Харри Токей Ито – величайший воин на землях между Платтом и Черными холмами. Но не бойтесь. При свете дня краснокожие не нападают. Тут вы в безопасности, как в лоне Авраамовом.

– Хорошее утешение, нечего сказать, – саркастически произнесла Кейт. – До наступления ночи осталось всего несколько часов, а за темноту вы уже не ручаетесь, ведь так?

– Блокгаузы построены надежно, мисс, особенно вот этот старый. Не беспокойтесь, мы будем беречь вас как зеницу ока!

– Прошлой ночью конвой колонны мне тоже это обещал.

– И теперь, после всего, что пережили, вы мне не доверяете?

– Мой отец поручил вам меня оберегать, Адамс! Кстати, я не понимаю, почему дакота относятся к нам столь враждебно. Мой отец говорит, что мы предложили им хорошие земли, где они могли бы поселиться и научиться чему-нибудь. Но они никак не желают образумиться.

– Земли мы им предложили скудные и неплодородные, и почему бы им образумиться, мисс Кейт? Свободное существование в бескрайних прериях ведь куда лучше. Да, мне тоже казалось, что краснокожие не живут, а прозябают. Но, в сущности, им повезло больше, чем нам. Я бы тоже не отказался быть воином и охотником, дома только и делать, что валяться на шкуре, да еще бы мне прислуживала и угождала скво…

– Выходит, женщины существуют, чтобы прислуживать и угождать, да, Адамс?

– Не женщины, а краснокожие скво.

Этот ответ снова успокоил Кейт. Но вдруг она отпрянула от входа.

– Адамс! У вас завелись крысы?

– А почему вы спрашиваете?

– Там, внутри, что-то зашевелилось. И заскреблось.

Адамс вгляделся сквозь дверной проем в полусумрак старого сруба. Отдельные столы стояли так же, как два года тому назад, во времена Бена. У стены виднелась все та же длинная скамья. На полу были разбросаны одеяла, а в дальней половине комнаты – тюки сена. В задней стене была прорезана дверь, которая вела в маленькую пристройку, служившую форту одновременно арсеналом и кладовой.

– Заскреблось? Не иначе как мыши, мисс. Единственная крыса, которая здесь водится, – это я сам. Крыса с севера, с Миссури…

– Издалека же вы сюда перебрались! Выходит, вы повидали немало, и я заранее жду не дождусь того вечера, когда вы мне еще поведаете о своих приключениях. А теперь, пожалуйста, ответьте мне еще на один вопрос: что вы думаете о Тобиасе, прикованном к столбу? Он точно нас предал?

– Не думаю, да и майор, в сущности, тоже так не думает, а то бы мы этого индейца давным-давно пристрелили. Его наказывают только за то, что он никак не хочет приучаться к дисциплине и на вопрос, поставленный по-военному, не отвечает по-военному.