— За ним! — бросил на ходу мальчишка, стряхивая с запястий веревки.
— Зачем?! Он убьет тебя!!!
Но друг его, не отвечая — ибо не мог объяснить даже самому себе, зачем бежал за самым ненавистным человеком на земле — уже несся по еле видной тропинке к воротам рудника.
Когда он догнал гардекора, то увидел карету, запряженную четверкой широкогрудых вороных. Правда, в упряжке их оставалось только трое: на его глазах Тигр вскочил на четвертого, с обрезанными постромками.
— Я с вами!!! — Найз бросился наперерез и, видя, что всадник делает маневр, чтобы объехать его, отчаянно выкрикнул: — Я знаю, как доехать через холмы до Летнего дворца! Мы туда работать бегаем!
Ни говоря ни слова, гардекор ловко наклонился, ухватил мальчика за шкирку, поднял одним рывком и водрузил перед собой.
— Найз!!! Я с тобой!!! — донесся сзади вопль Аника. — Стой!!!
К удивлению Найза, Тигр хмыкнул под нос: «Няньку нашли…» — и повторил трюк с ловлей проводника за воротник — только опустил у себя за спиной.
— Держитесь, за что можете, — коротко приказал он. — Поскачем быстро.
— Но ведь темно! — воскликнул Найз.
— Значит, нам повезет, и мы заблудимся или сломаем шеи, — хмыкнул Фалько и ударил кобылу пятками в бока. — Пошла, хорошая!..
* * *
Сначала лошадь рысила по еле заметной тропе, которую, как думали песчаные воробьи, кроме них никто не знал. Потом, когда до дворца оставалось совсем немного, рысь замедлилась до шага.
— Куда теперь? — было первыми словами гардекора с тех пор, как они покинули рудник.
Найз судорожно хватанул ртом воздух и засипел в такт лошадиной поступи, изо всех оставшихся сил жалея, что никто ему раньше не сказал всю правду о верховой езде:
— Ле…вее… На… тот… кипарис… держать… Дорога… там… Ворота… дальше…
Фалько молча пришпорил кобылу. Мальчишка охнул, и страдальческим эхом из-за спины гардекора отозвался его друг.
На дорогу, ведущую к задним воротам, они выехали минуты через три и тут же остановились. Лошадь устало склонила голову, тяжело дыша и поводя боками.
— Налево… — просипел мальчик, не зная, сочувствовать ей или радоваться, что не ему одному так плохо от этой поездки.
Гардекор в ответ хмыкнул:
— Приехали, слезайте.
— Но до ворот… еще с полдистанта! — натужно пискнул из-за спины Аник.
— Через ворота ходят господа и рабы, — усмехнулся Фалько. — А воины ночи — через забор.
— Но там же охраны куча! — испугался Найз.
— И это радует, — с неожиданной серьезностью ответил гардекор, бережно ссадил пассажиров и соскочил на землю сам.
Мальчики, едва оказавшись на твердой поверхности, словно танцоры хорошо отрепетированного балета дружно опустились на землю.
— Кости Радетеля… — простонал Аник, прижимая ладони к пострадавшим местам. — Чтоб я еще сел на это орудие пытки!.. Найз, когда в следующий раз мы будем играть, и ты предложишь мне коня… я тебе отвешу такой пендель… хоть ты и Фалько, а я — Амза…
Тигр и Найз резко обернулись, и под их пронзительными взглядами Аник втянул голову в плечи и прикусил язык.
— Подумать только… В Фалько играют дети, — качая головой, произнес гардекор с таким выражением лица, будто не мог решить, отвратительно это или смешно.
— Он был герой! — задохнувшись от жгучей волны ненависти, прорычал сквозь зубы Найз.
— Он был… — будто не замечая враждебности, начал Фалько, но тут же закончил с кривой усмешкой: — Он был. И этого достаточно. Для всех. А теперь — тс-с-с!
По знаку его руки друзья замерли и прислушались.
Это была далеко не первая их вылазка в Летний во время королевского приема и, как всегда, они ожидали услышать музыку, смех, пение, веселые голоса, грохот хлопушек и фейерверков, кокетливый визг дам, притворявшихся напуганными внезапными громкими звуками и вспышками света… К удивлению их и тревоге из-за ограды сейчас не доносилось ни звука, будто ночь над парком была иная, нежели над всем остальным Эрегором — жирная, жадная, ненасытная, пожравшая все признаки живого, даже птичьи голоса и стрекот цикад, и накрывшая своей отяжелевшей утробой целый дворец — навечно. Внезапно Найз понял, чт
о
взрослые подразумевали, говоря «тихий ужас». Именно это. Когда в разгар королевского увеселения тишину нарушал лишь одинокий шелест листвы.
Со стороны парка налетел порыв ветра, и ноздрей их коснулся едва уловимый запах чего-то тошнотворного, будто жгли перья, обвалянные в смоле. Найз, исподтишка не сводивший глаз со своего поверженного кумира, увидел, как лицо Тигра закаменело и стало бледнее лунного света.
«Струсил, струсил, струсил!!! Кот облезлый! Хвост поджал! Тени своей испугался!» — со странной смесью горечи и презрения взвыло всё существо мальчика, и неожиданно словно нож в сердце повернули: Фалько — струсил!..
«Это не Фалько, Фалько погиб смертью храбрых, Фалько больше нет и никогда не будет!» — яростно вспыхнуло в мозгу, заглушая все остальные чувства. — «Это Тигр! Гельтанский вор и бандит!»
И тут же необъяснимо, но с невероятной силой ему захотелось, чтобы из-за забора появилось нечто, разогнавшее королевский праздник, и разорвало гардекора, или напугало так, чтобы он, спотыкаясь и падая, с воплями побежал в кусты, или заставило броситься на колени, вымаливая пощаду — а уже потом разорвало… Потому что продажный мерзавец Тигр, трус и мародер, занявший место героя, походя укравший его лицо, его привычки, его жизнь, не заслуживал другой участи. Настоящий Фалько пал в той схватке в Лесном замке, изрубленный вражескими мечами. Тот, кто этой ночью убивал беззащитных людей из-за денег и мести, мог быть кем угодно — только не его идеалом, кумиром сотен тысяч эрегорцев. Нет, обожание и восхищение тем Фалько, капитаном Бессмертных, давшим отчаянный бой гвардии Симарона, зная, что обречен, в душе его не угасло ничуть. Но именно поэтому при каждом взгляде на Тигра он заново чувствовал себя брошенным и преданным, и ненависть к нему, человеку, убившему Фалько, вспыхивала с новой силой. А с ней — желание доказать, что подлый гардекор не имел ничего общего с капитаном Бессмертных. Доказать всему миру, Анику, дяде Лимбе, но прежде всего…
— …себе… Что там… случилось? — пробился сквозь морок обиды и ненависти дрожащий шепот Аника.
— Кажется, праздник отменили, — пробормотал Фалько.
Найз сконфуженно моргнул, не понимая, отвлекся ли он на секунду или на несколько минут, и впился неприязненным взглядом в лицо гардекора.
«Страшно, да? Ну, давай, беги отсюда! Просто так беги, чт
о
тебе какая-то мелочь под ногами! Хотя ты же любишь выглядеть героем! Значит, соври нам! Наплети чего-нибудь! Оправдайся!»
Гардекор выдохнул, поджимая губы, и глаза его блеснули холодным сосредоточенным светом хищника, выходившего на тропу охоты:
— Мне нужно, чтобы один из вас немедленно скакал в город и нашел капитана королевской гвардии. Второй пойдет со мной в парк проводником. Я отпущу его сразу, как смогу, и буду защищать его… тоже как смогу. Но если вы оба захотите вернуться в Рэйтаду… — Фалько обвел мальчиков серьезным взглядом, — то будете тысячу раз правы.
— И что мы должны сказать капитану? — хмуро спросил Найз.
— Я знаю… знавал… капитана Дагона, — не отвечая, как показалось друзьям, на вопрос, медленно, будто взвешивая каждое слово, проговорил гардекор. — Он — один из Бессмертных. Кажется, вы их так называете. Скажите ему… Скажите, что из парка Летнего дворца пахнет жжеными перьями и смолой. И что ему нужно спешить.
— Но нас к капитану и близко не подпустят! — жалобно воскликнул Аник. — Кто мы такие! Нас на воротах даже слушать не станут!
— Тогда пострадает много людей, — тихо произнес Фалько.
— Много?.. — побледнел рыжий мальчик.
— Или очень много, — уточнил он и обвел жестким взглядом мальчишек: — Зависит от вас.
— Хорошо, мы найдем! Мы скажем! — пылко закивал Аник. — Мы уже бежим! Скачем, то есть! Мы прорвемся! Найз, ноги в руки, дуем отсюда!