Приведем еще один пример. Фальстаф начинает фразу:
Знаешь, душенька…
Акт I, сцена 2, строка 23
[79] Слово «marry» — обычное для Елизаветинской эпохи обращение друг к другу, которым в наши дни не пользуются. Поначалу кажется, что оно лишено смысла. Однако на самом деле это сильно сокращенное выражение «клянусь Девой Марией» («by the Virgin Магу»), аналогичное выражению «dear me», которое является искаженным итальянским dio mio, то есть «боже мой». Такие клятвы считались в порядочном обществе чем-то вроде обеззараживающего средства, которое применяли перед тем, как вступить в диалог с уважаемым человеком.
«…Старина»
Один из этих выпадов и контрвыпадов представляет особый интерес. Спасаясь от острот принца Гарри, Фальстаф пытается сменить тему и ни с того ни с сего заговаривает о трактирщицах:
А скажи, разве моя трактирщица не сладкая бабенка?
Акт I, сцена 2, строки 41–42
Принц Хэл живо реагирует:
Настоящий мед, старина. А скажи, разве не сладкая штука куртка из буйволовой кожи?
Акт I, сцена 2, строки 43–45
[80] Применяя известную поговорку (мед из Гиблы, города в Малой Азии, с древнейших времен считался самым сладким на свете), Хэл соглашается с Фальстафом, но тут же наносит следующий укол. Замок — это известный лондонский публичный дом; тем самым принц намекает на наклонности Фальстафа. Игра словами была бы еще более тонкой, если бы Шекспир сохранил первоначальное имя своего персонажа[81]. Эта пикировка слабый след прежнего имени. Шекспир не стал менять этот эпизод — либо по небрежности, либо не желая отказываться от шутки.
Но потом Хэл подкалывает Фальстафа еще сильнее. Он тоже ни с того ни с сего заговаривает о буйволовой куртке (долг платежом красен). Использованное Шекспиром слово «durance» означает не только «прочность», но и «тюремное заключение». С виду принц Хэл отпускает невинное замечание о свойствах одежды, но, поскольку желтовато-коричневые куртки из буйволовой кожи носили шерифы, это намек на то, что Фальстаф кончит свои дни в тюрьме, если не на виселице.
Фальстаф понимает намек, и тут ему изменяет чувство юмора. Он злобно огрызается:
…черт побери, какое мне дело до буйволовой куртки?
Акт I, сцена 2, строки 47–48
[82] Принц Хэл тут же отвечает вопросом на вопрос:
А какое мне дело до твоей трактирщицы?
Акт I, сцена 2, строки 49–50
[83] «Покс» — это, конечно, сифилис; по мнению принца, именно сифилис ждет тех, кто якшается с трактирщицей и другими особами легкого поведения. Упоминание о сифилисе — конечно, анахронизм, но не такой вопиющий, как в «Троиле и Крессиде».
На серьезное замечание принца Хэла о нежелании иметь дело с трактирщицей следует обратить внимание. Шекспир заботится о репутации своего будущего героя.
Хэл действительно водит компанию с темными личностями, но не говорит и не делает ничего предосудительного. Далее мы увидим, что он участвует в разбое, но это всего-навсего шутка, которую можно простить. Конечно, он пьет, но никогда не напивается допьяна. Более того, никто не может обвинить его в сексуальной распущенности. В изображении Шекспира принц — всего-навсего молодой человек с развитым чувством юмора, которому нравятся грубоватые шутки. Пожалуй, единственное, в чем его можно упрекнуть, — это терпимость, с которой он относится к недостойному поведению людей, развлекающих его.
«Премудрость возглашает…»
Однако терпимость принца Хэла не означает, что он смотрит на это поведение сквозь пальцы. Наоборот, принц постоянно иронизирует над своими разгульными спутниками. Можно заметить, что он получает удовольствие от общения не столько с приятелями Фальстафа, сколько с ним самим (как с отличной мишенью для шуток).
Так, Фальстаф начинает печально говорить об исправлении (что он делает постоянно) и насмешливо, но серьезно рассказывает о почтенном старом господине, который отчитывал его на улице (видимо, за то, что тот плохо влияет на принца). Он со вздохом произносит:
Тем не менее он говорил очень основательно. И, что существенно, при свидетелях.
Акт I, сцена 2, строки 90–91
[84] Принц Хэл тут же подхватывает это выражение:
Как по писанию. Премудрость возвышает голос свой на улице, и никто не слушает ее.
Акт I, сцена 2, строки 92–93
[85] Это цитата из Библии: «Премудрость возглашает на улице, на площадях возвышает голос свой. В главных местах собраний проповедует, при входах в городские ворота говорит речь свою: <…> «Я звала, а вы не послушались, простирала руку мою, и не было внимающего…» (Притч., 1: 20–21, 24).
Ирония заключается в утверждении, что Фальстаф, проигнорировав слова пожилого джентльмена, поступил совершенно правильно, то есть в полном соответствии с Библией. Фальстаф достаточно умен и достаточно образован, чтобы понять намек. Это предупреждение: если ты не внимаешь советам персонифицированной Мудрости, эта Мудрость отвернется от тебя тогда, когда ты будешь нуждаться в ней больше всего. Персонифицированная Мудрость говорит: «Я посмеюсь, когда с тобой случится беда; я позлорадствую, когда тебя охватит страх».
Иными словами, принц угрожает Фальстафу; в конце концов эта угроза сбывается.
Огорченный Фальстаф снова клянется исправиться, но, когда принц неожиданно предлагает стянуть у кого-нибудь кошелек, старый плут тут же оживляется; к этому он готов всегда. Принц смеется, и Фальстаф говорит с видом оскорбленного достоинства, имея в виду воровство:
В самом деле, Гарри? Ну что ж, таково мое призвание. Каждый трудится на своем поприще.
Акт I, сцена 2, строки 108–109
[86] Конечно, такой странный и неожиданный довод в свою защиту заставляет принца Хэла рассмеяться и признать свое поражение. Он с удовольствием следит за тем, как Фальстаф выкручивается из любого затруднительного положения, и ради этого готов простить ему все — или почти все.
«…На Гедских холмах»
Упоминание о краже кошелька готовит публику к чему-то более серьезному. Самой распространенной из легенд о беспутстве принца Хэла является легенда о том, что он грабил людей на большой дороге. Именно этой сценой начинается пьеса «Знаменитые победы Генриха V».
Шекспир не может обойти эту историю, потому что она слишком хорошо известна (наподобие Вашингтона и вишневого дерева), но выворачивает ее наизнанку. Фальстаф, занимаясь словесным фехтованием с принцем, обдумывает более серьезное дело. Готовится разбой на большой дороге, и Фальстаф рассчитывает получить свою часть добычи.
Входит Пойнс (еще один из непутевых приятелей принца) и объявляет, что подготовка к разбою закончена. Он говорит:
…завтра в четыре утра всем быть в сборе на Гедских холмах. Мимо пройдут богомольцы в Кентербери и купцы с деньгами и товарами в Лондон. Я достал вам маски. Лошади у вас свои. В ожидании нас Гедсхиль будет ночевать в Рочестере. Завтра мы задаем пир в Истчипе.
Акт I, сцена 2, строки 128–134