Смертоносные стрелы вонзались в плотные французские шеренги, которые с трудом трогались с места. Когда хаос в рядах французов достиг апогея, Генрих послал вперед пехотинцев, вооруженных боевыми топорами и мечами. Началась бойня, в которой у французов не было ни единого шанса на победу.

Даже если бы им удалось начать конную атаку (чего не случилось), это не принесло бы им успеха. Генрих окружил своих лучников копьеносцами, которые воткнули толстые концы копий в землю и направили острые наконечники вверх. Атака захлебнулась бы, как только на них налетели бы первые лошади.

Мог ли Генрих предвидеть такой ход битвы?

А почему же нет? Разве трудно заметить, что поле боя недостаточно широко, а земля превратилась в непролазную грязь? Разве трудно предугадать исход сражения между искусными лучниками и тяжелыми, неповоротливыми всадниками? Конечно, Генрих прекрасно помнил блестящие победы, которые английские лучники неизменно одерживали над шотландской кавалерией в течение последних двадцати лет.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что Генрих сохранял самообладание, хотя ситуация складывалась не в его пользу. В этом свете не выглядит парадоксальным даже утверждение короля, что он предпочел бы иметь меньше солдат; тогда психологический эффект подобной победы был бы еще сильнее.

Действительно, битва при Азенкуре стала самой знаменитой победой в истории Англии вплоть до битвы за Британию 1940 г. Прошли годы, прежде чем французы сумели оправиться от этой катастрофы и понять, что они способны сражаться с англичанами на равных.

Потери англичан были ничтожны: из знатных вельмож погибли только двое. Один из них — герцог Йоркский, который просил поручить ему командование авангардом. Король Генрих спрашивает о его судьбе, и Эксетер отвечает, что Йорк мертв:

Так закончил свою жизнь Омерль из «Ричарда II». Что же касается графа Суффолка[157], то Холиншед включил его в список потерь, но мне не удалось узнать больше об этом человеке.

Однако у ошеломляющей победы при Азенкуре был один недостаток. У каждого англичанина оказалось слишком много пленных, которых отпускали за выкуп. Когда английским военачальникам показалось, что французы опомнились или ввели в бой свежие силы, англичане были вынуждены избавиться от всего, что мешало им сражаться. Их было слишком мало, чтобы выделить людей для охраны пленников; но без конвоиров те могли бежать и присоединиться к своим.

Поэтому король Генрих был вынужден принять решение необходимое, но достойное сожаления:

Это неслыханно жестокое распоряжение было вызвано ошибочным впечатлением, что французы в силах продолжать сражение. На самом деле противник был не способен на это, так что пленникам можно было спокойно сохранить жизнь и получить за них выкуп.

Сами англичане, не позволяющие никому умалять славу победы при Азенкуре, тем не менее ощущают неловкость и пытаются оправдать такой приказ. Его отдали в горячке боя и якобы в ответ на зверства французов; позже возникла легенда о том, что бежавшие с поля боя французские солдаты, разозленные поражением, разграбили английский обоз и перебили всех защищавших его мальчиков.

Шекспир тоже не пользует это объяснение. На сцену выходят Гауэр и Флюэллен, и Гауэр говорит:

Поскольку Мальчик ранее упомянул, что его отправили охранять обоз, можно догадаться, что он тоже погиб. Значит, с пажом Фальстафа и Робином из «Виндзорских насмешниц» мы тоже должны проститься.

Однако этот предлог для оправдания зверского приказа не так убедителен, как может показаться на первый взгляд. Согласно последним данным, преступление совершили не французские солдаты, а местное гражданское население, воспользовавшееся сражением, чтобы напасть на лагерь.

Но сейчас дело не в этом. Одобряет ли сам Шекспир убийство пленников, даже если для этого была причина? Или считает это чудовищной жестокостью, неразрывно связанной с войной? Если верно последнее предположение, то он не может сказать об этом открыто; в конце концов, речь идет о великой и славной битве при Азенкуре и короле-рыцаре Генрихе V. Публика ни за что не простила бы автора, а Шекспир был не из тех, кто дерзал бросать ей вызов.

Но для этого и существует эзопов язык. Шекспир вкладывает в уста Гауэра, описывающего смерть мальчиков, следующие слова:

Конечно, слово «справедливо»[158] здесь не к месту. Король мог поступить так «сгоряча», «с горя», «от обиды» и даже «со зла», но слово «справедливо» в данном контексте звучит саркастически. А слово «молодец»[159] — и подавно.

В этой ситуации Шекспир по мере сил стремится показать, что война губит все, к чему прикасается, и делает чудовищем даже великодушного и человечного короля.

Сразу за репликой Гауэра об убийстве пленников и «справедливом» и «галантном» короле следует фраза Флюэллена, как всегда сравнивающего современных воинов с воинами древности. Флюэллен говорит, что король Генрих родился в Монмуте (что делает последнего валлийцем если не по крови, то по месту рождения), а затем спрашивает:

Гауэр тут же поправляет его (не Большой, а Великий), но нетерпеливый Флюэллен только отмахивается; для него «великий» и «большой» — синонимы. В публике раздается легкий смешок, потому что Флюэллен по валлийской привычке произносит «б» как «п», после чего «Александр Большой» (big) превращается в «Александр Свинья» (pig). Но что, если Шекспир вставил эту фразу не только для увеселения публики? Не намекает ли он, что даже в идеальном воине и величайшем из завоевателей Александре Македонском было что-то свинское?

И случайно ли, что после этого Флюэллен сравнивает Генриха с Александром?

У Александра и Генриха действительно много общего (см. в гл. 10: «Узел гордиев…»). Однако Флюэллен начинает сравнение нелепой фразой о том, что и в Монмуте (месте рождения Генриха), и Македонии (месте рождения Александра) есть река

Но потом валлиец собирается с мыслями и произносит что-то очень важное:

Это случилось на пиру в 327 г. до н. э. в Мараканде (нынешний Самарканд), после победы Александра над персами, когда он достиг самого дальнего, северо-восточного конца Персии. У Александра кружилась голова от успеха; его называли богом, и он сам начинал верить в это. Кроме того, великий полководец слишком много пил.