– Волков.
Петюня робко пожал ее и чуть не взвыл, когда Волков сжал руку в своих тисках. На пути в комнату Волков сунул нос в кухню, точно так же, как Панкратов до него, задержался там, одобрительно хмыкнул и пошел в комнату. Затем появились Лёнька и Олег, не особо уступавшие объемами Панкратову и его другу, пожали Петюне руку, заставив его всерьез озаботиться необходимостью визита в травмпункт, сунули нос в кухню, хлопнули Петюню по плечу, сказав: «Молодец!», так что он начал подумывать о вызове скорой, и принялись за дело.
Петюня при молчаливом согласии Панкратова с компанией был выдворен на кухню, чтобы не путался под ногами, и дело на диво заспорилось; не последнюю роль в этом сыграли и желудки, время от времени издававшие весьма жалостливые трели. Иногда Петюня боязливо высовывал нос из кухни, обоснованно не желая быть растоптанным, шмыгал в комнату, оглядывался, удовлетворенно улыбался и прошмыгивал обратно на кухню. Пирог доходил, завернутый в полотенце, картошка доваривалась, буженина дожидалась того момента, когда будет порезана и поглощена, а Петюня ломал голову над очень неприятной задачей: как их всех разместить? Он сам помещался на кухне не самым простым образом, а тут сразу четыре медведя.
Наконец Панкратов заглянул на кухню, посмотрел на скромно примостившегося на табуретке печального Петюню и сказал:
– Все, машина уехала. Корми работников, Арсеньев.
Петюня поднял на него безнадежный взгляд:
– У меня нету стульев, и стола тоже. Как вы сидеть будете?
Панкратов недоуменно на него посмотрел.
– Ты из-за этого грустишь? Петюня, да хоть на потолке, было бы во имя чего.
Петюня воспрял духом и радостно посмотрел на него.
Панкратов организовал доставку столика с балкона, Петюня приволок посуду и столовые приборы и начал таскать на стол то, к чему так усердно принюхивались работники. Панкратов первым взялся за нож.
Петюня с огромным удовлетворением смотрел, как его спасители поглощают еду. Потоп ли, гром, торнадо – подождут, тут еще пирог остался.
Когда все было съедено и выпито, а тарелки основательно подчищены, гости начали прощаться. Напоследок молчаливый и угрюмый Волков хлопнул Петюню по плечу, так, что тот присел и еле удержался на ногах, и сказал:
– Молодец ты, Петюня. Был бы бабой, женился бы на тебе, не раздумывая.
– Так крутнись в Голландию, лохматый, там за соответствующую мзду вас на раз-два-три поженят. – весело отозвался Лёнька.
– Я тебе сейчас такой мзды дам, балаболка! – беззлобно огрызнулся Волков. – Ты лучше Ленку свою Петюне в стажерки отдай, а то кроме пережаренной яичницы она только воду и умеет кипятить, да и та у нее пригорает.
Петюня убрал и перемыл посуду, разгреб все в комнате и выдраил кухню. Делать было нечего, а еще очень хотелось спать. Он решил было пойти на уступки настоятельным требованиям организма и зевнул, как вдруг услышал вибрацию, не очень похожую на вибровызов его собственного телефона. Пойдя на звук, он недоуменно уставился на незнакомый телефон. Повертевшись, подумав, он ухватился за свой собственный и решил позвонить Панкратову, чтобы уточнить, кто из его друзей мог забыть телефон. Выдохнув, он нашел заветное имя в телефонной книжке, нажал кнопку вызова и с удивлением отметил, как завибрировал незнакомый аппарат, а еще на дисплее высветилось его собственное имя. Петюня нажал отбой и растерянно сел на свое «ложе», уже разостланное на полу, глядя на телефон. И что делать? Панкратову наверняка понадобится телефон, он его хватится, но как его либо доставить владельцу, либо сообщить о том, что телефон ни разу не потерян, а очень даже наоборот – найден, Петюня не представлял. Везти его к Панкратову домой – а куда? Позвонить ему – а есть ли у него домашний телефон? И доживет ли он до понедельника? С этими думами Петюня совершал гигиенические процедуры, типичные для вечера, но совершаемые после полудня, облачался в любимую пижаму, которую он доставал из недр гардероба в холостяцкие периоды своей жизни (точнее, он прятал ее в эти самые недра в нехолостяцкие периоды, что к вящей Петюниной печали случалось так редко), и укладывался спать на жестком матраце.
Панкратов снисходительно выслушал благодарности друзей за то, что он их так удачно избавил в выходной от навязчивой компании жен, а кого – и от тёщ, да при этом обеспечил таким шикарным столом, пообещал, что если что – непременно вспомнит про них, потому что ради такого пирога, да ради человека, понимающего необходимость белковых продуктов в приличествующих количествах, готовы стены перенести, потолок поднять и вообще, наконец с ними распрощался и пошел домой. На душе было как-то легко и празднично, даром что день был осенний и пасмурный. Да и желудок пел с душой каноном, охотно отзываясь лирическим баритоном на ее благодушные размышления, попутно с удовольствием переваривая то, чем Панкратов его снабдил. Ну и что, что дома он будет один? Сейчас отдохнет, посмотрит зомбоящик, полистает журнал, стаскается в спортзал – день пройдет хорошо. Может даже, судьба будет к нему совсем уж благосклонна, и бывшая будущая теща вдруг забудет его номер телефона, или Мариночка спутается с начальником какой фирмы по производству сантехники, который и поможет им обеспечить фаянсовый рай, и тогда – блаженная тишина и на том фронте.
Собираясь в спортзал, Панкратов озадачился: никто не звонил. Решив проверить, что там по этому поводу думает телефон, он полез по привычке в карман, подумал, полез во второй, обшарил их все еще раз, остановился и начал вспоминать. После того, как выносили злосчастный диван из Петюниной квартиры, вернулись в квартиру, решили устроить перекур на балконе, благо тот был не застекленный, телефон Панкратов вертел в руках, а потом так и оставил на окне. Больше он о телефоне так и не вспомнил, а значит…
После спортзала Панкратов направился к Петюне. Долго звонил в дверь, тихо боясь, что мелкая зараза сейчас на свидании, в клубе с друзьями, подвергается Манюниным экспериментам, да мало ли что еще! Петюня дверь все-таки открыл, и Панкратов понял, почему он так долго ждал: Петюня, судя по всему, спал. Волосы у него были взъерошены, мордочка припухшая, на щеке явный след от подушки, щетина пробивается, а самое главное – Панкратов заумилялся – пижама, прелестного зеленого цвета, с мишками и кораблями, изрядно выцветшая и такая уютная. И те самые тапки.
Петюня посмотрел на него сонными глазами, навел резкость во взгляде и сказал:
– Ой! Добрый вечер!
– Петюня, уже ночь, – усмехнулся в ответ Панкратов.
– Зайдете? – спросил Петюня и подался назад. Панкратов зашел.
– Телефон мой у тебя?
– Да, я его на подоконнике нашел. – отозвался Петюня и зевнул. – Вы чаю не хотите? Правда, придется его на полу пить, японо-стайл, но зато есть пряники.
Панкратов издал смешок и сказал:
– Ну давай чай.
Петюня посмотрел на него и почему-то так и остался стоять.
– Или кофе? Типа по-ирландски? Правда, с рижским бальзамом, а не виски?
– Давай кофе, – покладисто согласился Панкратов, ставя сумку на пол и идя в комнату. Петюня потопал на кухню.
Панкратов взял телефон, расположился на «ложе» и вытянул ноги. Бывшая будущая теща звонила, Панкратов заухмылялся. Была еще пара звонков, Петюнин тоже. Панкратов засунул телефон в карман брюк.
Петюня приволок поднос с обещанным кофе для Панкратова и чашкой себе, уселся рядом с Панкратовым и тоже вытянул ноги.
– Ну, за твое новоселье, – ухмыльнулся Панкратов, поднимая чашку в тосте. Петюня поднял свою, они чокнулись и отпили. – Вкусно, однако, – отозвался Панкратов, повернулся к Петюне, посмотрел ему в глаза и с удивлением отметил, какие они у него, оказывается, красивые – большие, слегка вытянутые к вискам, обрамленные густыми темными ресницами, чистые. Они сейчас смотрели на Панкратова настороженно и выжидающе. Панкратов помимо своей воли провел пальцами по скулам, носу, губам, подбородку Петюни, они скользнули к затылку и задержались там. – А ты красив, Петюня, – с удивлением отметил Панкратов. – Очень красив.
