В этот миг вода вокруг него вскипела, и на поверхности показались другие люди. Они были похожи на Джехана, как родные братья, – такие же красивые, полные сил и жизни, такие же черноглазые и чернобородые.

Но главное, что сближало их между собой и отдаляло от всех прочих людей, каких прежде встречал Эдред, – они были спокойной, глубокой любви друг к другу.

Среди обыкновенного прибрежного люда такого не встречалось – и, как подозревал Эдред, – такое было редкостью даже в богатых замках и городах, полных роскоши.

– Мы вытащили из-под воды твою галеру, – сказал Джехан. – Она дожидается на берегу.

– А матросы?… – решился наконец спросить Эдред.

– Что ж, – отозвался Джехан, – они все мертвы, как это ни жаль. Мы похоронили их на дне морском.

– Я доверил себя морю, и море меня спасло, – прошептал Эдред. – Что ж, да будет так.

– Да будет так, – откликнулся эхом Джехан, а его братья повторили эти слова негромкими, звучными голосами.

Так и вышло, что гребцы на галере Джехана оказались такими необычными. Они вполне были довольны своей долей: бороздили море на корабле, получали деньги и покупали себе драгоценности и красивые ткани – это было их слабостью. Не чуждались они и портовых женщин, среди которых слыли щедрыми и добрыми.

И удача больше не отворачивалась от Эдреда.

Капитан Эдред Удачливый вез груз меховых шкур из Ванахейма в Мессантию. Он стоял на носу галеры и смотрел, как вода расступается перед ним.

Это зрелище завораживало – Эдред мог любоваться им до бесконечности.

Они шли так, чтобы не терять из виду берег, и уже миновали широкий пролив между континентом и большим островом Фалль. Впереди было еще несколько островов. Эдред знал здесь каждую пядь. Ветер дул попутный, так что команда сложила весла и отправилась отдыхать.

Солнце салилось. Знакомые мысли неторопливо проходили в голове Эдреда. Он думал о Пламенеющих горах, которые увидит завтра на острове Кардал, о чудесном рассвете, который через несколько колоколов зальет Море Запада и окрасит его воды в цвет крови. О грузе, лежащем в сохранности в сухом, хорошо проветриваемом трюме. О длинных веслах, которые сейчас бездействуют… Мелькнула мысль о демонице, но тотчас исчезла: стигийская полубогиня (или кто она там на самом доле) давно вернулась в Стигию и отказалась от последней своей добычи, от Эдреда, который – если уж разбираться по-честному – не может ей принадлежать.

Тихо, покойно было на душе у капитана. Он услышал шаги и повернул голову: Джехан подошел к нему и остановился рядом. Вдвоем с другом они молча смотрели на морские волны.

Уже темнело. На небо высыпали звезды. Джехан молчал так дружески и спокойно, что Эдред, ни на миг не забывая о его присутствии, все-таки ощущал себя совершенно расслабленным, как если бы находился в одиночестве.

Должно быть, и Джехан чувствовал то же самое, иначе не подошел бы. Эти морские люди были чрезвычайно чувствительны к эмоциям, своим и чужим. Они избегали общества обычных людей именно по этой причине: слишком грубые и резкие чувства, испытываемые простым людом, заставляли их страдать.

Внезапно Джехан насторожился и показал рукой на какое-то пятно, темневшее на волнах. Пятно это было едва различимо.

– Ты видишь? – спросил он тихо у своего друга.

Эдред прищурился. Каким острым бы ни было зрение моряка, все же оно не могло сравниться с невероятным зрением морского человека.

– Кажется, что-то темное… нет, не вижу, – признался Эдред. – Когда ты показываешь, мне кажется, будто там что-то действительно есть, но стоит рассматривать внимательнее – и… нет, не буду лицемерить. Ничего не вижу.

– Там человек на волнах, – сказал Джехан.

– Нужно спустить шлюпку и подобрать его. Полагаешь, мы сумеем помочь?

– Конечно! – Джехан пожал плечами. – Можно обойтись и без шлюпки, я запрос го доплыву.

– Он еще жив?

Не вижу, – признался Джехан. – Вот этого даже я разглядеть не в состоянии. Может быть, он без сознания.

– Не удивительно, если учесть, сколько всего он, возможно, перенес.

Эдред не успел закончить свою фразу, как Джехан уже с тихим всплеском погрузилось в воду. Смотреть, как плывет морской человек, всегда доставляло Эдреду наслаждение. Иной раз он сомневался в том, что Джехан – не божество или демон. У человека не может быть таких плавных, таких мощных движений…

Но тем не менее они с Джеханом оставались друзьями. И кем бы ни являлся Джехан на самом деле – на его дружбу с Эдредом это никак не влияло.

Джехан стремительно рассекал воду. В слабом свете звезд видно было его сильное тело. Он уверенно приближался к терпящему бедствие человеку.

Скоро Джехан – едва различимая подвижная точка среди темных морских волн – уже двигался в обратном направлении. Теперь он плыл медленнее, действуя только одной рукой. Вторая его рука вцепилась в большую доску, к которой был привязан человек.

Добравшись до корабля, Джехан отвязал от доски незнакомца и передал его Эдреду. Только теперь Эдред смог наконец рассмотреть спасенного.

Это была молодая девушка, лет семнадцати, не старше. Даже перенесенные испытания не смогли исказить поразительную красоту ее липа. Круглое, с нежными чертами/ оно выглядело почти детским. И тем ужаснее казался грубый рабский ошейник, охватывающий тонкую шею девушки.

Она была одета в лохмотья, почти совершенно истлевшие в воде. Исхудавшие руки бессильно лежали на палубе.

– Она сильно пострадала, – сказал Эдред. – Нужно дать ей воды.

Джехан сам принес воды в кувшине и помог Эдреду напоить спасенную. Она по-прежнему оставалась без сознания – хотя, впрочем, на миг все-таки вернулась к действительности и проглотила немного воды.

– Надо было разбавить вином, это придало бы ей сил, – заметил Эдред.

– Вряд ли, – отозвался Джехан, рассматривая девушку с каким-то странным, напряженным выражением, появившимся па его обычно спокойном лице.

– Поверь мне, вино всегда ставит человека на ноги, – настаивал Эдред.

Джехан двинул бровью, но ничего не ответил. Неожиданно Эдред подумал: «Уж не припоминает ли Джехан все эти сплетни о том, где и как я провел первые годы моей жизни? Наверняка он презирает меня за то, что прежде я был трактирным слугой!»

Откуда взялась эта мысль, Эдред не знал. Она сама каким-то образом взяла да и заползла в его голову. И это – при том, что уж Эдреду-то отлично было известно: Джехан никогда никого не презирал, если только человек не совершал подлости по собственному почину. И уж меньше всего морской человек склонен был свысока относиться к тому, кого судьба забросила в притон и кто сумел оттуда вырваться.

Тем не менее Эдред покосился на Джехана неприязненно.

– Мне кажется, мы не о том говорим, – сказал Эдред. – Я считаю, что вино было бы сейчас уместнее, нежели вода. Эта бедная девушка и без того нагляделась на волу – так что для того, чтобы привести ее в чувство, потребовалось бы нечто иное…

– Ты стал мудрено выражаться, – заметил Джехан спокойно. (Это спокойствие взбесило Эдреда еще больше). – Ты ведь не любишь жрецов?

– При чем тут жрецы?

Эдред закипал все сильнее.

Джехан отозвался:

– Прости, я не хотел тебя обидеть. Скажи мне, почему, по-твоему, она так дурно одета?

– На ней то платье, которое дали ей хозяева, я полагаю, – буркнул Эдред.

Джехан сел рядом с девушкой на корточки, заглянул в ее лицо.

– Она красива, – сказал он.

– Разумеется! – ответил Эдред. – Разве могут быть сомнения? Взгляни на эту округлую линию подбородка, на эти скулы! А глаза! Уверен, очень выразительные. И брови, чуть изогнутые, гладкие – атласные. У нее гладкая молодая кожа. И плечи… А грудь! Очаровательной формы. И бедра чуть полноваты – в самый раз, чтобы…