Первая часть концерта была задумана как литературно-музыкальная композиция, посвященная Великой Отечественной войне. Это были и песни военных лет в исполнении хора, вокальной группы и солистов, и стихи о героях войны – комсомольцах, и танцевальный дуэт студентов с очень созвучными фамилиями – Галина Янчик и Александр Панченко, и небольшие юмористические сценки, высмеивавшие оккупантов. Всей группой мы размещались на сцене, изображая как бы бойцов на привале. Я с аккордеоном сидела в центре, и в тексте сценария упоминалась как «гармонистка Маша». Красиво на два голоса звучала песня для хора «Вечер на рейде» и песня «В землянке», которую пел Гриша Г., бывший с нами в экспедиции прошлым летом.

Во втором отделении концерта были обычные эстрадные номера, среди которых главной, наверное, стала недавно появившаяся песня А. Островского на слова М. Танича «Лесорубы». Ехать-то нам предстояло снова в отдаленные леспромхозы Хабаровского края, и зрители наши, в основном, – те самые бравые ребята, о которых сложена песня.

Лесорубы,

Ничего нас не берет –

Ни пожары, ни морозы.

Поселился наш обветренный народ

Между елкой и березой.

Припев:

Э-ге-гей!

Привычны руки к топорам!

Только сердце непослушно докторам,

Если иволга поет по вечерам.

Лесорубы,

Сорок семь холостяков

Валим сосны в три обхвата.

Нам влюбиться –

Это пара пустяков,

Да не едут к нам девчата…

А мы вот собирались приехать – в гости, с концертом, да и подготовились так хорошо. На смотре наша агитбригада была признана одной из лучших. Ее укомплектовали лектором, еще двумя артистами – солистом с физмата – Валерой Ш., баянистом с инфака – Геной К. и руководителем – членом Комитета комсомола института – Геной Ч.

И после зимней сессии, на каникулах мы отправились в рейд. Интересная подробность: в день отъезда, вечером, когда я собралась уже ехать на вокзал, к нам в гости пришла моя двоюродная сестра Зина со своей мамой – тетей Фросей, с которой мы не виделись лет шестнадцать. И вот встреча. Вспомнилась и маленькая станция, и ночная дорога, георгины, растущие вдоль ограды, дом дедушки и то, как я гостила у своих родных. Вспомнился дедушка Григорий и бабушка Акулина, мой дядя Федор, маленькие двоюродные сестрички Тася и Зина, старшая их сестра Раиса, и сама хозяйка дома – тетя Фрося. Теперь она у нас в гостях. Улыбаясь, расспрашивает меня, разговаривает с пришедшей с работы моей мамой. Своих троих дочерей после смерти мужа тетя Фрося растила вместе со своей матерью. Трудилась в совхозе, дома на хозяйстве, держала корову, огород.

Поговорив с тетей, спешу на вокзал, чтобы в дни зимних каникул со студенческой агитбригадой порадовать своим выступлением таких, как моя тетя, жителей дальневосточной таежной глубинки.

Вот и группа в ожидании поезда. Парни оживленно делятся новостями, шутят, смеются. Целую ночь мы ехали на поезде до Комсомольска-на-Амуре. Днем в городе еще сходили в кино, так как времени до следующего нашего рейса было достаточно. Потом узкоколейками, автобусами, машинами добирались от одного пункта до другого.

И снова окутанная туманом земля, накатанный лесовозами зимний тракт, укрытая снежным саваном и погрузившаяся в зимний сон тайга. Здесь холоднее, чем в нашем городе. Для живущих в таежных поселках людей валка леса – обычная работа, и слово «лесоповал» в мирных 60-х годах не звучало так зловеще как потом, в связи с воспоминаниями о роковых 30-х. О людях рабочих профессий слагали стихи и песни, романтически восторженные и вдохновенные; о них ставили кинофильмы. О лесорубах напоминал такой, например, добрый фильм, как «Девчата», с песнями Александры Пахмутовой.

Наши выступления проходили почти каждый день, иногда в день по два раза. Снова в сельских клубах пожарче топили печи перед тем как собирались люди. Выступления агитбригады пользовались неизменным успехом у зрителей: бурные аплодисменты, благодарные лица людей, сидевших в зале. Потом был отдых. Ночевали иногда в том же клубе, на матрасах; иногда – в домах для приезжих или в рабочих общежитиях. Обеды – в сельских столовых, где кормили отличной свежеприготовлен-ной едой. Обычно это были: борщ, гуляш, блины и даже соленые грибы – грузди.

Так и проходил наш рейд: разъезды, репетиции, концерты. Как-то в разгар гастролей у одного из участников юмористической сценки заболело горло, и он не мог вести свою роль. Тогда наш руководитель – Гена Ч., быстро выучив текст, сам заменил его на сцене. Новый исполнитель, кстати, оказался еще более комичным, потешно выкрикивая фразу: «Мой фюрер!…», и вся группа потом, не пропуская этого номера, стояла за кулисами, наблюдала за происходящим на сцене и тихо заливалась смехом.

Гена Ч. в качестве помощника взял в рейд своего однокурсника – студента худграфа. Но художники, как известно, люди творческие, с оригинальным вкусом. И в одном из населенных пунктов у кого-то из жителей наш спутник приобрел настоящую выделанную медвежью шкуру, которой собирался украсить свой интерьер. Во время наших передвижений он бережно нес этот свернутый в рулон трофей не иначе как на руках, поднятых над головой. Это очень забавляло парней – юмористов, и они быстро придумали про художника стишки, переделав куплет известной песни А. Городницкого «Атланты». Там были строчки:

«Кутуров держит шкуру

На каменных руках…»

Я и фамилию того студента запомнила только в связи с названной песней.

Однажды нашими зрителями стали не совсем обычные люди: нас попросили выступить в Доме для душевнобольных, который даже в этих отдаленных местах находился не в самом поселке, а в стороне от него, на выселках. И мы договорились держаться очень корректно и на возможные провокации зрителей не отвечать. Эксцессов, к счастью, не случилось. То была чисто женская публика. Ей особенно понравилась песня в исполнении Валеры Ш. «Позвони скорей», в конце которой он делал прощальный жест рукой. Валера был большим импровизатором и балагуром. Вдвоем с другим солистом – Сашей М. они скоро стали исполнять под гитару на два голоса Есенинскую песню «Выткался над озером алый цвет зари…», но пели ее в своем кругу, на наших собственных вечеринках, которые мы иногда устраивали в конце рабочего дня. На сцене, в студенческой программе песня такого содержания в те времена была бы недопустима. Нам же больше нравилось красивое дуэтное звучание этой песни, и Саша с Валерой с удовольствием пели ее по нашей просьбе.

Зато такая очень лиричная и тоже любовная неаполитанская песня, как «Вернись в Сорренто», вполне вписывалась в программу второго отделения концерта, считаясь классической. Исполнял ее под мой аккомпанемент Гриша Г. У Гриши был яркий и звучный тенор, и пел он обычно сольно. С этим номером мы потом выступали на институтской олимпиаде.

С баянистом Геной К., быстро сыгравшись, какие-то номера во втором отделении концерта мы аккомпанировали вдвоем. На репетициях пытались подключить к нашему дуэту и гитариста.

Наш довольно плотный график выступлений оставлял мало времени для передышек. Они случались спонтанно, когда мы, допустим, ожидали своего транспорта или поселения в очередное временное жилье. Никто не унывал, ребята все время что-то придумывали, шутили, баловались, обучали друг друга каким-то приемам борьбы, прыжкам, разводя на лету ноги – одну вперед, другую – назад. Разучивали еще какие-то замысловатые движения. Один раз они пытались изобразить «поезд»: на колени к полуприсевшему человеку садится второй, тоже полуприсев, к нему – третий, к третьему – четвертый и так далее. Получается длинный «поезд», однако очень неустойчивый, и от легкого моего толчка в середину состава весь он падает на бок, в снег. Но потом достается и мне: меня подхватывают за руки, за ноги и, не взирая на громкий визг и крик, относят в сугроб.

Наш рейд подошел к концу. На прощальном вечере мы вместе поем, танцуем. Я с удовольствием вальсирую с лучшим танцором группы. Вернувшись в Хабаровск, мы всей группой собрались в кафе, чтобы еще раз вспомнить о том, как делали нужное людям дело. И расставаясь, мы понимаем, что рейд этот был чем-то незабываемым и неповторимым не только для тех, для кого он был предназначен, но и для нас самих.