95. Путина

После практики наступили каникулы, и я с удовольствием провела их дома. Сшила себе, как умела, новое ситцевое платье и, принарядившись, поехала на Бычиху проведать маму, отдыхавшую тогда в Доме отдыха «Уссури». Неподалеку, все в том же пионерлагере отдыхал и брат Володя. Он сфотографировал нас с мамой на природе.

В один из дней августа должна была состояться экскурсия на водоем, обещанная нам Ниной Сергеевной. Я ожидала этого дня, но накануне поранила руку. Рука распухла, и на экскурсию я не поехала. Вместе с мамой на следующий день мы отправились в платную поликлинику, которая находилась на улице Шеронова, и там случайно встретились с Ниной Сергеевной – она жила в том районе. Я познакомила их и объяснила причину своего отсутствия на экскурсии. Руку мы вылечили с помощью мази Вишневского и еще каких-то препаратов.

Тем временем в нашем институте появилось объявление: студентам 2-ых, 3-их курсов вместо уборки урожая в совхозе в течение месяца предлагалось ехать на путину – промысловый лов рыбы на островах вблизи побережья Охотского моря. И мне захотелось этой новой романтики – увидеть море, попробовать себя в новом качестве, хотя главным стимулом для студентов на путине был заработок. Люда по какой-то причине ехать не могла, а я стала собираться в дорогу. Таких желающих с нашего факультета оказалось человек 18 – 20, большей частью третьекурсниц, с нашего курса – человек 6 – 8. Но в целом, из разных институтов набрался довольно большой отряд путинщиков. Отъезд должен был состояться в последних числах августа.

Это был не отъезд, это было отплытие – на теплоходе, вниз по Амуру. Плыли довольно долго, разгуливая по палубе и разглядывая диковатые скалистые берега Амура. Прибыли к некоему распределительному пункту, где весь отряд расформировали на отдельные группы, которые к конечным пунктам доставлялись уже на более мелких судах. Довольно многочисленную группу, в которую попали и студенты химбиофака, пересадили на баржу с большим трюмом, и мы поплыли, теперь уже по Татарскому проливу, в который впадает Амур. Пролив выходил в Охотское море, было ветрено, и морская качка не преминула заявить о себе. Баржу бросало из стороны в сторону, находиться наверху было опасно, и всю гвардию любителей острых ощущений попросили спуститься в трюм. Это плавание я долго потом вспоминала. Около сотни или больше студентов сидело в слабоосвещенном нижнем отсеке баржи прямо на полу или на своих рюкзаках. Некоторые, не выдерживая качки, поднимались наверх с приступами морской болезни. Чаще это были юноши.

Меня же больше беспокоило другое: почему-то сильно хотелось есть, а все запасы провизии, как на грех, закончились. Многие, как и я, расчитывали, что ехать к месту придется недолго. Лишь два года спустя, от одного бывалого человека я услышала мудрость о том, что в дороге у человека обязательно должен быть с собой хотя бы минимальный запас еды – кусок хлеба, кусочек сахара, которые снимают чувство голода. А пока что я познавала эту аксиому на собственном опыте, и уже в будущем старалась предотвратить подобные ощущения.

Прибыли мы на остров, названный именем отважного летчика Байдукова. Продуваемый морским ветром и омываемый водами холодного Охотского моря, остров имел все-таки оседлых жителей, работавших на рыбном комбинате. В поселке были: рабочая столовая, школа, клуб, библиотека и прочее. Людей, живших здесь временно, так называемых вербованных, тоже хватало. Царившая на острове атмосфера хорошо передана в стихотворении Риммы Казаковой «У Охотского моря»:

Я знаю это побережье,

любой завод его и дом.

Там утром медленно, с трудом

рассвет волну лучами режет.

Там просыпаются в тумане

И засыпают под пургу.

Там окна в желтом целлофане

Почти до пояса в снегу.

Там избы с жаркими печами,

Там старожилы-охотчане

Гостеприимны и просты

И величают всех на «ты».

Там жмутся ласковые лайки

К теплу хозяйских добрых рук.

Там прямо на прибрежной гальке

растет картошка, зреет лук.

Там ночь длинней и солнце реже,

Там и шторма, и холода…

Я заю это побережье

И не забуду никогда.

……………………

Там гастролеров не любили,

Там жил артельный верный люд –

На совесть чист, до дела лют…

Для сезонных рабочих, каковыми были мы, имелись деревянные дома с печным отоплением. В одном из таких домов и оказалось наше химико-биологическое «подразделение». Большое, человек на двадцать спальное помещение, заставленное кроватями; большой обеденный стол, несколько табуреток. У входа – небольшой коридорчик, где развешивалась рабочая одежда; деревянное крыльцо, умывальник – на улице. Нас устроили, выдали небольшой аванс для пользования столовой, кое-какую рабочую амуницию – резиновые сапоги, непромокаемые фартуки, перчатки. По желанию распределили по бригадам – бригада резчиков, бригада мойщиков. Я пожелала быть резчицей, большинство наших девушек – мойщицами. Нам велели быть наготове, вызов на работу мог случиться в любой момент, в том числе и в ночное время. А пока что все ждали хода красной рыбы – кеты, горбуши – на нерест.

Но рыба все не шла, и у нас было много свободного времени. Можно было сходить в библиотеку, обследовать остров. Ровная песчано-галечниковая его поверхность в местах, удаленных от побережья, была покрыта негустыми зарослями кедрового стланика, деревянистые ветви которого длинными языками простирались в направлении господствующих ветров. В небольших понижениях между песчаными дюнами росла доселе незнакомая мне ягода шикша с водянистыми и безвкусными черными плодами. Позже из ботанической литературы я узнала, что названные виды растений встречаются на материке высоко в горах – в подгольцевом поясе, а к северной окраине материка становятся зональными – гипоарктическими, выходят на плакор, то есть на равнинную поверхность. И сейчас, находясь на северо-восточном побережье Евроазиатского континента, я пока что визуально постигала первые правила геоботанической науки – науки о распределении растительности по поверхности земного шара. Берег острова был покрыт крупными валунами и галечником, и море дышало ледяной чистотой и холодом.

Уже прочитаны были первые главы взятой в библиотеке книги – романа Л. Леонова «Русский лес», пройден вдоль и поперек рыбацкий поселок, а путина для нас все еще не начиналась. Наступило первое сентября, и сельские дети утром отправились в школу. И тут объявили, что добыта первая партия рыбы. Надо было быстро, как в армии, одеться и спешить на завод. Первый раз вижу я огромную гору серебристой искрящейся на солнце рыбы, только что выгруженной из баркаса. Рыбу распределяют по платформе, вдоль которой за разделочными столами левым боком к платформе – так удобнее начинать разделку рыбы – стоят друг за другом резчики. Они потрошат рыбу и передают ее своему мойщику, стоящему также за своим столом справа от резчика. Отходы сбрасываются в специальную емкость, для икры же каждому резчику выдавался деревянный судок с ручкой наверху, наподобие кошелки, который, по мере наполнения, забирали работники икорного цеха.

Нас – резчиков – поставили на рабочие места и показали основные приемы разделки рыбы. Взяв рыбину за хвост, клали ее перед собой на стол наиско-сок – голова выше, хвост – у края стола. На разделоч-ном столе была прибита маленькая деревянная скоба. Если размер рыбины не достигал этой отметки, она шла в засолочный цех «на колодку», если же превышал – «на семгу», то есть маленькую и большую рыбу солили разными способами. Разрез производился от анального отверстия к голове. Обнажив внутренно-сти, левой рукой обхватывали их возле головы, как бы накручивая на руку, а правой – обрезали все это как можно ближе к голове рыбины. Затем делался ровный разрез пленки, идущей вдоль позвоночника, чтобы вышла кровь. – Натуралистично? – Да, но в тот момент шла рыба, и никто не думал ни об охране животного мира, ни о жестокости, к которой, может быть, невольно нас приучали. Это был фронт. Работать нужно было быстро и проворно. Кто-то же должен выполнять такую работу? Все мы любим красную рыбу и обожаем икру. И никто не вспоминает потом, каким путем попали к нам на стол эти деликатесы.