Как в детских сказках, так и во взрослых фильмах чаще побеждало добро, и в этом была логика жизни. Кино вдохновляло! Посмотрев фильм, пережив какие-то жизненные невзгоды вместе с героями фильма, победителями чувствовали себя и зрители. Кино заряжало на добрые дела. Любимым киногероям подражали, они незримо присутствовали в детских играх. О них говорили, и мечтали стать такими, как они. Выходя из кинозала, я видела раскрасневшиеся от волнения лица мальчишек, их горящие глаза, их жажду подвига. Кино оставляло глубокий след в памяти, возбуждало интерес и любовь к жизни. Оно показывало, каким должен быть настоящий человек.
Новый 1955 год родители встречали вместе с соседями. Помню удивило их одно блюдо, пригото-вленное бабушкой Евдокией Михайловной. Похоже оно было на консервированную рыбу в томатном соусе, но почему-то рыбы было намного больше, чем в обычной консервной банке. Это была приготовленная бабушкой кета под маринадом. Бабушка научила маму готовить это блюдо, и впоследствии у нас – жителей города на Амуре – оно появлялось на столе довольно часто. Готовилось оно так: соленая красная рыба – кета или горбуша слегка отмачивалась в холодной воде, нарезалась кусочками и отваривалась в кипящей воде до полуготовности. Рыбу после этого легко можно было освободить от костей. Отдельно готовился соус: порезанная соломкой морковь, мелко нарезанный лук поджаривались на подсолнечном масле. К овощам добавлялась томат-паста, разбавлен-ная негорячей кипяченой водой, специи – лавровый лист, перец-горошек. В отдельную кастрюлю кусочки рыбы закладывались слоями, каждый из которых покрывался соусом. Затем все тушилось минут 15-20 на слабом огне.
На зимних каникулах к бабушке приехала дочь Валентина с семьей, с детьми – дочерью Галей и сыном – грудным малышом. Это была семья Бодриных. Их отец был военным и служил неподалеку, на станции «Завитáя», Амурской области. С Галей мы быстро подружились. Вместе рисовали, смотрели наши диафильмы, пели, играли. Познакомилась я и с гостившими у других соседей двумя сестрами Сосницкими, девочками примерно моего возраста. Так что на каникулах скучать было некогда. К тому же, кроме Новогоднего утренника в Театре юного зрителя нам с братом можно было побывать на утренниках и получить подарки по месту работы родителей. Брату полагался подарок и в детском саду. Подарков таким образом получили по несколько штук. Мы с Вовой то и дело шуршали своими пакетами, обменивались конфетами, пробовали что-то для нас новое, собирали фантики.
Зима подходила к концу, и как-то воскресным днем папа принялся разгребать сугробы у стены дома, так как вода от таявшего снега могла просочиться в подполье. Утрамбовавшиеся за зиму снежные пласты папе пришлось кромсать штыковой лопатой сначала на крупные плиты, а затем на небольшие куски, которые помещались на санках. Мы с братом вывозили нагруженные снежными комьями санки за пределы двора и выгружали снег на спортивной площадке. Совместными усилиями снежная крепость быстро была снесена.
Облысели снежные горки, обнажив рыжеватые пятна земли. Почернел и стал зернистым лед на Шалохманке. Вид у озера стал неприветливым, а ведь совсем недавно мы с братом так весело возили друг друга здесь на санках. Наш зимний каток на глазах приходил в негодность, но все равно хотелось еще и еще, разогнавшись на льду, просто прокатиться на ногах. Однако вдоль береговой линии уже появлялась вода, и лед заметно начал давать трещины. В один из весенних дней вздумалось нашему маленькому Володе убедиться, что лед на озере еще достаточно прочен, и ходить по нему можно. Не обращая внимания на мои предостережения, брат стал делать шаг за шагом по льду, быстро удаляясь от берега. Но плохи оказались шутки с начавшим таять озером. Метрах в семи от берега лед вдруг проломился, и нога брата оказалась в воде. Я бросилась на помощь, быстро вывела его на берег, вылила воду из валенка и спешно отвела домой. Володю тут же переодели, и мама пожарче натопила печь, развесив одежду брата сушиться. Валенки мы сушили каждый вечер, кладя их на табурет, стоявший у открытой духовки.
А я снова пришла на берег, взволнованно рассказывая подошедшим детям о том, как только что провалился в воду мой брат. Для большей убедительности решила показать, где именно это случилось, пошла сама по льду и… тоже провалилась. Выбралась сама, благо, что до берега было недалеко. В мокрых валенках скорее пошла домой. Мама, увидев и меня намокшей, не знала, что и сказать. Теперь уже над печкой была развешана и моя зимняя одежда: чулки, носки, теплые с начесом спортивные шаровары, внизу с резинкой, плотно охватывающей валенок, чтобы снег не попадал внутрь. Потом мы с братом сидели некоторое время под «домашним арестом».
На случай какого-то конфуза или оплошности у мамы были припасены для нас смешные образные выражения, поговорки, например, «Фока брянский», «Кулема», «Ботало шубное», «Не мели Омеля, не твоя неделя» и прочие. Смысл их был понятен: ты не прав. Позже, когда я критиковала что-то, мама называла меня «просмешницей».
Папа говорил на сына «пострел», «орел». Крылатым выражением была у него фраза: «Ура, и мы в альбом попали!», подчеркивавшая чей-то успех, достижение.
Родители учили нас всегда говорить правду, чтобы потом верить своим детям.
29. Домашние игры
Весенняя распутица требовала специальной обуви, и родители купили мне новые резиновые сапожки – черные, блестящие с теплой фланелевой подкладкой. По тем временам это был «модерн», и такой обновой дети обычно гордились. Весеннее переодевание всегда доставляло радость, облегчение от стесняющих движение зимних одежд. Теперь можно было надеть осеннее пальто, шапочку с шарфом, пощеголять некоторое время в новых чулках и сверкающих сапожках и заменить их на туфли, когда земля подсохнет.
В выходные дни по утрам, когда папа с мамой никуда не спешили, мы с братом, как и прежде, забирались в родительскую постель. Мама уходила на кухню, а папа читал нам недавно подаренную родственниками большую книгу «Сибирские сказки». О храбрых и мужественных людях, живущих в суровом снежном краю – охотниках, рыболовах; о диких зверях, населяющих тайгу; о колдунах и шаманах, их злых кознях. Но конец каждой сказки все-таки был радостным. Читал папа выразительно, отчетливо, неторопливо, и однажды соседка тетя Шура, жившая в смежной квартире, и, хотя и не ясно, но слышавшая через стенку папин голос, не выдержав, спросила, что это мы такое слушаем по утрам. Увлекались мы по-прежнему и просмотром наших диафильмов и обязательно показывали их гостям. И еще папа научил нас играть в шашки, позднее и в шахматы. Сам он был отличным шахматистом. Иногда летними вечерами я видела его играющим в шахматы на скамейке у нашего дома с начальником папиного Тех. отдела – А.А. Шмудзе, офицером предпенсион-ного возраста, жившим в соседнем Красном доме. Две его дочки – Валя и Люда были моими подругами. Играть в шашки, особенно «В Чапаева», нам нрави-лось на полу, точнее на ковре: там удобнее было сбивать щелчками белые и черные кружки с шашечной доски. Играли и в русские шашки, на доске в 64 клетки, и «в уголки». В последнем виде шашечного спорта я особенно преуспела, и мало кто из детей моего возраста мог победить меня.
Шахматы давались труднее, и сейчас я вновь и вновь поражаюсь папиному терпению и желанию развивать мой девчоночий детский ум, подробно объясняя мне правила игры и тактику шахматного боя. Умение играть в шахматы пригодилось мне в последствии и в пионерском лагере, и в экспедициях, и в воспитании своих детей. И не случайным был подарок Вали Шмудзе ко дню моего рождения, сделанный еще в школьные годы, – маленькие дорож-ные шахматы в бордовом футляре, – который хранился у меня как талисман, еще до недавнего времени.
