Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Я поразился его памяти. Надо же так, почти дословно!

— А в другом случае: «Я ему сказал: хватит тебе баловаться. Он и исправил».

— Ну, это оттенки.

— Дорогой Виктор, если будете на суде, то сами увидите, как важны в подобных случаях именно оттенки!

Я спросил напрямик:

— Скажите, и вы на все сто процентов верите, что он не виноват?

На сей раз Евгений Ильич не стал прятать глаза за кустами бровей.

— Верю! Не верил — не взял бы на себя защиту,

— И думаете, его оправдают?

— Надеюсь. Потому что иначе совершится несправедливость и будет осужден невинный.

Я смотрел на него и так и не мог понять: «привораживает» или в самом деле настолько убежден?

14.

Старого Васина хорошо знали на комбинате, и поэтому суд над его убийцей вызвал большой интерес среди рабочих. Многие цеха и службы послали на процесс своих представителей. Народу собралось так много, что было решено разбирать дело не в тесном помещении суда с тремя рядами скамеек для слушателей, а в довольно просторном зале общества Красного Креста, почти рядом с нашим отделением милиции.

Но даже и это помещение не смогло вместить всех желающих. Многие остались в длинном, увешанном плакатами о всех мыслимых и немыслимых болезнях коридоре, и разбившись на группы, жарко спорили. Проходя мимо, я останавливался ненадолго возле каждой из таких групп, прислушивался. Тут приводились доводы и против обвиняемого, и за него, в том числе самые нелепые. Один горластый старик, например, утверждал, что ему доподлинно известно из самых верных источников, что Андрей Смагин не кто иной, как немецкий шпион.

Пока я любопытствовал в коридоре, в зале взяли приступом место, которое я попросил Катю придержать для меня. Она лишь виновато развела руками, увидев меня в дверях, и показала на двух старушек рядом с ней — вот, мол, захватчики.

Я прислонился к косяку двери, предвидя неприятную перспективу простоять так, наподобие аиста, на одной здоровой ноге, весь процесс. И тут заметил, что Вадим, уже устроившись за прокурорским столиком вместе со своей верной Аделаидой, подает энергичные знаки: иди сюда!

— Здорово!— он тряхнул мою руку.— Садись где-нибудь поблизости. Можешь понадобиться.

— Но где?…— Я оглянулся растерянно.

— Аделаида Ивановна!

— Есть!— И бравая дама поняв начальство с полуслова, ринулась организовывать мне стул.

Вадим был бодр, весел, весь наэлектризован, и живо напомнил мне добрые институтские времена, когда он лихо проворачивал всякие спортивные соревнования и кроссы.

— Понимаешь,— возбужденно шептал он, косясь на Арсеньева за столиком напротив,— у меня все рассчитано до сантиметра. Изосимовым я загоняю его в тупик, Сарычевой прикрываю пути отхода, и он сидит у меня в клетке, как миленький.

Фишки, фигуры… Вадим был и впрямь похож на азартного игрока.

Я посмотрел на Арсеньева. Старик, полуобернувшись, втолковывал что-то Смагину, сидевшему за его спиной и отгороженному наспех сколоченным барьером из некрашеных брусьев. На столике перед адвокатом стояла большая жестяная кружка, и он время от времени пил из нее воду маленькими глотками.

Незнакомый милиционер пробился через густые ряды, держа высоко над головой стул с обломанной спинкой.

— Только такой,— извиняющимся голосом сказала Аделаида Ивановна, конвоировавшая милиционера.

От нее разило махоркой — успела по дороге хватить своей козьей ножки.

Я уселся у стены вблизи прокурорского столика, и тут же, словно только меня и ждали, объявили:

— Суд идет!

Зал поднялся с шумом и грохотом: где-то в задних рядах в тесноте свалили скамейку.

Пока шла обычная для таких процессов процедура, я внимательно разглядывал судей. Вчера я встречался с ними на подготовительном заседании, и там они казались проще, будничнее. Председательствующий, пожилой, похожий своей выпирающей худобой на Фрола Моисеевича, все шутил, улыбался. А теперь он словно натянул на лицо неподвижную бесстрастную маску. Молоденькая учительница, впервые в жизни выбранная

в народные заседатели, слушала его напряженно, полуоткрыв округлый детский рот, боясь пропустить хоть слово. И только второй заседатель, усатый паровозный машинист, не привычный к долгому сидению на месте, так же, как и вчера, без конца менял позы, то откидывая большие натруженные руки за спинку стула, то вытягивая их перед собой, то складывая над столом и опирая на них большую тяжелую голову.

Смагин, как я и ожидал, виновным себя не признал. Сказал это спокойно и добавил, обращаясь к залу:

— Не я, тетя Матрена, не я, не верьте!

— Подсудимый!— председательствующий сердито стукнул по столу выпирающими костяшками худых подагрических пальцев.— Не нарушайте порядка!

Я поискал взглядом в стороне, куда обращался Андрей Смагин. В первом ряду сидела вдова Васина и беззвучно плакала, прикрыв платком рот. Только на днях она схоронила так нелепо погибшего мужа. Парень в военной гимнастерке без погон держал ее за руку и что-то тихо нашептывал, успокаивая.

Сын убитого! Тот самый, который ехал из госпиталя повидаться с отцом после долгой разлуки, а попал на его похороны…

Начался допрос свидетелей. Диспетчер Тиунов, шофер Бондарь, Олеша… Все они полностью подтвердили то, что было ими сказано на следствии.

Спрашивал, в основном, председательствующий. Только изредка, больше не в силу действительной необходимости, а для того, чтобы напомнить о себе, прокурор уточнял отдельные несущественные моменты показаний. Адвокат пока молчал вообще, прихлебывая воду из кружки и отрицательно качая головой в ответ на вопросы председательствующего, не хочет ли он о чем либо спросить свидетеля.

Лишь с появлением в зале суда Изосимова Арсеньев оживился. Подняв бровь, выслушал его показания.

— У обвинения есть вопросы к свидетелю?— обра тился председательствующий к Вадиму.

— Пока нет.

— У защиты?

-Есть! — живо поднялся Арсеньев, и зал сразу за гудел: до сих пор адвоката, казалось, интересовала толь ко кружка с водичкой.

— Скажите, свидетель, вы хорошо знаете подсудимого?

Изосимов подумал, ответил, слегка улыбаясь:

— Год с ним вместе работаем. А хорошо ли, плохо ли — как сказать? Брата своего родного как, кажется, знаешь, и то иной раз номер отколет, диву даешься.

Арсеньев, соглашаясь с ним, кивнул:

— Верно. И все-таки, как вы думаете, способен Смагин на подлость?

— Думаю — нет.

— А вот та история с бобиной, с катушкой зажигания, когда Смагин туда бумажку засунул, не смахивает ли она на подлость?

— Мальчишество больше,— сказал Изосимов.— От молодости лет. От недозрелости.

— Не было ли у Смагина других случаев такого мальчишества?— допрашивал адвокат.

Изосимов пошарил глазами по стенкам, по потолку.

— Не припомню, товарищ защитник.

— А вот такой случай. Только вы опустились на сидение в кабине — гудит. Вы встаете, чтобы посмотреть, в чем дело — гудка нет. Сели — снова гудит. Помните?

Лицо Изосимова расплылось в улыбке:

— А, да, да…

Кто это сделал?

— Кто! Известное дело — Андрей.

— Как вы узнали?

— Он сам сказал. Приделал, понимаешь, дополни тельный провод к сигналу и хитрый контакт под сиденье.

Нажмешь пудами своими — гудит.

— Благодарю вас.— Арсеньев удовлетворенно опус тился на свое место.

Председательствующий сказал Изосимову:

— Вы свободны.

Но тут вскочил Вадим.

— Нет, у меня еще вопросы… Я хочу уточнить, свидетель Изосимов. Случай, о котором сейчас напомнил наш уважаемый защитник, с сигналом, не было ли это со стороны Смагина попыткой отомстить вам за что-то?

На добродушном лице Изосимова появилось выражение обиды.

Что вы, товарищ прокурор, за что ему мне мстить! У нас с ним все хорошо было, хоть его самого спросите.

— Ясно!

Я пока еще не мог угадать, куда клонит Вадим. Казалось даже, он сам того не желая, льет воду на мельницу защиты. И лишь следующий вопрос показал мне, чего он добивается: снять впечатление, которое осталось после допроса Изосимова адвокатом.

28
{"b":"248297","o":1}