Литмир - Электронная Библиотека
A
A

И я был благодарен ему за это.

13.

Расследование убийства шофера Васина быстро подвигалось к завершению. Оставалось только составить обвинительное заключение. Адвокат Арсеньев, который попрежнему просиживал долгие часы на допросах Андрея Смагина, попросил у меня для ознакомления все дело. Тут же, в моем кабинете, просмотрел показания свидетелей, внимательно прочитал все протоколы допросов Изосимова и Бондаря. И снова никаких записей!

— Ну как, Евгений Ильич?— спросил я не без ехидства, принимая от него довольно уже объемистую папку.— Находите ли вы здесь достаточно опорных пунктов для защиты?

— Дорогой мой Виктор Николаевич,— ответил Арсеньев с улыбкой,— плохи были бы дела моих подзащитных, если бы я полагался на одни только материалы следствия.

Я поинтересовался простодушно:

— Разве у вас есть еще и другие?

Он шутливо погрозил пальцем:

— Хотите раньше времени заглянуть в мои карты?

Нет, серьезно. Может, я что-нибудь упустил?

— А если серьезно…— Арсеньев вытащил из внутреннего кармана своего изрядно поношенного пиджака старомодные серебряные часы с затейливыми узорами на крышке.— Нет, к сожалению, сегодня уже поздно, не смогу, пора в суд… Давайте завтра утречком пораньше, а? Только смотрите, чтобы ваши коллеги потом не гово рили, что я вас опутал, загипнотизировал, приворожил.

И засмеялся своим коротким, отрывистым смехом из единственного «ха»…

На следующее утро я без толку прождал Арсеньева до одиннадцати часов, а потом, разозлившись и обозвав его про себя старым трепачом, спешно сел за обвинительное заключение. Все было заранее продумано, до последнего слова, и поэтому написалось быстро и без каких-либо затруднений.

Майор Антонов усадил меня в кресло, а сам нацепил очки и стал читать. Я ждал в нервном напряжении. Будут у него замечания или нет? Вот взялся за карандаш. Ошибка? Нет, просто так, вертит в пальцах.

— А как считает Евгений Ильич?— Майор Антонов перевернул последний лист дела, снял очки.

— Да мы с ним подробно так и не переговорили. Хотели сегодня утром; я ждал — не пришел.

— Странно! Он человек на диво аккуратный. Если только сердце — частенько его подводит.

Момент был подходящий, чтобы побольше разузнать о заинтересовавшем меня адвокате-археологе.

— В отделении говорят, вы с ним друзья…

Майор Антонов бросил на меня исподлобья быстрый взгляд, словно прикидывая, с какой целью я это сказал. Решил, очевидно, что без всякой задней мысли. Строгие глаза его подобрели.

— Глас народа — глас божий. Раз говорят, значит, есть к тому основания. Но, разумеется, не без преувеличений, как всегда. В шахматы играете?

— Е-два,— усмехнулся я.

— А Евгений Ильич великолепный шахматист. Ну и я тоже балуюсь. Еще книги. Арсеньева вывезли из Ленин града совсем больным, на санитарном самолете. Единственное, что у него осталось — это шуба: видели, какая шикарная? А у меня неплохая библиотека — перевелся сюда еще до войны, капитально. Много книг по истории, редкие издания.

— Почему же он стал адвокатом?

— А уж об этом лучше спросите его самого,— взгляд майора снова сделался жестким, он встал.— Что ж, това рищ лейтенант, следствие проведено правильно, у меня замечаний нет. Обвиняемый с делом ознакомлен?

Я тоже встал.

— И он, и адвокат.

— Тогда все.— Майор обмакнул перо в чернила и расписался.— Прокурору отнесите лично. Вообще, вам бы давно полагалось познакомиться с ним…

Прокурорская дама привычно не пустила меня к своему тщательно оберегаемому начальству. Сердито пыхтя козьей ножкой, отобрала папку с делом и бросила надменно:

— Посидите в коридоре. Возможно, у прокурора воз никнут вопросы.

Тут уж я не сдержался:

— За коридор — гран мерси, с вашей стороны так любезно. Но у меня свои планы. Я зайду через час, если будут вопросы — приготовьте. Желательно в пись менном виде.

Ну и лицо было у нее! Я думал, она проглотит свою козью ножку.

Ровно час я болтался без дела на улице, затем зашел снова.

— Как насчет вопросов?

Она скомандовала:

— К прокурору!— И, очевидно, чтобы я не сбежал, собственноручно распахнула передо мной обитую дерматином дверь, доложив начальству прокуренным голо сом:— Он пришел!

Я двинулся торжественным маршем, не без злорадного удовлетворения выколачивая пыль из нарядной ковровой дорожки. Ярко-красная, с двумя зелеными полосами по краям, она трусливо убегала от моих тяжелых сапог под письменный стол, за которым, обложенный бумагами, восседал сам грозный прокурор — перед ним трепетали не только все преступники районного масштаба, но даже и такие заслуженные деятели угрозыска, как наш Фрол Моисеевич. «Прокурор вернет на доследование"— в его устах звучало, как самое страшное из всего, что вообще может приключиться с человеком.

И вот я стою теперь перед тем самым прокурором. Светлые волосы на косой пробор, бледное лицо кабинетного сидельца, губы сердечком. Я как увидел эти губы…

— Вадим!— вырвалось у меня очень громко.— Вадим, откуда ты такой взялся?

— Виктор?! Черт!…

Пока мы, постепенно приходя в себя от изумления, охали и ахали, похлопывали друг друга по плечам, в кабинет ворвалась, среагировав на наши возбужденные голоса, вот с такими глазищами прокурорская дама из приемной — наверное, решила, что я здесь кончаю ее обожаемого начальника. Я не очень удивился бы, увидев у нее в руках пистолет, или, на худой конец, лохматого медного пса с мраморной подставки на ее письменном столе.

— Все в порядке, Аделаида Ивановна!— махнул На дим.— Представьте себе, мы с этим типом вместе учи лись в институте.

И она успокоенно сцепила руки на животе, проникновенно заулыбалась, демонстрируя материнское умиление трогательной встречей двух однокашников.

Строго говоря, мы вместе никогда не учились. Вадим был лет на шесть старше меня, и к тому времени, когда я поступил на первый курс института, он уже окончил последний, но назначенный на должность преподавателя, оставался еще секретарем комсомольского бюро. Ну, а я был факультетским секретарем, членом бюро ВЛКСМ института, и мы с Вадимом здорово спелись. Вообще, он был свойским парнем, бегал вместе с нами на лыжах в выходные дни и на кроссах, ходил на товарный двор подрабатывать на выгрузке вагонов — в деньгах Вадим нуждался из-за всяких там семейных обстоятельств, ну, может, чуть-чуть поменьше нашего брата студента. И даже когда настала грозная пора первой сессии и весь мир в глазах первокурсников четко разделился на экзаменуемых и экзаменаторов, даже тогда Вадим оставался Вадимом, хотя принимал у нас — и довольно строго!— зачеты по истории государства и права.

Когда кончились взаимные похлопывания и ощупывания и мы снова обрели дар человеческой речи, начались расспросы. Я, отвечая ему, в трех словах рассказал о себе: фронт, ранение, демобилизация.

— Ну, а ты?

— Куришь?— Вадим свернул козью ножку из душистого командирского табака, и я сразу понял, откуда такое непонятное увлечение у дамы из соседней комнаты.— Я, как все. Народное ополчение. Бои под Москвой.

Потом отозвали. Надо же кому-то и в тылу грязь копать. Вот!— Он обвел рукой груду папок на столе.- Кошмар какой-то! Лучше десять фронтов.

— Гроза района!— я рассмеялся.— Фрол Моисеевич так расписывал тебя, что и на меня навел панику.

— Их только распусти!— сразу нахмурился Вадим.-И Фрола твоего тоже. Сегодня опять…— Вадим взял пап ку со стола и прочитал: «Мера прИсИчения». Светоч науки!— фыркнул он.

— Да, чего нет, того нет. А вообще, мировой дядька,— защитил я грудью Фрола Моисеевича.

— А, хватит о нем, и так всю плешь переел!— На дим отшвырнул папку.— Где ты устроился? Квартира хоть ничего?

Я рассказал про себя и про Арвида.

— Иди к нам третьим. Создадим юридический тре угольник. Два оперативника, один прокурор.

— Нет, брат,— усмехнулся он,— у меня свой треугольник есть. Даже четырехугольник. Одна жена, две дочки. Приходи-ка лучше как-нибудь ко мне. Посидим за рюмочкой, закуска тоже найдется. Колбаска, грибочки. У жены там и рыбка копченая, кажется, припрятана.

26
{"b":"248297","o":1}