— Сними свою одежду, надень эту. К утру твоя просохнет. К вечеру закончим погрузку, выйдем в море, и я спрячу тебя в одно место. Перед выходом будет обыск. Если тебя здесь найдут, то мне капут, — и он сделал красноречивый жест вокруг шеи.

Сергей понимающе кивнул и стал быстро переодеваться.

— Ложись пока у котла, ночью сюда никто не придет, — сказал, уходя, кочегар.

Вскоре Сергей согрелся и заснул, но за ночь он несколько раз просыпался: тревожные мысли не давали покоя. Перед рассветом его разбудил кочегар. Сергей переоделся в свою одежду и стал было снимать ботинки, но кочегар отрицательно замахал руками:

— Фуфайку тоже возьми с собой.

Затем кивком позвал за собой. В углу котельной лежала большая куча угля, кочегар отбросил часть его от стены и приподнял небольшую железную плиту. Обнаружилось темное узкое отверстие, через которое с трудом мог пролезть человек.

— Воздуху тебе хватит: там есть щель, которая ведет в трюм. Но сиди тихо. Что бы ни случилось, не вылезай. Вылезешь только тогда, когда я ударю в эту плиту пять раз и открою тебе, понял?

Сергей понимающе кивнул.

— Если с обыском пройдет все благополучно, ты спасен. Мы пройдем в нескольких километрах от Швеции. Я дам тебе спасательный круг — до берега ты легко доберешься вплавь, а там найдешь свое посольство. Если вдруг нам это не удастся, придется тебе сидеть в этой дыре до Норвегии.

— Кто ты? Как твое имя? — взволнованно спросил Сергей.

— Потом, — ответил норвежец, передавая ему котелок с водой и хлеб. — Когда-то до войны кoe-кто из наших матросов прятал в этом тайнике товары вроде тебя, — улыбаясь добавил кочегар.

Сергей проскользнул в отверстие, на дне которого лежали три толстые доски. Люк был метра два в длину и с метр в высоту. Крышка захлопнулась над Сергеем. Послышались какие-то глухие стуки над головой.

— Это он засыпает углем плиту, — догадался Сергей.

Стоял погожий осенний вечер. Погрузка была закончена. Багровый диск солнца спускался в море. Его красные блики ложились на темную морскую гладь.

На судно поднялись офицер морской пограничной службы и офицер в форме гестапо, за ними следовали два матроса и фельдфебель с собакой. Все остановились на палубе. Офицер гестапо — узколицый, близорукий, в пенсне на утином носу, пренебрежительно рассматривал стоявшего перед ним навытяжку капитана норвежского судна.

— Мы должны произвести у вас особо тщательный обыск.

— Пожалуйста, — спокойно пожимая плечами, ответил капитан.

Всю команду судна выстроили на палубе. Обыск начался с палубных построек. Впереди шел фельдфебель с собакой, за ним — офицеры, замыкающим — капитан судна. Осмотрели все каюты и матросские кубрики, потом спустились в трюм, доверху набитый ящиками. Собака обнюхала каждый ящик, каждый мешок, каждый предмет, находившийся в трюме. Оттуда они отправились в котельную.

Судно уже стояло под парами. Докрасна раскаленные топки дышали нестерпимым жаром. Идущая впереди на поводке овчарка, косясь в сторону ревущих топок, испуганно повизгивала и поджимала хвост. Остановились около кучи угля. Собака жалась к ногам фельдфебеля.

— Ничего подозрительного, — пробормотал таможенный офицер.

Гестаповец снял пенсне, протер запотевшие стекла.

— Здесь не может быть, — буркнул он.

Стоявший возле топки в отблесках полыхающего пламени кочегар, искоса наблюдавший за процедурой обыска, взял длинный железный пруток и начал с невозмутимым видом мешать уголь в ревущей топке.

Когда за таможенниками захлопнулась дверь, он облегченно вздохнул и, вытирая струившийся с лица пот, устало сел на ящик. Раздался длинный гудок, и судно, слегка вздрагивая, медленно стало отходить в открытое море.

Лежавший в тайнике Сергей не мог определить, сколько времени он пробыл там, пять часов, десять или все двадцать. Наконец, по ревущим топкам, по подрагиванию судна он понял, что легли на курс. Сознание того, что он вырвался из фашистского плена, придало ему силы. Самое страшное позади.

Прошло время, прежде чем он услышал пять ударов над головой. Он ящерицей проскользнул в открывшийся люк. После глухой темноты ударил ослепительный свет электрической лампы, он зажмурился и осмотрелся. Перед ним стоял знакомый кочегар, поблескивая необычайно белыми на темном от угольной пыли лице зубами. Рядом стоял другой — небольшой, круглолицый, в темном берете и матросской тельняшке.

— Сейчас около пяти утра. Мы идем в одной-двух милях от берегов Швеции. Видны огни небольшого шведского городка. На море штиль, и вы легко доберетесь вплавь до берега. Но вот вам на всякий случай, — надевая на его руку компас, сказал кочегар. — На шведском берегу старайтесь не попадаться на глаза полисменам, доберитесь до вашего посольства самостоятельно. Когда кончится война, приезжайте к нам в гости. Мой адрес: Осло, торговый порт, Кнут Уинстрем. Счастливого пути, товарищ!

Три последние слова он произнес на русском языке, и его суровое лицо осветилось улыбкой, от которой на сердце у Сергея стало тепло и радостно. Он повесил на плечо спасательный круг и пожал обоим норвежцам руки.

— Пошли! Тихо! — приложив палец к губам, шепнул круглолицый матрос.

Сергей еще раз благодарно взглянул на кочегара и его товарища и осторожно последовал за ними.

Через два дня Сергей, радостный и возбужденный, сидел в кабинете советского посла в Стокгольме и рассказывал ему о том, что пришлось пережить ему в фашистском плену и как удалось бежать…

— Вот не знаю только, как мои товарищи на катере. Удалось ли им вырваться?

— Сейчас вы увидите их, — с улыбкой ответил посол…