— Добрый вечер, Верочка, — услышала она знакомый голос и, повернувшись, увидела рядом с собой смеющиеся глаза Владислава. — Как работается сегодня? Все хорошо?

— Все отлично, бумага идет хорошая, Владислав Михайлович, готовьте премию, — пошутила она.

— Верочка, мне помощь нужна. Меня в профкоме попросили посодействовать и что‑то придумать для новогодней газеты. Я вот и хочу поспрашивать людей в цехе, может, у кого какие идеи есть.

Вере сразу вспомнилась газета, которую они оформляли на первом курсе училища, какой веселой она тогда у них получилась.

— А большая газета? Что за материал нужен?

— А я вам могу показать сейчас. У вас есть минутка? Пойдемте со мной.

Вера оглянулась в поисках Василия и, увидев его, жестом показала, что отлучится.

— Вот, прошу, — Владислав открыл дверь профкома, который находился на том же этаже, что и Верин цех.

Включив настольную лампу, он подозвал Веру к столу, на котором лежала начатая газета.

— Будет на четырех разворотах, два из них уже закончены. Нам нужно что‑то такое, что понравилось бы рабочим.

Он стоял так близко от Веры, что она почувствовала запах «Беломорканала» от его одежды, а еще крепкого мужского одеколона.

— Поняла теперь?

Вера, не в силах поднять на него глаза, уставилась на его шею, видя, как под кожей двигается кадык. Она почувствовала, что он целует ее в щеку, и внезапно, сама от себя не ожидая, обвила руками его шею, и ее губы нашли его.

Спускаясь по ступенькам на мягких, как вата, ногах, Вера не могла сконцентрироваться.

В полночь заканчивалась ее смена, и Владислав сказал, что будет ждать ее недалеко от проходной.

— Вер, ты что, в ночную остаешься? — Вера непонимающим взглядом уставилась на коллегу, задавшую вопрос. — Ты зачем опять на себя рабочую одежду надеваешь?

Вера так волновалась, что в раздевалке, выйдя из душевой, стала натягивать форму.

Снова переодевшись, Вера молилась, чтобы Владислав не ушел, подумав, что она передумала. Он, наверное, видел, что ее не было среди тех, кто выходил с проходной после вечерней смены.

Она зря переживала. Он ждал ее недалеко, около трамвайной остановки. На улице было холодно, и Вера сразу ощутила пощипывание мороза на своих щеках.

— Вера, я вас приглашаю ко мне домой. На горячий чай. Или, может, вы кофе предпочитаете?

— Чай, — не сводя завороженный взгляд с Владислава, ответила Вера. Они заскочили в подошедший трамвай и через минут десять были на месте.

Жилье в коммунальной квартире принадлежало его другу. Владислав жил там временно, пока друг был в командировке. Комната была небольшой и чистой.

Владислав вышел на кухню поставить чайник, а Вера села на диван и стала листать журнал. Вернувшись, Владислав достал из холодильника ликер, налил в два небольших бокала.

— За вас… за тебя, Вера.

Вера лишь слегка пригубила напиток из своего бокала.

— Ты останешься сегодня со мной? — спросил он, подсаживаясь ближе и гладя ее волосы.

— Не знаю, — ответила Вера с идиотской улыбкой, а сердце билось часто‑часто. Она вдруг превратилась в беспомощную глупую девчонку, не зная отчего робеющую перед этим взрослым мужчиной.

Он взял ее за подбородок и прошептал:

— Посмотри на меня.

Но она отвела голову. В тот момент она ненавидела себя.

Он встал с дивана и, потянув Веру за руку, заставил ее тоже подняться. Включил магнитолу, совсем тихонько, чтобы не разбудить соседей, и пригласил девушку танцевать. Они начали целоваться, он задрал ее блузку и стал гладить тело. Его опытные руки ловко расстегнули Верин бюстгальтер и ласкали грудь.

— Мы не должны этого делать… — прошептала Вера, но он закрыл ее рот своим, и Вера невнятно вымолвила «нет», ловя себя на мысли, что раньше таких ощущений не испытывала. Владислав присел на стул и посадил Веру к себе на колени, продолжая целовать.

И Вера не могла оторваться от его рта. Его поцелуи были сильными, почти грубыми, но одновременно сладкими. Он поднялся с ней на руках и подошел к дивану.

Она задрожала, когда почувствовала его губы на внутренней стороне бедер, ощутила их медленное движение к ее самому сокровенному и, больше ни о чем не думая, открывала себя и принимала его поцелуи, доставлявшие ей невыразимое наслаждение.

Вера почти закричала, когда он вошел в нее, но не от боли, а от экстаза. Владислав прикрыл ей рот своей рукой. Его сильные руки делали с ее телом все что хотели, и Вера позволяла.

Владислав был искушенным в любви. Каждый раз он открывал Вере новые стороны страсти, о которых она даже не подозревала.

Они встречались тайно от всех, но, тем не менее, весь завод знал об их романе. Вера летала по заводу счастливая, зацелованная, заласканная. Мысли о Владимире уже почти не посещали ее.

Не раз она размышляла: «Как странно устроена жизнь. Любить так сильно, безумно желать, запоминать каждый его взгляд, каждое движение его, каждый жест, каждое слово. Сойти с ума от горя, потому что его больше нет рядом. Думать, что тебе никто не нужен, кроме него. Вздрагивать, видя похожий силуэт в толпе, и каждый раз приходить в отчаяние, зная, что больше не увидишь его. Стремиться к нему как к заветной цели — и что же? Через два года эта цель перестает быть целью, теряет свою ценность, утрачивает свое притяжение. Что случилось? Что стало с тобой, с твоей мечтой? Неужели два года — такой большой срок для сердца? Или просто новое чувство, зародившееся в тебе, стирает память и делает осуществление мечты ненужным? Новая любовь вытесняет старую…»

«Не переступай эту границу, будь осторожна, — шептал ей рассудок. — Он намного старше тебя. Ты просто игрушка для него. Уйди от него, пока не стало слишком поздно».

Но вопреки голосу разума Вера продолжала свои отношения с Владиславом.

Она почти ничего о нем не знала. Он не рассказывал, а она не спрашивала. Сказал только, что женат, но с женой они уже давно не живут вместе. У него было два сына, видел он их нечасто.

Вера не задавалась вопросами о его семье. Женат, да, но ведь живет же один. И с ней встречается. И им хорошо вместе. Очень хорошо.

Владислав хорошо пел и играл на гитаре. Он часто пел ей романсы. Он обожал поэзию и книги вообще и советовал Вере прочитать те, которые, по его мнению, могли бы ей быть интересны.

Вера интуитивно чувствовала, что Владислав был слишком взрослым и умным для нее. Вращаясь в рабочей среде, Вера не углублялась ни в политику, ни в науку. Для нее интересны были лишь события культуры да где какие фильмы показывают, какие спектакли ставят в театрах и кто в них играет.

Владислав снова вернул Вере интерес к классической литературе, да и современная поэзия ей теперь нравилась.

Она любила, но не была счастлива от этих отношений. Зная, как много у Владислава было поклонниц, Вера очень ревновала. Их свидания становились все реже и реже, и Вера, мучившаяся в душе от этой неизвестности, часто плакала в подушку, когда в очередной раз ничего не слышала от него. Но стоило ему только подойти к ней на работе, заговорить с ней и снова пригласить к себе домой, как Вера забывала все и соглашалась.

Однажды, возвращаясь после свидания с ним, она сидела в трамвае возле окна, и ее взгляд случайно упал на мошку, ползущую вверх по стеклу. При сильном толчке трамвая мошка падала вниз на оконную раму. Каждая ее новая попытка взобраться наверх, к свету, оканчивалась тем, что она снова оказывалась внизу.

«Так же и я, — невольно сравнила Вера, и слезы покатились по ее щекам. — Я хочу выпутаться из этих отношений, хочу уйти от него, и каждый раз мне не вырваться из его рук, как и не уйти от его губ».

Прошло почти десять месяцев их случайных встреч, когда Вера поняла, что беременна. Она безумно обрадовалась, потому что хотела ребенка от Владислава. Его реакция была даже спокойнее, чем она ожидала. Он не возмутился и не стал кричать, а только немножко нервно сказал, что развестись он не сможет, он же состоит в коммунистической партии, и развод там считается аморальным и выносится на всеобщее обсуждение.