Но он почему-то не пошел с ней — а она так хотела этого! Насколько же ей было бы легче все это перенести, окажись он рядом с ней…
И почему-то Рите казалось, что с Машей все случилось по их с Сережей вине. Она не могла избавиться от этого ощущения — да и не хотела… «Маша должна была быть живой, — проносилось у нее в голове по нескольку раз в день. — Это я должна была быть сейчас мертвой».
Ей хотелось исчезнуть, раствориться в воздухе — как будто ее вообще никогда и не было на этой земле. И может быть, тогда вернулась бы Маша?
Он еще держал ее за плечи, боясь выпустить, точно понимал, что ниточка судьбы, связывающая их, вот-вот порвется по чьей-то злой воле.
— Рита, я…
Она не обернулась — только высвободилась резким движением плеч.
— Не надо, Сережа, — хриплым шепотом попросила она. — Потом поговорим обо всем, но не теперь… Сейчас это все слишком… — она взмахнула рукой, прогоняя боль или, как ему показалось, его самого, и едва слышно закончила: — больно…
Он послушно отошел, надеясь на это «потом» и втайне догадываясь, что этого «потом» никогда уже не будет.
Все потеряно…
— Хорошо, — покорным эхом отозвался он, склонив голову. — Потом так потом…
И открыл свою дверь раньше, чем Рита успела открыть свою.
Звук захлопнувшейся двери подействовал на Риту как выстрел. Она втянула голову в плечи и медленно обернулась, словно надеясь, что все происходящее с ней сейчас все-таки окажется кошмарным сном, она проснется — ну хотя бы от этого резкого звука — и убедится в этом…
Нет.
Она поняла тщетность собственной надежды. И, обреченно принимая новый удар судьбы, открыла дверь в свою квартиру.
«Я же не имею права расслабляться, — подумала она. — Я должна быть сильной… От меня зависит теперь Артем. Ник. Мама… Это как мантра, — усмехнулась Рита. — Самовнушение…»
На самом деле больше всего на свете Рите сейчас хотелось расслабиться. Стать слабой. Выкрикнуть кому-нибудь всю свою боль, обиду, гнев… Она снова застыла, обернувшись на дверь своего соседа. О, какой сейчас она показалась ей холодной и даже враждебной.
«Я не имею права расслабляться, — прошептала Рита и превозмогла острое желание броситься к этой двери, разбить ее кулаком и высказать Сереже все — объяснить ему, как ей его не хватало и сейчас не хватает, что она только маленькая девочка, заблудившаяся в лесу, почувствовавшая совсем близко смерть. — Я не имею права…»
Татьяна Абрамовна услышала телефонный звонок из ванной.
— Все равно мне это не поможет, — рассудила она, нанося на кожу маску. — Надо бы сделать пластическую операцию, но где взять денег?
Телефон продолжал звонить.
— Сейчас, сейчас, дорогуша, — крикнула Татьяна Абрамовна, точно кто-то там, на другом конце провода, мог услышать ее слова.
Она с безграничной тоской посмотрела еще раз на собственное отражение в зеркале.
— И в молодости-то ты от чрезмерной красоты не страдала, а уж теперь… Но хотя бы не так обидно.
Она подошла к телефону, все еще не снимая тонкой пленки с лица, скрывающей ее мужеподобные черты и в то же время делающей похожей на мумию.
— Алло, слушаю вас, — проговорила она, зажигая сигарету.
— Татьяна Абрамовна? — проговорил женский голос.
Татьяна Абрамовна быстро определила, что неизвестная взволнована и боится ее, старой квашни… Это ее немного развеселило.
— Ну, предположим… — ответила она, играя «крутую» особу, — Татьяна Абрамовна. Слушаю вас…
— Я звоню вам по поручению Виктора Петровича, — проговорила неизвестная. — Это конфиденциально, понимаете?
— Понимаю…
Ей пришло в голову поиграть еще — сказать, например, что она не может вот так сразу вспомнить, кто такой этот самый вышеозначенный Виктор, соврать, что у нее так много клиентов, что всех помнить головы не хватит… Но она поняла и другое — где-то в душе жила старая сплетница, которой было более чем любопытно узнать, что же за «конфиденциальное» предложение ей собираются сделать. «Любопытство кошку сгубило», — хмыкнула она и все же не смогла справиться с собой.
— Я его секретарша, — сообщила абонентша. — Дело касается одной дамы… Кажется, Маргариты Александровны Прохоровой. Я верно назвала имя?
— Ну, дорогуша, вам это лучше знать, — томно вздохнула Татьяна Абрамовна.
— Да, наверное… Так вот, вам не кажется, что ей следует знать, что представляет собой человек, с которым, как мне кажется, ее связывают чересчур нежные отношения?
«Опаньки, — присвистнула Татьяна Абрамовна. — Однако…»
В ее душе родилась целая буря чувств, и эти чувства друг с другом находились в состоянии войны — этакое маленькое Ватерлоо…
Ситуация тем не менее Татьяну Абрамовну заинтересовала.
— Зачем? — спросила она. — И почему бы самому Виктору Петровичу не попросить меня об этом, коли ему взбрела в голову этакая… — Чуть не слетело с языка слово «чушь»! — Блажь, — закончила она.
— Он, видите ли, не решится… Да и не надо ему об этом знать, Татьяна Абрамовна! Мы, его сотрудники, обеспокоены его состоянием…
«Ага, — усмехнулась Татьяна. — Девочка моя, ты серьезно полагаешь, что я в это поверю?»
Но до чего лицемерный тип, пришло ей в голову. Краснел, бледнел, чуть не в обморок падал, когда просил ее о помощи! А сам-то, сам… Этакой подлости от нее даже отпетые негодяи не требовали…
— Так вы сами и скажите…
— Нет, Татьяна Абрамовна. Вам она поверит больше… Вы же понимаете, в свете последних событий она и сама находится в опасности…
— Но этот самый господин Воронцов никакого отношения к убийству ее подруги не имеет, простите… История в Подольске и в самом деле вышла скверная, не спорю… Но доказательств-то его вины так и не нашли!
— Татьяна Абрамовна, вам что, не нужны лишние триста баксов?
Несмотря на то что Татьяна Абрамовна нашла сумму, в которую оценивали ее совесть, чрезвычайно маленькой, в ее бедственном материальном положении это было…
— Пятьсот, — сказала она, немного подумав.
На другом конце провода помолчали.
«Не согласится», — подумала Татьяна. И очень хорошо… Бог сохранит от морального падения. Хотя если подумать, вся ее жизнь сплошное моральное падение.
— Хорошо, — прозвучал голос. — Пятьсот… Вам заплатят их сразу после того, как вы это сделаете…
— Половину вперед…
— Да, конечно, сегодня же вечером…
Трубку повесили раньше, чем она успела спросить, каким же образом.
— Да, дорогуша, — усмехнулась она, стирая с лица уже засохшую маску, — похоже, на сей раз твое падение может закончиться летальным исходом…
«Хрусть — и пополам», — как говаривал классик…
Стоя у окна, Рита вспоминала, как в детстве она любила смотреть на ночное небо, особенно в августе. Как она надеялась увидеть падающую звезду и верила — если вовремя подставить сложенные лодочкой ладони, ее можно будет поймать. Потом немного подержать в ладонях, загадать желание и снова выпустить на волю, будучи уверенной на все сто процентов, что теперь желание исполнится…
Ах, до чего это было давно! Не было уже той наивной девочки с двумя толстыми косами за спиной, и вообще — все было больше похоже на неправду.
Да и что бы она сейчас загадала? Явись перед ней сказочная фея или рыжегривый лев Эслан, что бы смогла загадать эта взрослая Рита? О чем бы их попросила?
Она знала, о чем. Чтобы время повернулось вспять. И все изменилось бы… Счастье особенно больно терять, когда ты попробовал его на вкус. Да что говорить — сейчас Рите казалось, что все происходящее с ней неделю, месяц назад было счастьем. Просто она по глупости своей этого тогда не понимала…
Да, именно это она бы загадала, упади ей сейчас в ладони драгоценная звезда. Вот только нынешняя взрослая Рита не верила в сказки.
Она просто смотрела на небо. Где-то там была теперь Машка, наверняка превратившаяся в звезду. А под этим небом в мире, который покинула ее подруга, остались жить Рита и Артем… И рядом с ними, невидимый пока, продолжал жить тот, кто одним движением руки, собственным безумием и злобой осмелился разрубить нить Машкиной жизни.
