— Там у них что, маньяк? — спросила тихонько Рита.
— Нет, боится, что их застукают, — продолжила комментарий Амира. — Видела швейцарскую рекламу голубой краски для волос?
— Нет…
— Там чувак такой кондовый… Выкрасил свой «ирокез» в голубой цвет… И во весь экран его ухмыляющаяся рожа и голос: «Я уже стал голубым. А вы?»
Рита недоверчиво рассмеялась.
— Правда! — серьезно сказала Амира. — Вот тебе мой мусульманский крест, все именно так и было! Борька ролики привез — специально с телика записывал! Это еще цветочки, Рит! Там такое…
Миша принес текст.
— Значит, ты, Амира, говоришь за блондинку…
— Ага, — кивнула Амира. — Как жертва сексуальной атаки, так сразу отчего-то Амира! У меня что, голос придушенный?
— Нет, просто Рита может говорить сексуальным голосом, — сказал Миша.
Потом до него дошел смысл Амириных слов. Он остановился и вытаращился на Амиру.
— При чем тут сексуальные нападения? — спросил он, тупо рассматривая девушек на экране.
— Вот, я всегда говорила, что у мужчин абстрактное мышление по нулям! — торжествующе закричала Амира. — Посмотри сам! Эта тетка с большой грудью, которую ты доверяешь Ритке озвучивать, глядит на невинную овечку, как удавица на крольчиху!
— Удав, — поправила ее Рита.
— Именно удавица! Прямо взглядом пожирает. Та, дуреха, как раз вроде Ритки, разгуливает голяком, думает: «Подумаешь, подруга же пришла, не друг!» А эта подруга вынашивает грязные мысли.
Миша кротко вздохнул.
— Девушки, это реклама колготок…
— Кстати, о колготках! — обрадовалась Амира. — Вот эти колготки! Те самые, можешь не смотреть так, как будто внезапно уселся на кактус! Хочешь, пакетик принесу?
— Не надо, Мирочка. Я тебе новые куплю. Если ты перестанешь маяться дурью и примешься за работу.
— Последнее время я не вижу особенных различий между этими двумя понятиями, — вздохнула Амира с притворной скорбью. — Но я смиренно тебя послушаюсь. За колготки, Миш, я и сама готова в такой порнухе сняться. Только не эти, а другой фирмы.
— Пять минут на текст, — бросил Миша, пытаясь скрыть раздражение.
— Пять? — не могла уняться Амира. — Да брось ты, Мишаня! На твои нетленные строки и двух бы хватило!
Миша ничего не сказал. Окинув Амирину фигуру взглядом, полным кроткой печали, он вышел.
— Нарвешься, Амирка! — прошептала Рита.
— Ты вчера нарывалась, я сегодня… Слушай, Ритка, а может, мы их пошлем куда подальше и откроем собственное дело? Чем, в конце концов, эти дегенераты умнее нас?
Рита ничего не ответила, пытаясь вникнуть в тупое нагромождение бессвязных фраз Мишиного сценария.
Амира, поняв, что Рита ушла в свои мысли, тоже принялась читать, иногда комментируя написанное себе под нос.
— Готовы?
Рита кивнула.
Она подняла глаза и встретилась взглядом с Виктором.
Он стоял, глядя на нее, серьезный и, как показалось Рите, немного печальный.
Рита попыталась улыбнуться ему.
Он грустно развел руками, точно признавался в беспомощности ее попытки развеять его душевную смуту.
«Похоже, у него неприятности, — подумала Рита. — Хотя… его самая большая неприятность — это, как ни прискорбно, именно я…»
Что-то в ней изменилось…
Он смотрел на нее — и не мог понять.
Она была грустна. И в то же время вся наполненная внутренним светом.
Грустна — и светла…
Именно так.
Отчего-то в мозгу всплыла строчка из детской песенки про лисенка и Тутту Карлсон: «У меня есть тайна цвета апельсина…»
Глядя на Риту, казалось, что у нее теперь тоже есть тайна. Она бережно спрятала ее там, на дне души, и, может быть, тайна эта не очень-то радостная, с оттенком печали и недоумения, и все-таки, все-таки, все-таки…
Он почувствовал раздражение и обиду. Кончики пальцев побелели. Виктор старался выглядеть безмятежным, спокойным — это удавалось ему, но так нелегко…
Она улыбнулась какой-то шутке Амиры; даже на Амиру Виктор сейчас смотрел с ненавистью и завистью — она сидела рядом с Ритой. Совсем близко. Она могла дотронуться до нее.
Рита как назло теперь сидела таким образом, что солнце освещало ее, рождая вокруг каштановых кудряшек что-то наподобие нимба.
Она смотрела в окно с нескрываемой грустью и — ожиданием.
Ожиданием чуда…
Мягкий солнечный свет коснулся ее щеки, делая это знакомое лицо странным, магическим, наполняя его своей энергией.
Теперь Рита показалась ему похожей на образ Богоматери, виденный им недавно в храме. Так же опущены глаза, свет продолжает играть с ее личиком, грустным и нежным… «Умиление» — вспомнил Виктор название иконы.
Рита удивленно вскинула на него глаза — и тут же опустила их снова.
«Она ведь просто читает текст, — напомнил он себе. — Бездарный, бессмысленный, пошлый… Так отчего же мне кажется, что она сейчас молится?»
Он испытывал состояние, близкое к шоку. Найти определение этому своему состоянию он не мог.
То, что еще вчера было простым, понятным, имело четкое определение — «влюбленность», или — еще вернее — «она нравится мне», теперь носило совершенно другое имя — короткое, грозное, сладкое…
Он еще не смел обозначить новое чувство этим словом. Он пытался убежать от него, пытаясь найти более близкое, более простое определение.
«Она должна принадлежать мне, — наконец нашел он компромисс. — Она просто должна мне принадлежать!»
Рита устала.
Текст был легким, но пришлось делать такое количество дублей, чтобы твои слова совпали с движениями губ заморской красотки… Рита понимала, что за это платят больше, и все-таки дни, которые Виктор и Миша считали удачными, ей не нравились.
Они с Амирой сидели в комнате, гордо именуемой «артистической». На самом деле комната напоминала чулан, заваленный под самый потолок разным хламом. Амира разлила кофе и теперь сидела на высоком стуле с сигаретой в руках.
— Аллах-Иисус! — простонала она. — До чего меня вымотали эти нечестивцы… Посмотри, Ритка, я похожа еще на женщину?
— На очаровательную женщину, — заверила ее Рита. — Только уставшую.
— Вот я и говорю, что похожа на старую проститутку, к тому же нажравшуюся абсента, — грустно констатировала Амира, поправляя перед зеркалом свои белокурые локоны. — Хочу домой. Хочу замуж за шейха… Или за олигарха. Чтобы не работать. Никогда вовеки. Только валяться на диване целый день, смотря сериалы и ток-шоу. Знаешь, почему я неудачница?
— Почему?
— Потому что я адская смесь, — ответила Амира. — Мать — мусульманка, а отец — христианин… Ничего хорошего не вышло из этакого союза. Какая-то непонятная деваха. Актриса получилась — полный идиотизм. Замуж никто не взял. Приличный, я имею в виду. Ни одного олигарха не встретила на нашей Большой Горной… Что уж говорить о шейхе?
— Все еще впереди, — постаралась успокоить ее Рита. — Поедешь отдохнуть в Турцию…
— На что? На что я туда рвану? — простонала Амира. — Может быть, почку одну продать? Чтобы до Турции добраться? А если я эту самую почку продам, а в Турции, как назло, ни одного тебе олигарха?
Рита включила погромче радио, нашла «Шанс».
Влад с Машкой вели концерт по заявкам. Машка постоянно прикалывалась, сидя на телефоне.
— Охота тебе была, впереди целая ночь…
— Я люблю эту работу, — сказала Рита.
Почему-то ей сегодня туда очень хотелось.
— В принципе я говорю там то, что думаю, — сказала она. — Конечно, иногда приходится подыгрывать… Но ночью большинство идиотов спят.
— Мне кажется, идиоты не дремлют и секунды, — выдохнула Амира, подкрашивая губы.
Она была готова.
— Пошли?
— Да, сейчас…
Рита поднялась, потянулась — «жизнь прекрасна, я полной грудью насыщаюсь ею, у меня появляются силы…», — потом оделась и кивнула Амире:
— Пошли…
Глава шестая
ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ
Ночь опустилась на город. Покрыла дома и улицы своим бархатным покрывалом. Спите, спите… Где-то вдалеке залаяла собака. Потом проехала машина — свет фар достиг Сережиной комнаты, осветив на мгновение фотографию Тани.
