Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Но поморы умели строить не только большие морские суда. Для прибрежных, недальних походов, для пересечения губ и перехода через волоки строились «малые кочи», поднимавшие от 700 до 800 пудов. По удобству преодоления волоков и плавания в мелких морских губах таким судам не было равных.

Мангазея - i_007.png

Древнерусское ледовое судно коч. Реконструкция автора.

О походах на кочах и кочневых лодьях по ледовитому морю складывались легенды. Церковные книжники вплели их в ткань самых распространенных на Руси богословских сочинений — житий святых. В житии основателей Соловецкого монастыря Зосимы и Савватия рассказывалось о плавании в «пучине моря» некоего Митрофана и его товарищей. Митрофан ходил на зверобойный промысел («имел у себя добытки морские многие») «в край» моря, откуда не видно «превысоких гор», очевидно, далеко от Терского берега Кольского полуострова. Этим «краем» моря могла быть и Новая Земля, и Шпицберген. В этом же житии есть рассказ о необычной и почти трагической зимовке двух промышленников на одном из островов Онежского залива — острове Жужмуе, куда попали они поздней осенью после гибели судна, разбившегося в бурю о камни. Зимой питались робинзоны чем попало, так как все их продовольствие утонуло. Только весной к острову подошла соловецкая лодья. Все, что увидели там монахи, потрясло их. «В некоем месте, — писали они, — при Камени [нашли] храмину малу, а в ней же два человека нага и гладна и ногам их гниющим зело токмо еле живы».

В «чуде о брате Протасии и о страждущих человецех в семи судех» говорилось, как семь поморских судов, будучи на весеннем промысле в Белом море, попали в несколько необычный ледовый плен. В первый день пасхи (рассказывал зверобой Протасий) «прииде на нас буря ветреная велия и трус велик в море, и подвижеся море от зельного дыхания ветренаго». Случилось это во время стоянки судов у кромки льда, «и нача быти подо льдом зыбь велика, яко не мощно нам на леду стояти от нужа волн морских». Затем суда отнесло ото льдов и бросило в открытое море. Промышленникам угрожала смерть. Даже старые и опытные поморы, видавшие всякие виды, по словам Протасия, «не упомнят такова и толика труса морского». Спустя несколько дней кочи прибило к Соловецкому острову. Здесь обстановка неожиданно осложнилась. С моря на суда двинулись ледяные лавины. Промышленники приготовились к самому худшему. Семь дней продолжался ледовый плен. На восьмые сутки льды расступились под действием южных ветров, промышленники смогли продолжать свой путь.

В «чудесах» Жития Антония Сийского рассказывалось об осеннем ледовом дрейфе монастырской кочневой лодьи, на которой находилось двадцать работников под командой сына боярского Гаврилы Григорьева. От устья Двины лодью вынесло в море, что произошло 8 ноября. «А на мори уже льды густые, исполнено великих льдов осенныя ради студени и многих ветров». В дрейфе лодья претерпела ряд бед: льдами и ветром отломило «кормило правильное, им же окормляшеся лодья» и порвало снасти, утонули якоря. Промышленники решили бросить судно и на лодейном карбасе выйти на берег. После опасных приключений они едва добрались до «высоких гор», очевидно, к Зимнему берегу Белого моря. Сюда вскоре придрейфовала и их лодья. Она осталась, несмотря на сильное сжатие льдов, целой и невредимой.

Однако не всегда поморы оказывались бессильными. Научились они использовать стихию. В «чудесах» Елизара Анзерского сохранился рассказ о зимних плаваниях монахов Соловецкого монастыря по капризному Белому морю. Плавали на таких же кочневых лодьях от одного острова к другому, используя сильные приливо-отливные течения, когда «обретоша лед расточен. Та же вземше лодийцу и начасти плыти». Такие плавания требовали от мореходов знания законов моря.

В холмогорской артели Молчана Ростовца и Агея Распопова, собравшейся плыть в Мангазею, конечно, было немало опытных мореходов. Среди них — Леонтий Иванов Шубин, по прозвищу Плехан. Шел он в караване на свои средства, считался своеужинником. Один из четырех малых кочей, заказанных для этого похода, принадлежал ему. В начале июня он побывал на плотбище, где строился его коч, и просил мастера приделать к бортам судна два дополнительных киля, чтобы корабль при «переволакивании» не терял устойчивость, а при морском волнении — не раскачивался. Леонтий лучше, чем другие поморы, знал льды и поморские обычаи, считался человеком работящим и дельным. Высокий и широкий в плечах, с окладистой русой бородой, веселого нрава, любитель попеть и поплясать в хороводах, он обращал на себя внимание. В первые июньские дни, когда кочи с плотбищ пригнали к Холмогорской пристани, Леоитий, чтобы ускорить загрузку судна, нанял работных людей. На коче подняли новый холщовый парус, что сшили на Усть-Пинеге, укрепили мачту варовыми веревками, подняли катки для волока, погрузили мешки с ржаной мукой и вяленой рыбой. Взял с собой Леонтий и две бочки ставки — топленого кислого молока, смешанного с морошкой. Говорили, что зимой от цинги лучше этого питья ничего не может быть. Пока у помора есть ставка, ему не страшны никакие болезни. В тундре и на берегах Студеного моря всегда в изобилии гуси и утки, свежая оленина и свежие яйца. Летом запасались салатом — травой, парили и варили его в печке или на костре, в квасу или на воде. Настой из травы пили горячим. Квасили салатную траву, запасали ее наподобие капусты и варили из нее щи с мясом или с рыбой. Кроме этого, Леонтий брал с собой песцовые и соболиные ловушки — пасти, обметы на соболя, рыболовные сети, топоры, ножи, пилы и другие «промышленные заводы».

Торговый товар Леонтий погрузил сам. Хранился он в кованых сундуках, а состоял из безделушек (голубые бусы — одекуй, колокольчики с бахромчатыми кистями, бисер), из английского, голландского и русского сермяжного сукна. У самоедов менял он этот товар на «мяхкую рухлядь» — шкурки соболей и песцов. Самоедские князцы, старейшины родов, скупали товар фунтами и одаривали своих жен. Да и сами не прочь были украсить себя звонкими побрякушками. Не пожалеет самоед за такую покупку ничего, отвалит сторицей соболя, ценившегося на холмогорской ярмарке по 3–4 и по 5 рублей за шкурку. А бухарцы и хивинцы, приезжавшие в Сибирь, платили за них еще дороже.

Последними погрузили медные котлы. Варили в них пищу, но шли они и в продажу. За котлы зеленой меди сибирский кочевой житель платил щедро; мена проходила необычно; клали в «продажный» котел соболей и куниц, и пока он не наполнялся доверху, сделка не заключалась.

К петрову дню, 24 июня, погрузка закончилась, и утром караван от Холмогорской пристани отправился вниз по Двине. Первым, в голове каравана, летел коч Агея Распопова Матигорца, самого опытного морехода. Знал он мели и пути в губах и заливах, умел ориентироваться по звездам и крестам, что стояли на возвышенных мысах и в проливах вместо навигационных знаков. А для всех их руководством служила старинная рукописная «книга путей в море-океяне» — поморская лоция. Существовала целая система путей. Один путь шел по левому берегу Белого моря в Варзугу, другой — из Двины по Зимнему берегу, третий — на Соловки. Лоция собрала в себе все лучшее в мореплавательном деле, отмечала все приметные естественные признаки, и мореход мог, зная их, безошибочно прийти к цели. Два пути шли из Северной Двины в Мезенский залив. Один — им пользовались пинежане и мезенцы — проходил по реке Кулою, а другой — для холмогорцев и устюжан — вдоль Зимнего берега.

Летом 1601 г., по предположению старших в походе, на Белом море больших льдов не ожидалось, но это предсказание не оправдалось. Вышло все не так. Едва кочи достигли поселка Куя, что в Двинской губе, подул сильный северный ветер, которым суда загнало в бухту, и плавание прекратилось. Десять дней ждали мореходы южных ветров. Не обрадовали и встретившиеся у Верхней Золотицы «весновальщики[19]». В Горле Белого моря, по их словам, стоит крепкий лед, плотно прижатый к берегу, так что заберегом, полоской чистой воды между стоящими на мели льдами и берегом, пройти будет трудно. И еще две недели прошло в безделье. Только в середине июля с большим трудом, отталкиваясь шестами ото льда, провел Агей кочи к реке Чеши, впадающей в Белое море, а начало бравшей в глубине полуострова Канин, в небольшом озере. Плавание по этой реке зависело от подъема воды, и поэтому снова пришлось ожидать несколько дней. Как только начался прилив, кочи втянулись в Чешу и по ней дошли до озера. А здесь снова пришлось задержаться — лед еще не вскрылся, но посинел, раскололся, доживал последние дни. Леонтий Плехан на коче отправился вперед, прорубая пешнями проход. За ним гуськом шли остальные. Волок на реку Чешу, впадающую в Чешскую губу, преодолели с трудом, перетащив суда на катках. В Чешскую губу пришли только к началу августа.

вернуться

19

Веснование — весенний промысел на морского зверя и треску. Весновальщик — промышленник, артельщик на весновальном промысле (поморское).

5
{"b":"248128","o":1}