1913 «Иду и думаю по улице, еще…» Иду и думаю по улице, еще Холодной от недавней непогоды. И солнце льет, хотя не горячо, Свой желтый дождь на камин и на воду. И все разумно — вывески витрин. И генерал, несущийся из штаба. Портреты знаменитых балерин, И молоком торгующая баба. Лишь я один, не знающий, на что Истратить деньги — кровообращение, Верчусь, как белка в колесе пустом, И брызгаю слюною исступленья. «Сегодня или завтра — все равно…» Сегодня или завтра — все равно. Горит ли солнце, светит ли луна. Я понимаю ясно лишь одно: Не избежать мне земляного сна. Остынет раскаленный кипяток, Заглохнет злых копыт протяжный стук И выпадет из побелевших рук, Подаренный возлюбленной цветок. Достичь холодного спокойствия ума. Вот каждый мускул покорен умом. Сегодня окна, крыши и дома, А завтра тесный и единый дом. 1914 «Земная кора — обратная сторона медали…» Земная кора — обратная сторона медали. А лицевая закрыта зеленой плесенью. За чьи то преступления нас сюда послали Под хлесткие удары и каторжные песни. И все так важно — и ботинки, и разговоры, И катанье на моторах и сонные прогулки; Только несколько сумасшедших взоров Знают настоящее значенье улиц гулких. Вот сегодня меня ударит палка, А завтра камень или скрученная веревка Я заплюю ненужную весталку И обниму рецидивистку воровку. Нет ни одного события без причины, В густом смешении мы поймем все знаки. У загоравшейся пыльной лучины Я сниму кольцо, толстое, как шина, И забуду о несуществующем браке. 1913 «Игрушечные карлики на звонких резинках…» Игрушечные карлики на звонких резинках, Подпрыгивая, доскакивают до потолка: Сегодня жизнь, а завтра починка И на черной перевязке белая рука. У зеленого столика, сражаясь в карты. Карлики высовывают языки, А в мое окошко заглянуло солнце марта И сжало похолодевшие виски. И возникла боль, но, Боже, не исчезла, А увеличилась в тысячу раз. Я карликов бумажных ножницами изрезал И заплакал, хотя не сразу. 1914
«Глотну, как воздух, яростный огонь…» Глотну, как воздух, яростный огонь, Перекрещусь, как в детстве научили… Все вижу я прозрачную ладонь, Что гвоздиками к дереву прибили. И мертвый рот теперь, как мертвый мед. — Кричи! Кричи! Вонзи копье слепое В уста, в глаза, в бедро, в огонь, в живот, Пусть смотрит это небо голубое! 1913 «Склонился к движущемуся ковру…» Склонился к движущемуся ковру Людских объедков, шляпок и отбросов. Я слова сахарного «умру» Не понимаю. Солнце смотрит косо. И магазинщики отвесили губу, И покупатели зажали кошелечки, Я слова сахарного «в гробу» Не понимаю. От Финляндских сосен До волн Каспийских — все один визит. И как не сумасшествуй, ни грози Я равнодушен, ветренен, несносен. 1911 «Наклон стены. Отбросы. Дверь гнилая…» Наклон стены. Отбросы. Дверь гнилая, Ведущая в уборную, и слизь Какая то. Собака, чахло лая, Ждет смерти. Образы слились В одну мочалку спутанную. Дом Невероятным кажется, глупейшим. Из окон визг, пылающей вином, Измученной любовным горем гейши. Кошачий запах слаще пряных роз, Растущих в палисадниках колючих. О, сколько веточек, морщин и слез. О, сколько косточек и змей гремучих. Объято все дрожанием святым, Несу простор души полузасохшей И ставши изъязвленным, злым, пустым, Пью смерти заржавевший ковшик. 1913 «Ножичком, ножичком острым…» Ножичком, ножичком острым Продырявь кожицу и встань Рано утром. — и рост твой Уменьшится. Герань На окне побелеет. Ножичком, ножичком острым Медленно пробуравь Кожицу и рост твой Уменьшится. Лампу заправь. Герань зазеленеет. Ножичком, ножичком острым Пробуравь кровь, жир, кость. Мускул, — и рост твой Уменьшится. Придет гость Непрошеный. Герань омертвеет. 1914 «К растаявшему золоту свечей…» К растаявшему золоту свечей Приникла нежно голова седая. Но все равно, теперь — падеж какой, Погода на дворе какая. Вот жалкий день, вот отрывной листок. Мне все равно, куда теперь он ляжет, И, как душа, пылающий Восток — Мне ничего уже не скажет. |
