— Понял, патрон.

— В квартале есть множество небольших отельчиков.

Их тоже надо обойти. В те времена особенно трудно было найти квартиру. Почти невозможно…

Мегрэ знал, что в конце концов сам поедет в «Сирано» и станет бродить в районе бульвара Рошешуар.

Он поехал обедать домой, но сначала позволил себе выпить стаканчик аперитива в пивной «У дофины», а уже потом остановил такси.

Как и планировал, Мегрэ примерно в половине третьего оказался перед террасой «Сирано». Площадь Бланш была довольно оживленной — вереницы автобусов, группы туристов, увешанные фотоаппаратами. Все, или почти все, фотографировали «Мулен Руж»[1], находящийся неподалеку.

Терраса была переполнена, не нашлось ни одного свободного места. Гарсоны — их было трое — сновавшие между столиками, оказались довольно молодыми, но в самой пивной Мегрэ заметил одного лет под шестьдесят.

Он вошел и сел на табурет.

— Стакан пива…

Он не взял с собой Торранса, смущенный своим все возрастающим интересом к личности Марселя Вивьена.

— Вас зовут Жюльен? — спросил он, когда гарсон принес заказ. — Это с вами сегодня утром разговаривал один из моих людей?

— Вы комиссар Мегрэ?

— Да.

— Для меня большая честь познакомиться с вами.

Мне кажется, я рассказал вашему инспектору все, что знаю.

— Ваши воспоминания относятся именно к сорок пятому году?

— Да. Я почему так уверен — утром уже говорил — это было мое первое место официанта.

— Конец декабря — начало января?

— В этом я не так уверен. В конце декабря такая предпраздничная толчея, что просто нет времени рассматривать клиентов…

Его позвали к столику во втором ряду, он принял заказ и вернулся с двумя стаканами пива.

— Простите, но в зале я один. Остальные обслуживают клиентов на террасе. Так о чем я говорил? Да, в январе… А возможно, и в феврале, потому что я к ним привык, а на это требуется время.

— У вас не было никаких сомнений, когда вы опознали Вивьена?

— Имени его я не знал, но это точно он приходил сюда чуть ли не каждый вечер в компании симпатичной девушки.

— И почти всегда в то время, когда в кинотеатрах заканчивался последний сеанс?

— Да. Меня это поразило, сам не знаю почему.

— А ту женщину вы могли бы опознать?

— Знаете, женщин через двадцать лет узнавать труднее… Впрочем… Эту я бы точно узнал…

— Почему?

— У нее на щеке была вишневая родинка, как капля вина…

— На левой или на правой?

— Погодите… Они почти всегда садились за этот столик… Значит, принося им заказ, я видел левую щеку.

Гарсону снова пришлось отойти, чтобы заняться новым клиентом, заказавшим коньяк и воду.

— Позднее вы никогда не встречали эту женщину с другим спутником?

— Нет, не припоминаю. Мне кажется, я бы обратил на нее внимание, потому что привык к ее лицу и манере одеваться.

— А как она одевалась?

— Всегда в черное. Строгое черное шелковое платье и черное пальто с меховым воротником.

— У этой пары была машина?

— Нет, они приходили пешком, как будто жили по соседству…

— А такси им случалось брать?

Как раз напротив пивной находилась стоянка.

— Я не видел.

— И, выходя отсюда, они не направлялись к станции метро?

— Нет. Я думал, что они живут в этом квартале. После полуночи все иначе — кабаре заполняют иностранцы. А мы тут живем как будто на другом берегу. Между двумя сторонами бульвара большая разница. — Он хлопнул себя по лбу. — Да что я вам тут наплел? Я ведь говорил про сорок пятый? Что-то я запутался в вопросах… Это было в сорок шестом, конечно. В сорок пятом я еще работал коридорным в «Гранд-отеле»…

Ему опять пришлось отойти к другому столику, где клиенты потребовали счет.

Вернувшись, гарсон объяснил:

— Я люблю этот квартал. Он не похож на другие парижские кварталы. Здесь сохранилось много мелких ремесленников, у которых во дворах мастерские. А еще много служащих, чиновников, продавцов и продавщиц.

Наконец, мелких рантье, которые слишком привязаны к Монмартру, чтобы уехать доживать свои дни в деревне… Могу я вам еще чем-то быть полезен?

— Вряд ли… Если вспомните что-нибудь интересное, будьте любезны позвонить мне на набережную Орфевр…

— Иду! Иду! — обратился он к начавшим терять терпение четверым новым клиентам.

На западе собирались тучи, а другая половина неба оставалась почти чистой. Время от времени пролетал легкий ветерок.

Мегрэ медленно пил пиво, обещая себе, что на сегодня этот стакан станет последним. Он собирался оплатить счет, когда к нему наклонился сосед:

— Я правильно расслышал? Вы — комиссар Мегрэ?

Простите, что так вот обращаюсь к вам…

Он был очень толстым, с красным лицом, с тремя подбородками и огромным пузом.

— Я родился на Монмартре, прожил тут всю жизнь.

На бульваре Рошешуар держал лавку по продаже рамок для картин. Дело я продал три года назад, но сохранил свои привычки…

Мегрэ с интересом рассматривал его, не зная, к чему толстяк клонит.

— Не желая подслушивать, я все-таки слышал часть вашего разговора с гарсоном. Речь шла о клошаре, убитом в заброшенном доме близ Центрального рынка?..

Я тоже видел фотографии в газетах и уверен, что не ошибся.

— Вы его знали?

— Да.

— Вы видели его недавно?

— Нет. Лет двадцать назад. А узнал я его по фотографиям, где он без усов.

— Вы бывали в его мастерской на улице Лепик?

— Нет. Если верить тому, что пишут в газетах, там его уже не было. Я, как и Жюльен, познакомился, с ним в сорок шестом.

— В какое время года?

— В феврале, если не ошибаюсь. И регулярно встречал его на протяжении полугода.

— Он жил возле вас?

— Я не знаю, где они — он и его подружка — жили, но обедали всегда в том же ресторане, что и я, — в «Гурмане» на улице Данкур. Это маленький ресторанчик для завсегдатаев, всего-то полдюжины столов. Рано или поздно знакомишься со всеми.

— Вы уверены, что это продолжалось полгода?

— Я видел их еще в августе, перед тем, как уехать на три недели на Лазурный берег…

— А когда вы вернулись?

— Машинально искал их глазами, но они больше не приходили. Я спросил о них у Бутана, хозяина ресторана, и он мне сказал, что в один прекрасный день эти люди не пришли — и все.

— Может, они тоже уехали в отпуск?

— Нет. Они бы вернулись осенью. А я с тех пор больше не встречал их ни на бульваре, ни на улицах.

Мегрэ был смущен тем, что ему рассказал этот человек, явно говоривший правду и, похоже, обладавший отличной памятью. Вместе с воспоминаниями гарсона его сведения приводили к выводу, что, бросив жену и дочь на улице Коленкур и оставив свою мастерскую на улице Лепик, Марсель Вивьен сожительствовал с некоей очень молодой, возможно, совсем юной женщиной, даже не потрудившись переехать в другой квартал.

В течение двух месяцев они регулярно посещали «Сирано», после того как выходили из кино. До середины августа их встречали в маленьком ресторанчике на улице Данкур, в нескольких кварталах отсюда.

На что они жили? На сбережения Вивьена, если таковые у него были? Следует ли предположить, что, уходя из дома, он ничего не оставил жене и дочери?

Еще один вопрос, который надо будет задать мадам Вивьен, потому что дочь может и не знать. Ответит ли она?

Комиссар вздохнул, заплатил за пиво, поблагодарил Жюльена и соседа по столику — продавца рамок.

— То, что я рассказал, вам пригодится?

— Конечно.

Мегрэ пошел вдоль бульвара, на ходу набивая трубку. На улице Данкур он сразу нашел ресторан под вывеской «Гурман». Зал был маленьким, дверь оставили открытой, чтобы создать сквозняк. За стойкой читал газету немолодой мужчина, одетый как повар.

Это был ресторан по моде прошлых лет, с прикрепленными к стене ячейками для сумок и портфелей Посетителей. Стеклянная дверь отделяла зал от кухни.

Разумеется, в этот час ресторан пустовал.