— Например, вопрос о возможности преступления по политическим мотивам?
— Насколько мы знаем, Феликс Наур политикой не занимался.
— А его брат, который в Женеве?
Комиссар даже не предполагал, что они зашли так далеко в своих поисках.
— Не служил ли его банк прикрытием для ведения иной деятельности?
— На мой взгляд, ваши предположения слишком поспешны.
Тем не менее, Мегрэ следовало бы удостовериться в том, что Пьер Наур действительно прилетел в Париж утренним самолетом. До сих пор не было оснований предполагать, что он приехал сюда заранее.
— Был ли использован пистолет, найденный под телом жертвы?
Мегрэ ответил уклончиво, не выдавая своих догадок:
— Он находится у экспертов, и я еще не получил от них заключения. Теперь вам известно об этом деле почти столько же, сколько и полиции, и поэтому я прошу вас позволить продолжить расследование. Я обязательно приглашу вас, как только у меня появится что-то новое.
Он догадывался, что Макий оставит одного из своих товарищей в коридоре, чтобы наблюдать за его кабинетом и фиксировать всех посетителей, которых он будет принимать.
— Ну, а разве…
— Нет, ребята! У меня много дел, и я не могу уделить вам больше времени.
Эта беседа прошла не так уж плохо. Он вздохнул, помечтал о бутылке холодного пива, но не решился попросить кого-нибудь из сотрудников принести ее из пивной «Дофин».
— Алло!.. Лапуэнт?.. Ну как там?
— В доме по-прежнему мрачная атмосфера. Служанка злится, что ей не дают заняться уборкой. Нелли лежит в постели и читает детектив на английском языке. Что касается Пьера Наура, то он не покидает кабинета, где разбирает корреспонденцию и документы.
— Он не звонил?
— Один раз в Бейрут, чтобы известить отца о случившемся. Тот намерен вылететь ближайшим самолетом.
— Позови, пожалуйста, Пьера Наура.
— Он рядом со мной.
В трубке послышался голос женевского банкира.
— Я вас слушаю…
— Скажите, был ли у вашего брата нотариус в Париже?
— Три года назад, во время нашей последней встречи, Феликс упомянул о нем, сказав, что если умрет, завещание можно будет найти у мэтра Леруа-Бодье, бульвар Сен-Жермен. По случайности, я очень хорошо знаю Леруа-Бодье, какое-то время мы вместе изучали право, но затем потеряли друг друга из виду.
— Ваш брат сообщил содержание завещания?
— Нет. Он только дал мне понять с некоторой горечью, что, несмотря на упреки отца, остался одним из Науров.
— Вы ничего не обнаружили в бумагах, которые просматривали?
— В основном, это оплаченные счета, указывающие на то, что моя невестка не занималась разносчиками продуктов, возложив эту заботу на своего мужа. Почти ежедневные отчеты воспитательницы, сообщающей о детях, что доказывает привязанность к ним Феликса. Приглашения, письма от управляющих казино и крупье.
— Послушайте, господин Наур. Нет больше необходимости задерживать вас в доме. Вы можете ездить по Парижу, не покидая, однако, города. Если захотите жить в отеле…
— У меня нет такого намерения. Я буду ночевать в комнате брата. Возможно, я выйду из дома, но только затем, чтобы поужинать…
— Не можете ли вы снова передать трубку моему инспектору?.. Алло!.. Лапуэнт?.. Я только что разрешил Пьеру Науру уходить и приходить когда ему вздумается. Но это не касается Уэни, и я предпочитаю, чтобы горничная тоже не покидала дом… Служанка может пойти закупить продукты, а потом, если пожелает, возвратиться к себе домой. К концу дня я пришлю кого-нибудь заменить тебя, пока…
Он вошел в инспекторскую, где человек пятьдесят одновременно печатали рапорты на машинках или звонили по телефону.
— Кто здесь более или менее бегло может говорить по-английски?
Они молча переглянулись, и Барон робко поднял руку.
— Только предупреждаю — у меня плохое произношение.
— Где-то в пять или в шесть часов ты поедешь на Парк-Монсури на замену Лапуэнту и останешься там. Он тебя проинструктирует.
Возвращаясь в свой кабинет, Мегрэ увидел одетого в пальто Жанвье, который, казалось, принес в кабинет ледяное дыхание улицы.
— Я видел хозяина бара «Липы», толстого заспанного типа, который, я подозреваю, хочет выглядеть менее хитрым, чем есть на самом деле. Он утверждает, что не имеет никакого отношения к клубу на втором этаже, управляющим которого является некий Поцци, разве что клиенты клуба проходят в него через бар… По вечерам от восьми и часов до двенадцати в баре толпится народ, многие приходят, чтобы посмотреть телевизор. Вчера людей было больше обычного, поскольку показывали что-то интересное. Он не видел, когда Уэни пришел, но заметил, что ушел примерно в четверть второго…
— Получается, что Уэни мог прийти в любой момент и провести в клубе всего несколько минут?
— Да, возможно. Если вы разрешите, я сегодня вечером расспрошу Поцци, всех крупье и, в случае необходимости, постоянных посетителей клуба.
Мегрэ хотелось бы пойти туда самому. Какое-то время он колебался, но потом решил, что ему стоило бы отдохнуть после почти бессонной ночи, особенно если учесть работу, которая ждет его завтра.
— А что ты узнал в ресторане?
— Там очень маленький зал, в котором стоит такой сильный запах восточной кухни, что у меня закружилась голова. Бутрос выглядит толстым увальнем, который при ходьбе с трудом передвигает огромные ноги. По-видимому, он ничего не знал о том, что произошло этой ночью, потому что, когда я сказал ему о смерти Наура, он заплакал. «Мой лучший клиент!.. Мой брат!.. — вскрикивал он. — Да, инспектор, я любил этого человека, как брата… Подумать только, он приходил сюда обедать, когда был еще студентом, и, случалось, я целыми неделями кормил его в кредит… Став богатым, он не забыл бедного Бутроса и, когда бывал в Париже, приходил сюда ужинать почти каждый вечер… Вот, посмотрите, это его столик, в углу, у стойки…»
— Он говорил с тобой о госпоже Наур?
— И выглядел при этом, как старая обезьяна, которая гримасничает, но в то же время искоса наблюдает за тобой… Он долго и восторженно говорил о красоте мадам Наур, ее нежности и любезности. «И не такая уж гордая, инспектор!.. Приходя и уходя, она обязательно пожимала мне руку…»
— Когда он видел ее в последний раз?
— Говорит, что точно не помнит… Вначале она бывала здесь с мужем гораздо чаще, чем в последнее время, да… Это была красивая пара, они выглядели, словно влюбленные… Нет, между ними ничего не произошло, но, разумеется, она должна была заниматься домашними делами и детьми…
— Он не знает, что дети живут на юге?
— Возможно, и нет или, во всяком случае, делает вид, что ему это неизвестно…
Мегрэ невольно улыбнулся. Разве при расследовании этого дела хоть кто-нибудь не лгал? Все началось у Пардона прошлой ночью, когда возникла эта история с выстрелом, якобы раздавшимся из машины, и пожилой женщиной, указавшей на дом врача.
— Минутку! — сказал комиссар Жанвье. — Мне нужно позвонить. Останься здесь…
Он вновь обратился к Лапуэнту.
— Служанка не ушла?
— Мне кажется, я слышу, как она собирается.
— Не можешь ли ты позвать ее к телефону?
Ему пришлось ждать долго, затем он услышал в трубке неприветливый женский голос:
— Что вам еще от меня нужно?
— Хочу задать вам один вопрос, мадам Воден. С какого времени вы живете в четырнадцатом округе?
— Не представляю, что это могло бы…
— Мне легко навести справки в комиссариате, где вы, должно быть, зарегистрированы.
— Три года…
— А где жили раньше?
— На улице Серван, в одиннадцатом округе.
— Вам приходилось тогда болеть?
— Мои болезни никого не касаются…
— Но вас лечил доктор Пардон?
— Он хороший человек, этот врач, который не задает вопросов, а лишь лечит…
Таким образом, небольшая загадка, над решением которой комиссар мучился с самого начала, когда узнал про эту историю от Пардона, нашла свое объяснение.
— Ну что, это все? Я могу идти за покупками?