— Что вы на это ответите?

Не повышая голоса, Кажо распорядился:

— Марта, закройте дверь.

Прислуга с ворчанием подчинилась. Тогда Кажо понизил голос до такой степени, что Мегрэ засомневался, расслышат ли Нотариуса по телефону.

— А что, если Одиа уже мертв?

На лице Кажо не дрогнул ни один мускул. Мегрэ вспомнил свой разговор с Люкасом в пивной «У Нового моста». Разве бригадир не заверил его, что Одиа в сопровождении инспектора явился к себе в гостиницу на улице Лепик около часа ночи? Значит, инспектор должен был наблюдать за гостиницей до самого утра.

Положив руку на вытертый сафьян бюро в нескольких сантиметрах от пистолета, Кажо продолжал:

— Как видите, вашим предложениям грош цена. Я считал, что вы гораздо сильнее.

И добавил, не глядя на похолодевшего Мегрэ:

— Если вам нужны более подробные сведения, позвоните в комиссариат восемнадцатого округа.

При эти словах он мог бы протянуть руку к трубке, снять ее и передать гостю. Он не сделал этого, и комиссар, переведя дух, поспешил вставить:

— Верю. Но я тоже еще не выложил все до конца.

Мегрэ не знал, что скажет. Но ему было необходимо продержаться как можно дольше, любой ценой вынудив Кажо произнести определенные слова, которых этот тип избегал, как чумы.

До сих пор он ни разу не опроверг факт преступления.

Но и не произнес ни одной фразы, ни одного слова, которые можно было бы истолковать как безусловное признание.

Мегрэ представил себе, с каким нетерпением бедняга Люкас прижимает трубку к уху, переходя от надежды к отчаянию и командуя стенографам:

— Этого не фиксировать.

А если позвонит Эжен или еще кто-нибудь?

— Вы убеждены, что наш разговор следует продолжать? — настаивал Кажо. — Мне время одеваться.

— Прошу у вас еще минут пять.

Мегрэ налил себе вина и встал с возбужденным видом человека, намеревающегося произнести речь.

Кажо не курил, не двигался, у него не было даже никакого тика, который мог бы дать выход нервному напряжению.

Мегрэ не сразу отдал себе отчет в том, что его сковывает именно такая полная неподвижность собеседника, но понял это, увидев, как Нотариус протянул руку к стоявшей на бюро вазочке и взял одну горошинку.

Это было не бог весть что, и все-таки глаза комиссара блеснули, как если бы он обнаружил разлом в броне. Кажо не курил, не пил, не любил женщин, но ел сладости и сейчас сосал конфетку, перекатывая ее от одной щеки к другой.

— Мы с вами оба профессионалы, — проговорил наконец комиссар. — И как профессионал, я скажу вам, почему вы непременно попадетесь.

Конфетка заходила быстрее.

— Возьмем первое убийство. Я говорю о первом убийстве в целом ряду, потому что, вполне возможно, у вас в активе их несколько. Разве адвокат, у которого вы служили старшим клерком, не умер от отравления?

— Это не доказано, — простодушно возразил Кажо.

Ему хотелось понять, куда гнет Мегрэ, а мозг комиссара, в свой черед, работал на больших оборотах.

— Ладно. Три недели назад вы решили убрать Барнабе. Насколько я понял, он был связным между Парижем и Марселем, то есть между вами и левантинцами, доставляющими наркотики морем. Предполагаю, что Барнабе решил отхватить себе слишком жирный кусок. Ему предлагают сесть в машину. На улице ночь. Неожиданно Барнабе получает нож в спину, и через несколько секунд тело его грохается о тротуар. Улавливаете, в чем ваша ошибка?

Мегрэ взялся за спички, проверяя, на месте ли деревянный кружок. Кроме того, он сделал это, чтобы спрятать улыбку, которую никак не мог подавить: Кажо, словно прилежный ученик, и в самом деле соображал, где же он допустил промах.

— Сейчас я вам это скажу, — обещал Мегрэ, прервав ход своих рассуждений. — А пока что продолжаю. Не знаю уж, какая случайность выводит полицию на след Пепито. Поскольку товар во «Флории», а «Флория» под наблюдением, положение становится опасным. Пепито чувствует, что его возьмут. Он угрожает выдать вас, если вы его не спасете. Вы приканчиваете его из пистолета, когда он думает, что находится один в пустом кабаре.

Здесь все чисто, ошибки нет.

Кажо поднял голову, бомбошка остановилась на середине языка.

— До сих пор ошибки нет. Ну, улавливаете?.. Но вот вы обнаруживаете, что в заведении прячется полицейский. Вы выходите. Вы не в силах справиться с искушением подловить фараона. На первый взгляд, ваш ход просто гениален.

И, однако, это ошибка, вторая ошибка.

Теперь перевес был на стороне Мегрэ. Ему нужно было только продолжать, ничего не форсируя. Кажо слушал, размышлял, и тревога мало-помалу подтачивала его спокойствие.

— Третья смерть — убийство Одна, потому как этот тоже заговорит. Но за ним наблюдает полиция. Следовательно, нож и пистолет исключаются. Но я ручаюсь, Одиа мучила по ночам жажда. На этот раз — в особенности: он пьян. Больше он не проснется: вода в графине отравлена. Третья ошибка!

Мегрэ играл ва-банк, но он был уверен в своей догадке: обстоятельства просто не могли сложиться иначе.

— Так в чем же именно третья ошибка? — выдавил наконец Кажо, протягивая руку к вазочке с конфетками.

Комиссар представил себе гостиницу на улице Лепик, населенную преимущественно музыкантами, платными танцорами, девицами легкого поведения.

— Ошибка в том, что вам требовался человек, который отравил бы воду в графине.

Кажо не понял. Он сосал горошинку, и в воздухе стоял легкий сладковатый запах ванили.

— Ликвидируя Барнабе, вы взяли с собой, самое меньшее, двух человек: Пепито и того, кто вел машину, — наверняка Эжена. И вот уже Пепито угрожает вас предать.

Улавливаете?.. Как следствие — необходимость устранить Пепито. Выстрел делаете вы сами. И тут же сами все усложняете: находите Одна и велите ему толкнуть инспектора. Что автоматически вытекает из всего этого? Да то, что в игру вступают Эжен, хозяин «Табака» Луи, маленький игрок в белот, которого зовут Колен, и, наконец, Одна.

Первым сдает Одна. И вот вы оказываетесь вынуждены покончить и с ним! Но вчера днем вас самого на улице Лепик не было. Вам пришлось прибегнуть к одному из постояльцев гостиницы, которому вы позвонили. А это еще один сообщник! Еще один человек, способный заговорить! Итак, чего вы добились?

Кажо все еще размышлял. Солнце добралось до никелированной телефонной трубки. Утро кончилось. Толпа вокруг тележек с овощами стала плотной, и, несмотря на закрытые окна, уличный шум проникал в квартиру.

— Разумеется, вы знаток своего дела. Но зачем тогда всякий раз вешать себе на шею лишних сообщников, чьи языки могут развязаться? Убрать Барнабе вы могли запросто и где угодно — он вас не опасался. В деле с Пепито вам Одна был не нужен. И вчера, когда за вами не наблюдали, вы могли сами поехать на улицу Лепик.

В таких гостиницах не бывает портье, вход и выход в них совершенно свободный.

Иногда на лестнице слышались шаги, и Мегрэ непроизвольно напрягался, чтобы не потерять спокойствия и как ни в чем ни бывало продолжать свой анализ.

— На данный момент выдать вас могут, по меньшей мере, пятеро. Так вот, чтобы пять человек долго хранили подобную тайну, — вещь неслыханная.

— Барнабе ударил ножом, не я, — процедил Кажо, потускнев еще больше обычного.

Мегрэ, перехватив мяч на лету, уверенно отпарировал:

— Знаю.

Партнер, прищурившись, удивленно взглянул на него.

— Нож характерен скорее для итальянца, вроде Пепито.

Требовалось еще одно, совсем ничтожное усилие, но в этот момент прислуга распахнула дверь, и Мегрэ показалось, что выстроенное им здание вот-вот рухнет.

— Я за покупками, — объявила Марта. — Что взять из овощей?

— Что хотите.

— А деньги?

Кажо достал портмоне с металлической застежкой, поношенное, но прочное, настоящий кошелек скупца. Потом вытащил оттуда две монеты по десять франков. Винная бутылка на столе была пуста, и он протянул ее прислуге.