Надеюсь, когда меня отсюда заберут, убитых крыс никто не будет рассматривать: так-то ладно – не поделили камеру, бывает, но мне очень не хотелось, чтобы кто-то другой узнал о том, как я неожиданным образом утолил жажду. Даже самому хотелось об этом забыть и никогда больше не вспоминать.

Вытащили меня утром, все так же грубо и вновь без попыток поговорить и что-либо выяснить. Сняв цепь с потолочного крепления, стражники потащили меня по коридорам, ухватившись за цепи, даже не давая мне ногами пола коснуться. На улице мы миновали пустой сейчас тренировочный двор, и вышли из открытой решетки главных ворот. Почти сразу же меня неаккуратно бросили в повозку, так что лицом проехался по дощатому полу.

Я оказался в клетке. Большая деревянная клетка, установленная на повозке, запряженной одной лошадью. Заскочивший следом за мной один из стражников прикрепил цепь на верхней решетке, так что я почти повис, едва касаясь пальцами пола. После стражник спрыгнул на землю, хлопнула дверь, лязгнул замок, закрываясь, и послышался щелчок кнута возницы. Повозка с запрыгнувшими в нее двумя стражниками тронулась.

Поначалу мы ехали по извилистой накатанной грунтовой дороге. Большие, сплошные деревянные колеса повозки неторопливо крутились – лошадь шла шагом. Стражники беззаботно переговаривались о чем-то на своем басурманском, возница сидел молча, изредка приподнимая поводья и причмокивая, понукая лошадь. Вокруг раскинулись пологие холмы с красноватой, выжженной солнцем землей и желтой, выцветшей травой.

После примерно четверти часа езды грунтовка закончилась, и мы выехали на широкий, мощенный брусчаткой тракт, о чем я сразу же пожалел – рессор у повозки не было, и хотя дорога была довольно ровная, качественная, мелкая вибрация повозки сильно напрягала и нервировала. На широком тракте начали попадаться различные встречные повозки – фургоны, груженные фруктами и овощами открытые тележки, один раз встретился даже решетчатый автозак вроде того, на котором я ехал. Окружающий пейзаж оставался прежним – все те же пологие холмы, вот только теперь часто по сторонам отходили дороги, упираясь в богато изукрашенные ворота. Не иначе жилища богачей в предместьях большого города.

Через некоторое время, подтверждая мою догадку, дорога в очередной раз вильнула, и передо мной открылся завораживающий вид – с вершины холма, на котором мы сейчас были, открывалась панорама города, раскинувшегося в широкой бухте, вода которой блестела золотом под лучами восходящего солнца. Прямо передо мной виднелись предместья – разбросанные то тут, то там белоснежные строения загородных вилл, а всю остальную часть долины занимал город, будто обнимая вклинившееся в землю море. И даже отвоевывая часть водной глади – возведенные прямо на воде полукругом стены будто двумя клешнями охватывали гавань, в которой возвышался лес корабельных мачт.

Сам город также был огорожен стеной, за которой сплошной чешуей, разрываемой лишь ровными линиями улиц, шли черепичные крыши домов. Но к центру панцирь будто раскрывался, виднелись проплешины площадей, высокие здания, господствующие над улицами и кварталами, но ни одно из них не могло поспорить величием с кажущейся огромной даже на таком удалении арены, находящийся почти в самом центре. Еще дальше, за городом, уже на пределе видимости, я смог рассмотреть несколько скальных мысов на другом конце огромной бухты, на одном из них возвышался белоснежный дворец.

Наслаждался картиной я недолго – дорога все больше спускалась вниз по холмам, и целиком панораму теперь было не рассмотреть. Зато увеличилось количество повозок и людей на дорогах, двигающихся как в город, так и из него. Процокав подковами, проехал даже разъезд всадников человек из десяти, один из которых гордо нес на древке копья какой-то металлический знак, блеснувший на солнце. Всадники были облачены в доспехи, отдаленно напоминающие те, которые были на стражниках – такие же полукруглые пластины панцирей на плечах, похожие шлемы со щитками. Вот только брони всадников были не в пример богаче, и не кожаными, как у стражников, а металлическими, блестевшими на солнце там, где их не закрывали плотные фиолетовые плащи.

Еще около получаса езды по оживленному тракту, и телега со мной подкатила к городским воротам, где нас пустили в обход очереди, едва один из моих сопровождающих подошел к начальнику караула. Стоило только въехать в арку ворот, как со всех сторон на меня обрушился равномерный гул большого города. Улочка оказалась узкой, дома жались друг к другу, наползая один на другой и закрывая небо выдающимися вперед балконами. Практически в каждом доме на первом этаже располагались какие-то лавки, выставленные лотки с товаром закрывали тротуары, выдавливая на огороженную высоким бордюром проезжую часть людской поток, который тек, не обращая внимания на повозки. И, похоже, оказался я в каком-то аналоге города Римской Империи – настолько характерна была одежда прохожих. Но здесь все было очень яркое, и даже однотонные желтые стены домов и пыльная мостовая не могли сбить это очарование насыщенных цветов.

По мере приближения к центру города улица расширялась, да и дома уже не так тесно жались друг к другу, несколько раз даже мелькнула зелень садов. Людей стало больше, однако было уже не так тесно. Окружающие вокруг выглядели по-разному, но почти все были одеты в туники и будто сошли со старинных картин. В основном преобладали темные цвета – рабы или слуги, по всей видимости. А может, рабы-слуги. Много было и праздношатающихся граждан, блестящих лысинами на солнце и степенно шагающих по своим делам, кутаясь в тоги. Но блестели не только лысины – сверкали на солнце и многочисленные украшения матрон, периодически появляющихся в толпе. У многих одежда характерная: поверх разноцветных туник хитоны (или они столы называются?) – подобие тоги у мужчин. Изредка можно было заметить воинов в доспехах, при этом их облачения были совершенно разными, и большинство – абсолютно не типичны для эпохи Империи.

Несколько раз нашу повозку, возница которой уже стоял на ногах и громкими криками пытался разогнать лезущих прямо под копыта лошади прохожих, обгоняли паланкины, которые несли в основном темнокожие рабы. Длинные, жилистые, очень выносливые по виду. Перед одним из паланкинов даже следовало несколько бугаев, расталкивающих толпу. Жизнь здесь била ключом – катились мимо тележки развозчиков продуктов, бегали водоносы, жалась к стенам всякая шантрапа. Эти как раз, как и большинство праздношатающихся граждан, обращали на меня пристальное внимание, кто-то показывал пальцем, жестикулируя. Между делом в меня прилетело несколько огрызков и прочей дряни.

Мда. Иногда, еще в прошлой жизни, я очень хотел оказаться где-нибудь в Римской Империи. Оказался. Можно наслаждаться.

Неожиданно стены домов расступились, и передо мной возникла Арена. Именно так, с большой буквы – величественное здание поражало, возвышаясь над городом, подсвеченное восходящим солнцем.

После щелчка кнута возницы телега ускорилась и, прогрохотав по брусчатке, подъехала к одной из сводчатых арок в высокой, точно не ниже десятиэтажного дома, стене, окружавшей арену. После переклички моих сопровождающих со стражниками, ворота в арке отворились, и снова клетка со мной двинулась вперед, резко подрагивая на неровностях покрытия.

Заехав внутрь, возница на небольшом пятачке развернул телегу, после чего стражники, сопровождавшие меня, соскочили на землю. Со стороны подошло еще несколько, держа наготове оружие, пока меня вытаскивали, не особенно церемонясь.

Мелькнула открытая дверь, темный коридор под уклоном, заполненный грохотом деревянных подошв, и я оказался в большой камере, вдоль стен которой было приковано несколько человек. Помещение было полуподвальное – возле одной из стен вверх поднималась лестница, ведущая к решетке, сквозь которую проникал яркий солнечный свет.

Здесь были не только заключенные – в камере присутствовало несколько стражников, которые под расписку на небольшой дощечке приняли меня у сопровождающих. Местные стражники подвели меня к свободному месту и, освободив от креста на спине, заковали в кандалы, висящие на стене. Действовали они сноровисто, уверенно и без затаенной боязни. Я присмотрелся к одному из них: