Из кабины пилотов вышел человек в форме. За ним стояла раскрасневшаяся и какая-то сразу очень неприятная стюардесса.

– Вот он, вот, посадочного талона нет, а на рейс лезет. А эта молодая на меня тут так ругалась, так ругалась. Иван Игнатьевич, вы видите, я вся разнервничалась. Как я смогу теперь лететь в такой ситуации? Безобразие просто!

– Света, подожди, разберемся сейчас, – и, наклонившись к ней, произнес потише: – Голос не повышай только. Не забывай, ты в форме.

Повернувшись к нам, пилот был достаточно доброжелателен:

– Предъявите ваши посадочные талоны. Девушка, вас это тоже касается.

Я протянула ему свой, а старик опять начал оправдываться:

– Сынок, прости, рейс тут задерживаю. Только нет у меня талона. Задевал куда-то. Ты только не подумай, что безбилетный я. Ветеранский совет мне билет покупал, на параде я был. Господи, всей деревней провожали. А я вот подвел. Петрушка какая!

Дед трясущимися руками доставал завернутый в носовой платок паспорт. Смотреть на это не было никаких сил.

– Вы, поймите, дедушка, – летчик старался говорить мягко, – у нас существуют правила. Мы не можем взять на борт безбилетного пассажира. Мне неприятно вам об этом говорить, но вы должны покинуть борт самолета. Объясните всё наземным службам, они обязательно вам помогут.

Из-за спины летчика злорадно выглядывала стюардесса Света.

– Да я что, я конечно…

Дед неловко начал подниматься, пытаясь натянуть непослушными руками пиджак.

– Дед, сядь.

Мы не заметили, как рядом с нами оказалось несколько здоровых сибирских молодцов. Давно прислушиваясь к разговору, они не принимали участия – видимо, были уверены, что не стоит обращать внимания. И так всё ясно. Нечего и вмешиваться. Никто не мог подумать, что дело примет такой поворот. Сибиряки не выдержали и поднялись всей командой.

Один из них взял старика под руки, усадил удобно.

– Воды принеси, – бросил он проводнице. Та стояла не шевелясь.

– Не поняла?! Воды и таблетки какие-нибудь сердечные. Что там у вас есть? Валидол, корвалол, – он говорил тихо, но в голосе было что-то такое, что Света тут же развернулась на своих каблучках. И через минуту вернулась со стаканом воды и бутылочкой корвалола.

– Вот так, дед. Садись, пей воду и ни о чем не думай. Ты домой летишь. Не для того ты нас защищал, чтобы мы тебя сейчас бросили. Понял, дед? Всё хорошо.

Парни встали стеной, отгородив деда от летчика и стюардессы.

– Деда в обиду не дадим. Иди в кабину и заводи двигатель. – Парень говорил спокойно, но в голосе чувствовалась такая сила, сопротивляться которой было просто страшно.

– Но как же? – попытался все-таки пилот.

– Без старика не полетим. Ты понял?

В самолете стояла гробовая тишина. Все напряженно ждали. Неужели же произойдет сейчас страшная несправедливость? Но для этого уже не было никаких шансов. Парни бы этого не допустили. Пилоту это было тоже ясно. Наверное, он нарушал свой устав и не имел права. Но существуют простые человеческие отношения и человеческая благодарность тем, кому мы обязаны жизнью. И, думаю, в душе летчик был благодарен сибирякам, тому, что они не дали ему войти в конфликт с собственной совестью.

Летчик молча ушел в кабину. Через пять минут самолет набирал высоту. Дедушка утирал слезы, как и я, впрочем. Мы не говорили о том, что произошло. Но оба думали об одном и том же.

Не перевелись на земле русской настоящие мужики.

НАКОНЕЦ-ТО закончилась моя первая выставка в Ганновере «Интергоспиталь», и я с чувством выполненного долга еду на такси в гостиницу. Завтра утром домой. Ура! Ура-то ура, но самолет вылетает в пять утра, а гостиница за городом. А ну как такси опоздает! Или приехать забудет! Пытаюсь договориться с этим же таксистом:

– А вот вы можете в два часа ночи меня в аэропорт отвезти?

– Либе фрау, вот вы в два часа такси и закажите, в Германии такси приходит в любое место за две минуты. – А вдруг не придет?

– Придет, либе фрау.

– А вдруг с телефоном что-то?

– Так не бывает.

– А вы совсем не можете приехать?

Таксист тяжело вздыхает, понимает, что случай непростой, девушку заклинило.

– Гут, я приеду. Мне всё равно рано завтра вставать, ехать к моему постоянному клиенту.

Ну, слава Богу! Как это у меня все-таки ловко получилось! А то надейся на их две минуты – неровен час, останешься здесь на всю жизнь. У них, конечно, у проклятых империалистов, всё очень даже хорошо, но я больше этого напряжения не выдержу и полдня. Скулы уже свело улыбаться и делать вид, как мне тут у них всё нравится.

Таа-ак, мой друг Жарков куда-то свалил. Видать, пытается что-нибудь выклянчить у хозяина гостиницы. Ведь как человек развился за неделю! Мы когда с ним сюда приехали, ни одного слова по-немецки сказать не мог. А так: нужда заставила (это после того, как я отказалась переводить его дурацкие просьбы), открыл словарь – и по словечку, по словечку чего-нибудь да выпросит.

Сначала он меня эксплуатировал:

– Светочка, вот мне бы с того стенда зажим, давай попросим, а с того ножницы, давай попросим.

Я перевожу, на нас как на дураков смотрят. Ну и действительно, с какой стати! Тогда я должна переводить про его тяжелую жизнь и беспросветную бедность. А как не переводить? Это же я его в Германию на выставку привезла в благодарность за то, что его клиника у нас инструменты купила, так что должна следить, чтобы поездка ему понравилась и никаких трудностей у него в ней не было!

Короче, день я терпела, потом говорю:

– Всё! Больше ничего просить не буду, просите сами! Я с удовольствием переведу, зачем какой инструмент нужен, что как работает, а позорить державу больше не буду. И так все удивляются, на нас глядя: почему мы ничего купить не можем, почему нам всё даром надо?

Жарков, по-моему, даже не очень обиделся. Про то, как инструменты работают, ему было неинтересно, и все свои силы он бросил на то, чтобы свои немалые нужды объяснить самостоятельно. Размахивал руками, всякие позы принимал, а самое центральное слово в словаре находил. Между прочим, очень преуспел в этом. Полчемодана всякого барахла с собой в Москву набрал!

Вообще с этим Жарковым проблемы начались сразу. Не успели вселиться в гостиницу, бежит:

– Светочка, мне не положили постельное белье!

Иду смотреть. Оказывается, он никогда не видел белья коричневого цвета. Думал, это наматрасник!

Вечером опять проблемы:

– Вы не могли бы попросить для меня еще мыла?

– А вы что, – спрашиваю, – постирушку уже решили организовать?

– Ну что вы, Света. Просто что это за мыло, такой маленький кусочек? Один раз только намылиться хватило.

Он, видать, рассчитывал, что должно хватить еще всей его семье намылиться!

Сначала я его проблемы решала, потому что была некоторым образом обязана это делать. Потом поняла, что проблемы у него постоянные. Просто не человек, а одна огромная проблема. Я решила расслабиться и плюнуть на это. В конце концов, у меня масса своих задач и их тоже надо выполнять.

Ну, теперь поездка практически подошла к концу. Завтра я расстаюсь и с Германией, которая мне в общем-то очень понравилась, и с Жарковым, который мне совсем не понравился. Ничего не поделаешь, издержки работы.

Раннее утро, все еще спят, по первому этажу тихо бродит хозяин гостиницы – встал специально меня проводить. Я пытаюсь столкнуть мой чемодан со второго этажа, чем вызываю удивление: сейчас мне поможет водитель такси. А вот и он, приехал на пятнадцать минут раньше, чтобы я не волновалась. Какие люди! Стащил мой чемодан, и вот мы уже мчимся в направлении аэропорта.

Путь неблизкий, мы уже практически старые знакомые, и я рассказываю о том, как провела эту неделю в Германии, свои впечатления о выставке, о партнерах и вообще о том, как живут немцы. То есть как они хорошо живут, ну совсем не так, как мы.