Вернувшись домой, она первым делом залезла под душ. Необходимость в прохладной, даже холодной, воде она ощутила еще в машине, по дороге домой, когда почувствовала, что деревья на тротуарах мелькают перед глазами как-то подозрительно быстро, а главное — что было совсем неуместно — мелькают каким-то хороводом. Коктейль, как оказалось, был не таким уж и слабеньким. Вика улыбнулась, вспомнив о том, что она так и не уточнила имени своего нового знакомого, зажмурила глаза и, собрав в кулак всю силу воли, направила на себя поток ледяной воды. Она выдержала не больше минуты, но этой минуты ей вполне хватило.
Голова перестала кружиться. Вика растерла тело махровым полотенцем, надела пижаму и шмыгнула под одеяло. Сначала ей было холодно, и она накрылась с головой, чтобы «надышать» тепло — в детстве ее этому учила бабушка. Вскоре она совсем согрелась, снова высунула нос из-под одеяла и почувствовала, что засыпает.
Ей снилось море. Вика никогда не была на море, но часто о нем мечтала. Почему-то оно привиделось ей прозрачно-голубым, а не темно-зеленым, каким привыкла Вика видеть море по телевизору. Бескрайнее, сливающееся с горизонтом, оно так манило к себе. Вика ощутила прикосновение теплых волн, различила неподвижные капли, застывшие на коже прозрачными жемчужинами. Первые, еще зыбкие, сновидения были грубо нарушены вторжением непонятного звука. Вика с трудом открыла глаза, не сразу сообразив, что это звонит телефон. Ухватив боковым зрением цифры на табло электронных часов, она подняла трубку, уже заранее зная, чей голос сейчас услышит. Потому что в половине четвертого утра ей мог позвонить только один-единственный человек — Лера.
— Ты вообще соображаешь, сколько времени?
— При чем здесь время! Ну, Вика, прошу тебя, не будь такой занудой! Мы ведь сто лет не виделись, я так по тебе соскучилась! — Лера была в своем репертуаре.
— Между прочим, не по моей вине. Ты сама испарилась, — с деланным равнодушием ответила Вика.
— Ну ладно тебе, не ворчи! — взмолилась Лера.
— Я не ворчу. Что у тебя случилось?
Вика ужасно хотела спать. Она понятия не имела, зачем могла понадобиться Лерке в половине четвертого утра, и все-таки где-то в глубине души чувствовала затаенное торжество, как будто одержала долгожданную победу. Над Лерой — или над собой, но в тот момент для Вики это было не важно.
— Ничего, — проворковал равнодушный голос.
— Ничего?! — Рефрен определенно получился более эмоционально насыщенным.
— Просто… мне просто скучно. Вика, ну пожалуйста, поговори со мной!
— Тебе просто скучно?! В половине четвертого?
Набрав в легкие побольше воздуха, Вика приготовилась произнести последнюю гневную фразу, которая должна была стереть Леру в порошок, сровнять ее с землей, заставить провалиться в преисподнюю — немедленно, сию же секунду…
— Ладно… Спускайся, поболтаем. Чайник поставить? — выдохнула наконец Вика и поморщилась: сценарий остался без изменений.
Положив трубку, Вика лениво поплелась на кухню, по пути заранее открыв дверь, чтобы Лере не пришлось мерзнуть на лестнице, дожидаясь, пока ее впустят. В зеркале мелькнула слегка опухшая, заспанная физиономия и взлохмаченная шапка волос. Голова гудела, веки слипались. «Кажется, мне придется снова лезть под холодную воду», — обреченно подумала Вика и открыла кран.
— Вика, я просто умираю от счастья!
В комнате было холодно. Лера забралась в кресло и приняла излюбленную позу, поджав под себя ноги. Острые голые коленки беззащитно торчали из-под коротенького розового халата. Вика открыла нижний ящик комода и достала небольшой шерстяной плед.
— Лови! — Плед полетел и плавно приземлился в подставленные ладони. Лера расправила его и закуталась почти до самого подбородка.
— У тебя холодно. — Она поежилась.
— Знаю, — ответила Вика, усаживаясь в кресло напротив, — все времени нет окна заклеить. А вы уже заклеили?
— Что?.. Прости, — Лера смущенно улыбнулась, — я, кажется, задумалась. Что ты сказала?
— Не важно, — отмахнулась Вика, прикуривая сигарету, — кажется, ты говорила что-то насчет приближения смерти…
Лера задумчиво водила указательным пальцем по серо-коричневым шерстяным дорожкам пледа, словно бродила по загадочному лабиринту в поисках выхода. Вика чисто механически следила за ее движениями. Ноготь, покрытый слоем перламутрового голубовато-зеленого лака, напоминал майского жука, медленно ползущего по ворсистой ткани.
— Я люблю его. По-настоящему, Вика! Ты просто не представляешь, что это значит! Ведь я жить без него не могу. Вот сейчас его нет, а мне так плохо без него! Мы расстались несколько часов назад, а я уже жду, когда же наконец снова его увижу. Я даже думать ни о чем другом не могу, все время — только о нем одном.
— Счастливая, — с искренней завистью произнесла Вика, — ну а он?
— Не знаю, — Лера вздохнула, — иногда мне кажется, что он чувствует то же самое, что и я, а иногда… Иногда так не кажется. — Она не стала уточнять своих альтернативных ощущений.
— Да брось ты, — отмахнулась Вика, — это тебе просто кажется.
— Возможно. Только я ведь о нем почти ничего не знаю.
— Не знаешь, — согласилась Вика, — но ты должна чувствовать.
— Чувствовать… — усмехнулась Лера. — Ты великий теоретик! Только у меня в голове сумбур, мысли в полном беспорядке, точно так же, как и чувства. Что мне делать, Вика?
Лера смотрела прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Вика вспомнила свой недавний разговор в ночном клубе по поводу того, что психология не в состоянии справиться с реальными проблемами, возникающими в жизни человека. Но с другой стороны — в чем, собственно, заключается проблема? Лерка влюбилась — это просто замечательно, это не проблема, а великое счастье, которое, между прочим, приходит далеко не к каждому. Так есть ли повод вывешивать траурные флаги?!
Два круглых светло-коричневых шара с едва различимыми черными точками-зрачками внутри продолжали оставаться неподвижными и беспомощными. Вика почувствовала, как сердце сжалось от жалости. Растерянная от любви, Лера казалась маленькой девочкой: откуда ей было знать, что от счастья не умирают?!
— Знаешь что, Лерка, — Вика решительно отодвинула от себя чашку с недопитым чаем и поднялась с кресла, — ты должна меня с ним познакомить. Тебе так не кажется?
— Кажется, — смущенно пробормотала Лера.
— Ну вот и правильно. А теперь — пошли спать. У меня раскалывается голова, я ужасно хочу спать…
— Ну Вика, — взмолилась Лера, — ну пожалуйста! Я не засну!
— А я — засну! Потому что я легла в три часа, а через полчаса ты меня разбудила! Все, что я хочу, — это спать!
— Ты… ты легла в три часа? — с большим сомнением уточнила Лера. — Что, книжку читала? У тебя зачет?
— Нет, на дискотеке была. — Вика, полностью проигнорировав Лерины мольбы, сбросила тапочки и нырнула под одеяло.
— На дискотеке? Ты?!
— Угу, — равнодушно пробурчала в подушку Вика, — все, Лерка, я сплю. Если не хочешь спать — можешь включить телевизор… Только не слишком громко.
Поморщившись, Вика в сотый раз дала себе слово, что с завтрашнего дня они прекратят курить в комнате. Дымный смог, повисший над кроватью, пропитался влажностью и стал едким.
— Пепельницу не забудь вытряхнуть. И вообще, может, бросим курить?
— Зачем? — равнодушно отозвалась Лера, и Вика подумала — и правда, зачем? Отвернувшись к стене, она услышала, как подруга поднялась с кресла и принялась снимать с себя одежду.
Выпустив ровную тонкую струйку дыма в приоткрытую створку, Вика перевернула страницу и задумчиво произнесла вслух фразу из учебника:
— «Весьма важна роль Суперэго, определяющего, сколько напряжений индивид позволяет себе облегчить и сколько ему приходится хранить…» О Боже!
Уронив голову на сложенные на подоконнике руки, Вика обреченно вздохнула. После бессонной ночи и напряженного рабочего дня она была абсолютно не в состоянии понять, в чем заключается роль Суперэго. За окном стоял розовый туман, листья деревьев отливали красным. Вечер был теплым и тихим. Приподнявшись, она с сожалением задвинула оконный шпингалет и прислонилась лбом к прохладному стеклу.
