Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Что?

– А то, что сами по себе крейсера по рекам не ходят, тем более «Аврора». Это пьяному ежу понятно. На ней знаешь кто командир? Контр-адмирал Иванов, он еще в войну крейсером «Громобой» командовал. Такого просто так не поставят. Значит, кто-то дал на это приказ. А раз наверху молчат – значит, на самом верху этот приказ и дали.

– А им-то на хрена?

– А потому что иначе уже ничего сделать невозможно, везде сидят воры, повязанные бандитами, хрен сдвинешь. Чуть дернешься, хоть ты на самом верху, – еще одно заказное убийство депутата или замминистра, и гуляй Вася. А тут семь сотен морской пехоты на крейсере, орудия и пулеметы, замучишься подбираться. Вот в Калязине дали залп из шестидюймовок по мэрии – разнесли в пыль, понял! И за час навели порядок в городе. Мафию перестреляли, богатеньких потрясли. У тебя вообще телик есть? Ты газеты хоть читаешь?

– Да там только политика и скандалы, и все вранье… А что, писали?

– Или! На первой странице фотография была! А в Угличе у одного из команды невеста была, так они причалили и устроили свадьбу, вообще был праздник братания с населением, полгорода гуляло. А в деревнях землю и всю технику народу раздают, поровну и без всяких выкупов.

– И еще коттеджи новых русских вообще жгут!

– Вот тут, кстати, они неправы. Это тоже народу раздавать надо. Мебель, аппаратуру, драгоценности, – всё, а сами коттеджи – особо нуждающимся в жилье. Многосемейным и под детские сады.

– А правда, у нас говорили, что они в Череповце директора завода повесили?

– Прямо на кране! Он завод приватизировал, а работяги без гроша сидят, а у самого вилла на Кипре и два джипа. Заставили его подписать передачу акционерки трудовому коллективу – а самого вздернули.

– А народ что?

– А народ что. Народ сказал: «Вот так-то, суки!»

24.

Воздушную тревогу сыграли а) спозаранок; б) сдуру; в) на всякий случай. Выразилось это в том, что все вскочили и разбежались по заведованиям. В любом случае для атаки с воздуха крейсер был беззащитен, как черепаха. Но прочно приспособленный к «собачьей вахте» Беспятых счел за благо соблюсти дух Устава и инструкции: к рассвету недоспавший человек бывает особенно мнителен.

Зашедший с востока на небольшой высоте бомбардировщик казался неправдоподобно огромным. Странно тонкий и длинный в пропорциях стреловидный силуэт, черный на фоне розовеющего неба, был красив и жутковат. Он плыл в тающей полумгле, распростертый над землей и водой, раскатисто и низко грохоча четырьмя турбинами, скошенными по две к фюзеляжу. Картина попахивала атомным апокалипсисом, до поры оформленным с каким-то любовным инфернальным изяществом.

– Градусов под тридцать на пересечку курса идет, – проговорил Ольховский, задрав голову. – Самый тот угол для бомбометания.

– М-3, – сказал Колчак. – У-бомбер, стратегическая авиация… старье. Под водородную бомбу делался.

– Не станут же они нас на фарватере топить. Проход загородят.

– Успокойся, для нас штурмовик подняли бы… или «крокодил».

Плотная волна гула перекатилась через мостик и стала удаляться. С каплевидных обтекателей на концах крыльев срывались полупрозрачные ленты инверсии. Блеснуло остекление хвостовой кабины стрелка с двумя черточками спаренной пушки.

– Что он здесь делает? – Ольховский медлил давать отбой тревоги.

– А мы что здесь делаем?.. В Кубинку, вероятно, на посадку пошел, или еще куда рядом. Они издалека в посадочную глиссаду входят.

До подъема уже не заснули, сказалось возбуждение. Психология человека на военной службе такова, что любое непонятное явление прежде всего воспринимается как возможность угрозы, нападения, войны: к чему должен быть готов, того постоянно и опасаешься… А за этим следует отходняк: оживление и смешливость.

И когда во время завтрака тревога взревела снова, отреагировали с веселым раздражением:

– Ну что там, опять бомбят?

– Да пускай из маузера собьет!

Вертолет – блестящее яйцо со стрекозиным хвостиком, явно вырванная каким-то ушлым милицейским чином гуманитарная помощь нью-йоркской полиции, – заложил круг над крейсером и завис рядом с мостиком, опустив нос. Из правого окна торчал объектив телекамеры.

– Командир! – завопила связь с марсовой площадки, – нас телевидение с вертолета снимает!

Ольховский метнулся к иллюминатору и, высунув голову, оценил размеры вертолета. Дальнейшие его действия по давно предусмотренной вводной были также мгновенными:

– Аврал! Боцман – в секунду ведро белил и кисть, рисуй круг на юте! Диаметром метра три, посредине поставь точку в полметра! Сидорович! Заднюю растяжку грот-мачты руби к черту! Закрепи за что-нибудь вперед, чтоб сзади не болталась! Командир БЧ-2 – отвернуть кормовое орудие на девяносто градусов! Сигнальщик! С флажками на кормовой мостик! Сажай его! Старпом! Подвахту в форме три построить перед кормовым мостиком!

Надел фуражку, сунул в карман дареный зигзауэр, пробормотал: «Вариант второй. Добро пожаловать».

Приглашение было понято и принято. В заключение приготовлений командир вышел на крыло мостика и, вытянув руку, показал большим пальцем вниз так, как римляне в цирке добивающему противника гладиатору или истребители в кино принуждаемому сесть самолету. На вертолете истолковали жест во втором значении, что говорило в пользу умственных способностей пилота, но, как показало дальнейшее, не журналистов.

Вертолет переместился к корме и стал медленно и осторожно заползать вбок, уравниваясь над небольшой, прямо скажем, но приемлемой посадочной площадкой. Благо скорость импровизированного вертолетоносца была невелика, а волнение на воде отсутствовало вовсе, так что класс подготовки, требуемой от палубной авиации, здесь был излишен. Скорее это напоминало парковку в малый промежуток у тротуара. Колчак, перехватив флажки у сигнальщика, обозначал заход, и на лице его показалась сожалеющая улыбка мальчика, которому дарят слишком простенькую и недорогую игрушку.

Ударил ветер с водяной пылью, матросы придержали бескозырки и прижмурились. Вертолетик ткнулся полозьями в палубу и выровнялся на них, за их стойки тут же завели, пригибаясь, трос и закрепили, и винт на холостом ходу стал замедлять вращение и обвис.

Дверца распахнулась, и вылез бодрый и абсолютно лысый оператор с камерой на плече, следом изящная блондинка в джинсах и красной куртке и расхлябанный шплинт, в лице которого неординарно сочетались жирноватость с востроносостью.

– Здравствуйте! – закричала блондинка с тем счастьем, которое подразумевалось от встречи с ней. – Или как у вас полагается – здравия желаю? Телевидение НТВ!

В руке она держала микрофон с означенными буквами, проводок от которого всунула в гнездо камеры и приняла позу, глядя в объектив.

– Спасибо за приглашение! – воскликнула она. – Мы ведем наш репортаж прямо с палубы легендарного крейсера «Аврора»! Но сначала – несколько слов капитану корабля. Скажите, вы давно капитан? – обратилась она к Колчаку, делая на уровне бедер жест приблизиться и слегка поворачиваясь так, чтобы камере было удобно взять их обоих.

Под этим жизнерадостным напором Колчак дернул вверх и вниз кадыком.

– Боцман, объясни, – бросил он.

– Капитаны на торговых судах, – объяснил Кондрат. – Военным кораблем командует командир. А капитан – это фамильярное обращение к капитан-лейтенанту. Капитан первого ранга Колчин – старший помощник, – показал глазами. – Это на три звания старше капитан-лейтенанта.

– Я уверена, вам это тоже будет интересно узнать! – послала журналистка улыбку камере. – Давайте познакомимся, – она протянула Колчаку руку на уровне груди ладонью вниз, так что при желании это можно было истолковать протягиванием для поцелуя. – Княжна Сорбье. Можно просто Маша.

– Барон Колчин, – отрубил Колчак и встряхнул ее кисть двумя пальцами.

– Вот и первая неожиданность! – напирала княжна. – Потомок баронов на революционном корабле! Скажите, что значит для вас этот титул, доставшийся от предков? Наверное, это заставляет еще зорче… строже… Отарик, вырежешь! Наверное, это заставляет еще щепетильнее хранить офицерскую честь?

57
{"b":"247950","o":1}