Все это несло нас, как по накатанной, в сторону ЗАГСа. Жених невесте нравился. Уговаривать ее большой нужды не было. Факт отсутствия члена у будущего мужа, конечно, не мог не охладить моего пыла, но папа с мамой настаивали на браке, приводя аргументы в его пользу. Да и я сильно не заморачивалась на эту тему, считая, что член у будущего мужа есть, а как без него? – просто я его не нащупала. Может, плохо искала. Запал куда-то. Завалился между ног. Оброс волосами. И что теперь? Отказаться от брака с красивым и перспективным Киром?
– Что тут думать, о Господи!? – вопрошала мама, закатывая глаза к небу, словно призывая всевышнего помочь ей внушить дочери правильные мысли. – За таким мужем будешь как за каменной стеной. Отец, скажи… – надеясь на Бога, мама не хотела оплошать и призывала к ответу отца, считая его наказы более действенными.
– Слушайся мать, – бодро отзывался папа, коротко взглянув на меня из-за газеты.
Чем бы он ни был занят – смотрел ли программу «Время» в девять вечера или читал газету «Правда» в семь утра – всегда был готов поддакнуть жене. Мне кажется, спроси его, о чем речь, он бы смутился. У папы были наготове дежурные реплики, подходящие к любому случаю жизни, типа:
«Мать плохого не пожелает» или «Мать знает, что говорит».
– А, черт, была не была, – подумала я, решив, что все утрясется само собой. – В конце концов, не в члене счастье. Во всяком случае, не в его размере. Так учат в учебниках по сексологии, которые я успела пролистать. И эти выводы ученых мужей окончательно определили меня в сторону замужества.
Свадьба состоялась, но я так и не увидела то, что должно было удовлетворить мою женскую плоть ни в брачную ночь, ни позже. Нет, не то чтобы у Кира между ног не было вообще ничего. Конечно, было. ОНО… Когда я обнаружила предмет мужской гордости моего мужа, поняла, что в нашем случае это как раз обратное явление – гордиться было нечем.
То, что я обнаружила в кустистых зарослях Кириллова паха, было не гордостью, а насмешкой над всем мужским сословием. Стало ясно, почему мой жених упорно занимался со мной ласками, не спуская брюк. Крошечный, похожий на мышонка недоразвитый отросток Кира был не только невероятно мал, он почти не реагировал на мои старания его оживить. Сколько я ни пыталась его потереть, поласкать и даже, преодолев неловкость и брезгливость, поцеловать, он оставался нем к моим призывам. Нем и глух. Пациент был скорее мертв, чем жив. Все это было более чем печально… Мягко говоря.
– Да, дела… – растеряно протянула Маринка, когда я, отчаявшись, решила поделиться с лучшей подругой историей своей первой брачной ночи, – ну, что сказать? Надо же. Кто бы мог подумать…
Маринка сделала паузу, словно размышляя, чем меня утешить или как найти выход из создавшейся ситуации. Вдруг она достаточно резко и уверенно произнесла:
– А ты знаешь, подруга, а ведь я давно подозревала. У Кирилла такие маленькие ручки…
– Господи, Машка, причем тут ручки? – возмутилась я, чуть не плача.
– Как причем? Крупный мужик, а ручка как у женщины. Рука ведь прямым образом соответствует размеру члена. Ты разве не слышала?
– Откуда? Мама меня этому не учила, – с сарказмом произнесла я.
– Да, не тому тебя учила мама… Это уж точно!
– Марина, не трогай мою маму и уж тем более ее методы воспитания. Скажи лучше, как мне теперь быть… Как мне с этим жить? Вернее, без этого…
– Что тут скажешь? Остается смириться, – произнесла Маринка, понимая, что несет ерунду и я вот-вот взорвусь. Решив вывернуться в сторону от волнующего вопроса, не дав мне ни секунды, чтобы вставить слово, она с пафосом продолжила, – Рит, успокойся, в самом деле. Бывает всякое… особенно с красивыми мужиками. Ну, не бывает идеальных людей. Не бывает! Это Чехов утверждал, что в человеке ВСЕ должно быть прекрасным – и душа, и тело. Но он был романтиком, питающим иллюзии. В жизни так не бывает… Или то, или другое… Что-нибудь одно…
– Но у Кира и душа, и тело красивые, – вступилась я за мужа. – Просто у его красивого тела не функционирует один орган…
– Мо-ло-дец, – поддержала Маринка, – еще в состоянии шутить, умница. Хвалю.
– Какие шутки, – фыркнула я. – Тебе легко ерничать.
– Ладно, держись, не пропадешь. Во всяком случае, есть утешение… Едешь в Голландию. Красота…
Маринка сладко вздохнула, переключившись с проблемы Кирова члена на цветущую Голландию. Заграница в ту советскую пору, хоть и периода полураспада, все еще была недосягаемой для большинства граждан нашей необъятной страны. И для Маринки тоже. Пределом ее мечтаний был отдых на курортах Краснодарского края. Мне подумалось, что она, пожалуй, тоже бы закрыла глаза на такую «мелочь», как нехватка мужского органа, ради такого мужа, как Кирилл, и возможности уехать в Голландию на несколько лет. Я молчала, и Маринка, видимо, расценила это как ожидание ответа. Она хмыкнула и сказала:
– Ну, что ты, в самом деле, так расстраиваешься… Бросай Кира, если не хочешь в Голландию.
В Голландию я хотела. Еще как. Но это меня мало утешало. Правда жизни ударила прямо под дых. Мой муж оказался импотентом. Меня не готовили к сексуальной жизни, чего я совершенно не боялась, уверенная, что разберусь сама, когда придет время. Но время пришло, а разобраться оказалось не так просто.
Кирилл яростно хотел близости, но у него ничего не получалось. Мы терлись, целовались, облизывали друг друга, но источник наших удовольствий продолжал висеть, как вареная сосиска, у которой от кипятка лопнул и раздвоился кончик. Этим крошечным лоскутком кожи удовлетвориться было никак нельзя. Я ходила возбужденная и злая. И Голландия, куда мы приехали по месту назначения мужа на работу, не радовала ни тюльпанами, ни пивом. Моя нерастраченная энергия кипела и тупым молотом била в голову. В прямом смысле. У меня начались невероятные мигрени.
Днем, блуждая по улочкам старинного города, я видела лишь одно – мужчин. Перед глазами мелькали красивые самцы, с выпирающими через плотную ткань джинсов членами и с развратными улыбками. Как назло, их в Голландии было даже больше, чем тюльпанов.
Ночью во сне меня терзали те же мужчины, но уже голые. Причем они целовали друг друга, а я по-прежнему оставалась лишь зрителем этих оргий, а не участником. Я металась по кровати, изгибаясь всем телом, а, проснувшись, тряслась мелкой дрожью. Головные боли изводили меня, и почти постоянно я находилась в дрянном настроении. На меня нападала хандра, я капризничала по любому поводу и без него. Я была противной сама себе из-за собственной придирчивости и вредности.
Прочитав в «умной книге» о том, что тысячи людей занимаются самоудовлетворением и это отнюдь не считается чем-то постыдным, а называется красивым и светлым словом мастурбация, я попыталась утихомирить свою горящую плоть собственными руками. Но мои манипуляции мало помогали. То ли я делала что-то не то, то ли этот вид самоудовлетворения для меня не подходил. Я оказалась совершенно одинокой и несчастной в чужой стране. Рядом не было ни подруг, ни родных. Ни моих, ни Кировых. Не было даже Маринки, с которой я могла обсудить свою проблему. Звонить ей из Голландии было дорого. А мобильные и Интернет тогда еще не изобрели.
Сойтись с аборигенами тоже не удавалось. А уж о том, чтобы познакомиться с мужчиной, вообще не было речи. В кафе, где я, озираясь по сторонам, выбирала предмет заигрывания, на мои откровенные улыбки никто не реагировал. Вернее, мне улыбались в ответ. Но не больше. А хотелось большего. И хотелось все сильнее и сильнее. Но кроме приветливой улыбки, которую я видела, куда ни кинь взгляд, мне ничего не предлагали. От этих улыбок стало подташнивать.
