— Ну что, мужики, за победу!
— А насчет твоего «чую»… Знаешь, Ваня, твое чутье нас ни разу не подводило. Сходи — пообщайся. Может, интересного что узнаешь. — С выпитого Колю повело. — Может, и пригодится нам хмырь этот. Только вот никак не пойму, для чего он нам нужен?
Иван задумался. Коньячные пары немного шумели в голове и не давали собраться в кучку мыслям.
— Ты меня уважаешь?
Коля от удивления аж икнул.
— Ты со стакана напиться умудрился, друг мой?
— А Ермакова? Уважаешь? — В глазах Ивана не было ни капли хмеля.
Вождь подобрался и согнал расслабленную улыбку с лица. Разговор, судя по всему, намечался серьезный.
— Да.
— А знаешь, что мне в самый-самый мой первый день здесь дядя Паша сказал?
— ?..
— «Не суди, да не судим будешь». И запомнил я это очень хорошо. Помнишь, что девка рассказывала? Ни еды, ни воды, ни огня. Вообще ничего нет! Я сейчас думаю, а что бы делал на их месте я? А ты? Не думал об этом?
— Даже думать не хочу! По-любому надо человеком оставаться!
— Слова, слова… Ты же видел всю их верхушку. Я б не сказал, что они сильно упитанные. Тоже ведь тощие. Я не оправдываю их. Я понять хочу.
Маляренко помолчал. За столом они остались вдвоем.
— Чем больше думаю об этом, тем больше боюсь. Не знаю, в кого бы я превратился. За свою жизнь я бы еще круче локтями толкался.
Хотя солнце припекало, и пить хотелось очень сильно, Романов очнулся не из-за жары и не от жажды. Какая-то мелкая многоногая тварь шастала по его лицу, пытаясь забраться в нос. Володя заорал, громко чихнул, открыл глаза и принялся вертеться. Встать почему-то никак не получалось.
— Че, тварь, допрыгался? — Сидевшие неподалеку на свежем холмике «бомжи» злобно щерились. — Вон, за тобой уже идут. Сейчас тебя кончать будут.
Володя замер. Связанных за спиной рук он уже не чувствовал. Ног тоже. Презрительно отвернувшись от могильщиков, он смотрел на приближающегося мужика.
«Тот самый. С дубиной. Конец. Блин, ну что за тупость? Почему так?» Было страшно. Очень-очень страшно.
«Да пошло оно все! Скулежа моего они не дождутся». — Романов подумал о маме, расслабился, завалился на спину и, улыбаясь, стал ждать смерти. Впервые в этом новом мире он видел в небе облака.
— Так. Вы. Оба. Лопату оставьте здесь. Все барахло, что собрали, — вяжите в узлы.
Властный голос стоящего прямо над Романовым мужчины разом сбил все умиротворенное настроение — захотелось еще покоптить небо, побарахтаться и поцарапаться за свою жизнь. Володя поднял взгляд — мужик повернулся к «бомжам» и на лежащего у его ног Романова не обращал никакого внимания.
— Вот нож, за него головой отвечаете. Вот снасть на рыбу. Вот зажигалка. Берете шмотки, обувку и топайте обратно до ручья. Потом по течению — до моря. Ясно? Не слышу!
Дальше. Живете там две недели. Никуда не уходите. Мяса подкинем. Подойдете раньше этого срока к поселку — убьем. Карантин у вас будет. Чего вылупились? Киздуйте на хрен, пока я добрый! Стоп! Погодите. Всю одежду и всю обувь выстирать! Самим вымыться! Песочком друг друга потрете. Ясно? Алга![7]
Мужик наклонился над Романовым и одним рывком усадил его на пятую точку, а сам устроился напротив, усевшись по-турецки и с интересом разглядывая пленника. Пленник, в свою очередь, с интересом разглядывал этого сумасшедшего мужика. Игра в гляделки пополам с молчанкой продолжалась минут десять. Володя улыбнулся, мужик ему понравился — спокойный, уверенный в себе человек. Способный принимать решения и нести за них ответственность. В нынешней жизни такие люди Владимиру встречались нечасто. У бывшего члена правления глаз был наметанный, и своего визави он просчитал почти сразу.
— Развяжешь?
— А нужно?
— Таки ты из этих?
— Сам такой!
— Вот и поговорили, — Володя хохотнул.
Маляренко прищурился. Этот парень ему понравился. Несмотря на полную жопу, в которой он находился, пленник не скулил, не просил пощады, а держался спокойно и даже нагловато.
— Ты ведь все уже понял, так?
— Ага, — парень сплюнул. — Машка.
— Кинула тебя. Почему и для чего — пока не знаю. Буду рад, если ты на эту тему своими мыслями поделишься. Ее, похоже, в оборот наш хлопец взял, и я хочу знать, что от нее можно ожидать.
Володя скривился:
— Поделюсь.
— Ты сдал своих, она сдала тебя. А в целом идея-то была неплоха… Если бы не Маша, то мы бы, повизгивая от благодарности, вашу сладкую парочку с распростертыми объятиями приняли. Твой план?
Романов надулся от гордости:
— А то! А почему Машка так со мной поступила… спроси у нее сам. Я не знаю. Три раза женат был, и знаешь, что я тебе скажу, — этих баб хрен поймешь.
— В курсе уже. Рассказывай. Что, как, где? — Усмешку смело с лица, и Иван, припомнив уроки Ермакова, подался вперед. — Учти, я ложь чую.
Маляренко слушал подробнейший, изобилующий деталями доклад и все больше мрачнел. Ставя себя на место собеседника, Иван совсем не был уверен в том, что он смог бы выжить.
— Ладно, с «торпедами» ясно — заборзели и стали опасны. А «бомжи»-то тебе чем не угодили?
— Вот такой я злодей. Ничего не попишешь. А «бомжи»… знаете, сударь, — не те это люди.
Лицо у пленника на миг стало странно отрешенным.
«Хотя… если подкормить да женщин им найти… то… все может быть».
— Нет, не те. А еще него интересного про меня сообщили? — Романов встряхнулся и ожил. В вопросе сквозила ирония.
«Светская беседа, мля. И на психа он вовсе не похож».
Ваня учтиво наклонил голову:
— Ну что вы, сударь. Право слово — боле ничего интересного.
Володя лишь кивнул. Перед ним был человек одного с ним воспитания. Из одного круга. Не имущественного, а духовного. Они понимали друг друга с полуслова.
— Впрочем, — продолжал, притворно вздыхая, Маляренко, — это ничего в наших взаимоотношениях не меняет. Идея напасть на нас была вашей, сударь, и вы сами в этом мне признались.
— Увы и ах! — подхватил игру Романов. — Весьма сожалею.
— Боюсь, что этого совершенно недостаточно. Жаль. Очень жаль с вами так скоро расставаться.
Иван поднялся на ноги, поднял дубинку и уже абсолютно серьезным тоном продолжил:
— Ну что, давай прощаться. Ты рассказал все, что мог, и больше ты мне не нужен. Извини.
— Без вариантов? Могу я попробовать предложить еще что-нибудь?
— Например?
— Я знаю, где мы.
Эти простые четыре слова ударили Ивана по голове похлеще кувалды. Земля поплыла под ногами, которые разом стали ватными.
«Не врет, сученыш!»
Маляренко поверил сразу. Слишком умным был его собеседник, чтобы врать на эту тему.
Володя тоже лишний раз убедился в уме этого безымянного мужика. Тот поверил сразу и без оговорок. Он не стал грозить карами и предупреждать об ответственности. Они оба уже все просчитали и оба знали, что Володе некуда деваться с этой подводной лодки. А единственная надежда на спасение — вот она, с дубиной, напротив сидит.
— В общину идешь как равный, про Машку — забудь. Бабу тебе, какую-никакую, найдём. Все непонятки с местным населением беру на себя. Даю слово. — Иван споро распутывал узлы. — Рассказывай.
Романов застонал — развязанные руки затекли и сильно болели.
— Нет. Не расскажу. Покажу. Иначе ты не поверишь. Это недалеко. На машине за пару часов обернемся. Ты слово дал. Так?
— Да. — Иван пожал протянутую Владимиром руку.
На следующее утро Иван никуда не поехал — все тело ломило, и страшно болели все синяки и ссадины. Охающая Алина притащила к палатку вождя, и тот настоятельно, с матом, с шутками-прибаутками и поднесенным к носу Вани кулаком, попросил того не рыпаться, а смирно полежать денек-другой. К тому, что новенький житель поселка знает, где они оказались, Николай отнесся совершенно равнодушно, пожав плечами и заявив, что это все равно ничего не изменит. На недоуменные взгляды четы Маляренко он пояснил, что если бы там была «калиточка», то, скорее всего, Володи они бы не увидели. А тратить драгоценный бензин для краеведческих поездок — тупость. И вообще, он этому козлу ни хрена не верит. После чего, сославшись на кучу дел и предупредив «чтоб никому ни гу-гу», вождь усвистал восвояси, оставив друга валяться в палатке и скучать.
