— Мне хорошо знакомо положение армии, а об изменениях, происшедших в течение сегодняшнего дня, доложит начальник штаба. Желаю вам счастливого пути и скорейшего выздоровления!

Генерал Бойович, сердито разглаживая свои длинные острые усы, пронзил его взглядом, поднялся, опираясь на оттоманку, подбежавший адъютант поддержал. Генерал оттолкнул его локтем.

— Возьмите вещи. Желаю вам успеха в предприятии, господин Мишич!

Мишич потушил сигарету и встал, протягивая ему руку.

Однако генерал Бойович лишь козырнул и повернулся к офицерам, вытянувшимся по стойке «смирно».

— Спасибо за сотрудничество, господа. Вы честно исполняли свой долг перед королем и отечеством. Я убежден, что вы так же будете служить и при новом командующем армией.

И пока офицеры друг за другом подходили к генералу Бойовичу прощаться, Мишич вышел на крыльцо корчмы. На мосту через вздувшуюся Рибницу словно бы еще более безнадежно затянулся узел; никак не могли разойтись телеги обоза и обезумевшая скотина, воцарилась настоящая паника. Со стороны Валева и Бреждья, подгоняемые воплями и криками, подступали новые лавины войск и беженцев вперемешку со скотом. А германская артиллерия, действуя размеренно и энергично, поддерживала огнем свою пехоту, усиливая ее сосредоточенный и плотный огонь в Нижней Подгорине. Сперва установить порядок здесь, в штабе, затем на мосту. Но начинать с моста. Тут начало превращения хаоса в разумный порядок и разгрома в продуманное отступление, которым будет руководить он, генерал Мишич, а не только генерал-фельдцегмейстер Оскар Потиорек. Какой же приказ нужен первым? Не приказ даже, а слово, мысль. В сумерках сильнее пошел дождь, тяжелее стали предчувствия. Он услышал, как отъехал автомобиль, и повернулся к офицерам.

— Садитесь, господа, — произнес он и сам сел за центральный столик.

Майор Савич, тот, что не здоровался с ним после его увольнения на пенсию, подошел к столу, чтобы собрать рюмки и стаканы. Мишич позволил офицеру исполнить эту обязанность официанта, даже не посмотрев.

— Полковник Хаджич, доложите о положении в дивизиях. И о вашем последнем распоряжении.

Полковник приказал приготовить лампы и составить столы так, чтобы на них было удобно раскрыть оперативные карты.

— Лампы зажгите, чтобы мы хорошо видели друг друга. Положение на фронте армии я знаю, и мне карта не нужна. Если вы не знаете на память опорные пункты, читайте. Говорите только о том, где с утра есть изменения.

Хриплым, простуженным голосом начальник штаба не без некоторой растерянности называл позиции войск Первой армии, отмечая направления удара Шестой армии Потиорека. Генерал Мишич молча и сосредоточенно барабанил пальцами по столу и, пока Хаджич перечислял номера дивизий и полков, мысленно видел всю местность как на ладони: там горная цепь круто обрывается в долину с грабовыми рощами, где течет речка, пересыхающая в засушливые годы, а сейчас вздувшаяся, что, правда, не является препятствием для наступающего врага, который довольно настойчиво теснит Моравскую дивизию и последовательно осуществляет тактический маневр преследования отступающего противника; да, с этой крутизны со скалистыми обрывами и хвойной порослью германец не сумеет спустить орудия, на перевале и в буковом лесу можно долго сопротивляться при отступлении, хотя бы два дня, чтобы внести спокойствие на этом участке фронта, а затем побатальонно отступать на взгорье, дубовый лес, луга, ручей, что вращает мельницу, распаханные полоски полей, сливовые сады, которые поднимаются к солнцу и подступают к самой околице сел, были б снаряды, могли бы тут орудия поработать, а два полка отоспались бы тем временем в селах и горячую пищу с кухонь получили; для Дунайской дивизии второй очереди неудобно; волны пашни и кустарник спускаются к церкви, а поля вдоль Рибницы, до впадения ее в Колубару, — место для действий артиллерии, здесь картечь свое слово скажет; итак, Дунайскую целиком переместить на перевалы и хребет Бачинац. Защищать его, скалу за скалой. Ни в коем случае не отдавать. Укрепиться, и оттуда, с Бачинаца, в наступление на Валево. Поначалу допустить швабов на перевал и в ущелье — а там штыком и гранатой; если не сумеем удержать поляны и пашни вокруг Маричева Бука, то по Чертову Потоку, только ночью, надо отступить к становьям и ельнику — здесь, в засаде, мог бы передохнуть и подкормиться девятый полк. Дунайская дивизия второй очереди образует прочный заслон в перелесках и на перевалах у подножья Сувобора; если не сумеем атаковать сразу, будем заманивать генерал-фельдцегмейстера Оскара Потиорека в чащобу, куда он не сможет подтянуть свою артиллерию, — там смыкаются крутые откосы, перекрещиваются речки, все запутывается и переплетается, ни шагу не сделаешь! А тут уж сама земля с непогодою будет работать на нас. Сувобор и Мален — вот они, армейские резервы. Мои стратегические резервы.

— А что происходит, полковник, в армии фельдцег-мейстера Оскара Потиорека? Будьте добры, скажите, чтоб мне липовый чай принесли.

— Противник продолжает действовать энергично, господин генерал.

— Резервы в бой вводит? Как у них со снабжением? Как они себя чувствуют в жидкой сербской грязи? — Он не сводил глаз с офицеров. Почему они улыбаются этим вопросам?

— Нельзя сказать, чтоб им было сладко. А вводят ли резервы, нам не известно.

— Нельзя сказать, Хаджич, чтоб им было и очень тяжело в наступлении. Сдается ли кто-нибудь нам из наших славянских братьев?

— В эти дни разве что от безвыходности. И только боснийцы. Из хорватов и прочих лишь образованные.

— И что вы, господа, все вместе можете мне сообщить о противнике? Зверствует он в Валеве?

— О Валеве мы ничего не знаем. Сегодня германская гаубица ведет огонь с позиций, на которых вчера ее не было. Больше узнать очень трудно. Свежих пленных нет, поскольку мы непрерывно отступаем, — заговорили сидевшие ближе к нему.

— Вы настолько мало знаете о противнике, что не в состоянии отдавать дивизиям разумные распоряжения. В армии воцарился страх, а командование — во тьме. Швабы вас гонят, а вы убегаете и смотрите по картам, куда он дошел. Хаджич, немедленно передайте в дивизии приказ: сегодня ночью от всех полков на позициях выслать сильные разведгруппы и взять языков. Завтра до полудня представить мне исчерпывающие сведения о противнике.

— Нас бьют отсутствие снаряжения, артиллерии, численное превосходство… А не более храбрые солдаты и лучшее командование. Это общее мнение, господин генерал.

— Подобное общее мнение, полковник, повесьте козлу на рога! Поскольку то преимущество, о котором вы говорите, всегда будет на стороне неприятеля. Такое преимущество является основной предпосылкой его наступательного оперативного плана. Не будь этого, Австрия не напала бы на Сербию. Если мы станем ждать или рассчитывать, пока сравняемся с неприятелем количеством и снаряжением, то к рождеству он нас прогонит в Македонию. Мы должны отдавать себе отчет, господа офицеры, что нашему противнику мы сможем успешно противостоять лишь в том случае, если будем обладать более тонким мышлением и более крепкой волей. Если будет выше боевой дух наших войск. Я имею в виду более качественную работу командного состава и солдат. И ничего иного. — Он умолк, глядя на них по очереди, лица он видел плохо; кое-кто прятался за спинами сидевших впереди; и все-таки он заметил у некоторых улыбку, иные хмурились, подталкивали друг друга локтями; он считал про себя тех, кто обнаруживал веру, таких было большинство, точно. И продолжал уверенно, негромко, твердым голосом: — Прежде всего необходимо это безмозглое бегство превратить в стратегическое отступление. А отступлением мы называем оставление худших позиций ради того, чтобы занять лучшие и создать условия для последующего продвижения к Дрине. Наша страна мала для того, чтобы отступать по-кутузовски, рассчитывая на время и пространство. Не забывайте, пока вы работаете со мною, того факта, что наша армия — крестьянская. Она защищает свой дом и своих детей. Цель ее — защита собственной жизни, собственного существования. Во имя этой цели сербская армия все может и все смеет. Однако и ее командование должно отдавать себе отчет в том, чего этой народной армии оно приказывать не должно. Я полагаю, что до самого конца войны мне нечего вам будет сказать более важного. А теперь за дело. Немедленно установить порядок перед мостом через Рибницу. Я хочу, чтобы по Миокице шли войска, а не орды. Сперва пусть перейдет реку народ, и, только когда пройдут женщины, дети и скот, переправятся войска. Савич, ступайте на мост и наведите порядок.