Тихо переговаривались гости, закатное солнце заглядывало в окна, и вдруг зазвенели тимпаны, заворчали барабаны, заныли, сжимая сердце, тубы и корну, зазвенели, задрожали струны кифар, человеческим голосом взвыла виола, солнце прикрыло свой утомленный покрасневший глаз, и в пиршественный зал на палевом, излучающем свет коне въехал Данталион в чёрных одеждах, в алом плаще. Даша привстала на своем ложе… и проснулась, как всегда, на самом интересном месте!

Она рассердилась и расстроилась, попыталась заснуть вновь, но ничего не вышло, она вскочила с кровати, на пол с громким стуком упала книга, Даша наклонилась, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди: она от радости не могла поверить своим глазам, смотрела долго, узнавая и не узнавая, боясь спугнуть удачу: под ногами лежал гримуар, по кожаному переплёту перебегали синие языки пламени, буквы на обложке вспыхивали золотом. Она схватила книгу и прижала к груди, сожалея, что дала ей упасть, готовая целовать её, испрашивая за это прощения.

Значит, правда, всё правда, и герцог Данталион, её демон-хранитель, и Бог в кофте и старых тапочках, и экзаменационные тесты на сценариста – всё правда, она в растерянности села на кровать, а тесты я наверняка провалила, обречённо подумала она. Может, на следующий год попаду, чем чёрт не шутит, пока Бог спит?! Вдруг повезёт! Отчего же нет! Да и с книгой она теперь могла всласть позабавиться, посмотрим, что скажет Данталион, когда она вызовет его. Легко! Она села на кухне и приложила к его странице левую ладонь, не успела она сосчитать до пяти, как в дверь позвонил Данила, или Данталион, два коротких и один длинный, э-то-яаа!

Она лениво подошла к двери и, разыграв скуку, сонным голосом сказала:

– Кто там?

Данила робко:

– Это я!

– Кто я? – продолжала вредничать Даша.

– Данила, – покорно сказал он из-за двери.

– Хто-хто? – изобразила маразм Даша, причём довольно достоверно.

– Я, Данталион, – обреченно сказал он.

– Герцог? – спросила Даша с издёвкой.

– Герцог Данталион, – послушно повторил он.

– Госпожа, – подсказала Даша из-за двери, довольно хихикая.

– Это я, герцог Данталион, твой демон-хранитель, госпожа. Служу и охраняю.

Довольная Даша открыла дверь.

– Проходи, дорогой, – сказала она.

– Спасибо, – улыбнулся он, наклонив голову. Она потрепала его по волосам и чмокнула в гладко выбритую щеку.

– Итак, Данила, или Данталион, – поддела Даша, – ты свободен, я просто проверяла, как работает заклинание, отдыхай, милый, – и Даша выставила его из квартиры.

Через двадцать минут Даша, внутренне хихикая, повторила трюк, вызвав демона ещё раз. Он явился тут же, но одет был не так тщательно, скорее небрежно, красный шарф, положенный по протоколу, на этот раз он забыл, рубашка не застегнута, виднелась загорелая мускулистая грудь. Даша подумала: а может, это не она, а он над ней издевается, он доложил по форме, мол, герцог, служу и т. д., и т. п., а она сказала, что хочет мороженого. Данила с готовностью повернулся и через пять минут Даша, отпустив его, наслаждалась сливочным пломбиром, сидя перед телевизором. Она подумала-подумала и вызвала его ещё раз, он явился так быстро, как будто не уходил, только был босиком и в полотенце вокруг бёдер. Даше стало стыдно, и она уже хотела попросить прощения, а это было плохо: если она начинала чувствовать себя виноватой, то обычно это означало, что она глупо и напрасно очаровалась, пока она раздумывала и краснела, боясь поднять на него глаза, он сдёрнул полотенце и прижал её к себе так крепко, что ей оставалось только поднять к нему лицо и закрыть глаза, она обняла его за талию, а он проник языком в её рот, и она подчинилась, расслабилась и стала отвечать на его движения осторожно, боясь ошибиться. Если бы не этот поцелуй – всё, она бы умерла. Точно. Потому что не было ничего, её самой не было, была какая-то тень и выжженная земля. Ничего не росло. А вот поцеловал он её – и оказалось, она живая, и чувствует, и радуется, и трепещет, и не знает, и узнаёт, и это так правильно и в точку. Как будто ты и с этой стороны и с той одновременно. И сильно и нежно, и с напором, и осторожно, обоюдно, чёрт, вот это слово, не в одиночку, а с обратной связью, не отдельно, а вдвоём, как будто ты и в своём теле и одновременно вышла из него и в его тело вошла и сама себя целуешь, а он тоже вышел и тоже сам себя целует, тут слов нет, только звук, приблизительно А-а-а-а-а-а-а-а-а-а! Она была готова биться об заклад, что у них и группа крови одна и та же, у неё первая, у него третья, наплевать на цифры, одна и та же! Она это точно знает, интересно, есть у демонов группа крови или нет? Он меня хочет, тут не ошибёшься! И наказывает. Он почувствовал, что она совсем растаяла, что она готова, что она хочет его всем существом, что она и госпожа и служанка, и нищая и подательница, и счастливая и несчастная, что ещё чуть-чуть – и она будет его униженно просить, тогда он резко оттолкнул её и испарился.

Сверкнула молния, тут же ударил гром, балконная дверь распахнулась, и стекло хлынуло водопадом осколков, ветер и дождь ворвались в комнату. Это он, Данила, рассердился. Даша растерялась и обиделась, она понимала, что её кинули, пронесли пищу мимо носа! Да-а-а, беда, она сама виновата, не надо было его дразнить, вот и получила, то есть как раз не получила! Она едва дошла до кровати, разделась, легла и замоталась в его полотенце, стала вспоминать, как он целует, хочу ещё… Она поплакала, стало немного легче, только глаза завтра будут опухшие, подумала Даша, она отложила свою тоску до утра и, баюкая желание внизу живота, сомкнув бедра, ощущала ток крови от кончиков пальцев ног до самой своей середины, в центре живота от желания стало тепло, и она почувствовала, как к ней возвращается, наполняется кровью и сопротивлением, упругостью, желанием жизненная сила, и сладко заснула в слезах, в безнадежных надеждах и розовых слюнявых ненавистных мечтах, которые демон презрительно называет сюси-пуси. Как он целует, хочу ещё! Вынь да положь!

Утром она проснулась с ощущением приятным и тревожным одновременно. Балконная дверь была целёхонька и сияла ослепительно чистым стеклом, только на полу остались мелкие блестящие, как бриллианты, осколки.

Сколько дней она не ела? Мороженое вчера не в счёт, пир был во сне, значит, она не ела с того вечера, как играла в шахматы на сладкое со своим демоном. Почему она считает его своим? Может, она не одна у него такая? Может, у него штуки три таких, больше вряд ли уследишь, не убережёшь, а так хочется быть единственной, но нет, вряд ли она у него одна такая. Не ела с того самого вечера, как встретила его в парке, и он накормил её и напоил, как, однако, хочется, чтобы тебя напоили, жажду твою уняли, может, я вампир, подумала Даша, похоже, что вампир, мне так хочется его выпить, насытиться им, нельзя, он мальчик, молодой, да к тому же и демон в придачу, а есть и правда хочется. Два дня прошло всего, как он её напоил кофе, а ей кажется, что с тех пор две жизни прошло. У неё сейчас такие насыщенные дни, каждый день – как отдельная жизнь, каждый день она рождается, проживает целую жизнь с новой любовью, со счастьем, горем, смертью близких и своей собственной. Никогда она так наполненно не жила, не было с ней такого, а всего-то два дня прошло.

Она даже боялась признаться себе самой, что ей безумно хочется, чтобы он её полюбил как женщину, а не как охраняемый объект, как архитектурный памятник, как антикварный комод, да, наверное, нельзя. Мы не можем с живыми женщинами, прозвучал голос Данилы в её голове; а с мертвыми можете? – съехидничала Даша; ну зачем ты так, перейдя на ты, ответил Данила. Она оглянулась, дома никого кроме неё не было. Она хотела было вызвать его с помощью гримуара, но передумала, она ведь может без него жить, правда, может? Она прислушалась. Началось, уже говорю сама с собой, подумала Даша. Почему бы Богу не дать мне такую любовь, размечталась она. Нельзя, ответил голос. Она не стала спорить. Всё равно она никогда бы не пошла на такие отношения, он молодой, она – не слишком. Сама бы не пошла, постеснялась, я старая, не гожусь для любви, горько подумала она. Надо привыкать к старости.