— Мы доверили слишком многое Данзану, — говорит он. — Я кое-что выяснил: оказывается, Данзан служил в царской разведке. Есть подозрения, что он установил связь с японцами. Он задерживает проведение таможенной реформы и тем самым помогает американцам и англичанам свободно ввозить товары и вывозить все, что им вздумается. В Монценкооп он насадил своих людей — спекулянтов, лавочников, князьков.

— Я поговорю с ним…

Сухэ-Батор и сам видел, что Данзан за последнее время совсем перестал считаться с революционными законами, игнорирует указания ЦК и Народного правительства. Он резко выступает против установления торговых связей с РСФСР, всячески тормозит открытие в Урге советской торговой фирмы. И на все вопросы у него один ответ:

— Это дело нужно как следует изучить. Куда спешить?

Сухэ-Батор решил лично поговорить с Данзаном.

— Ты затеял дело, враждебное народу, — сказал он прямо, не сводя глаз с лица Данзана.

Глазки Данзана воровато забегали:

— Я не понимаю, о чем говорит джанджин?

— Я хочу узнать, когда будет открыта советская фирма?

— Мы ведем переговоры, подготовили все документы. Это дело терпит. А кроме того, почему джанджин допрашивает меня? Я такой же член партии и отчитываюсь перед ЦК и перед Народным правительством, в котором пользуюсь такими же правами, как и джанджин. Вы обвиняете меня во враждебных действиях? Хотите запугать меня?

Кровь хлынула к щекам Сухэ-Батора, глаза вспыхнули.

— Негодяй и вор! Нам известны все твои проделки, и ты ответишь за них перед народом!.. Ты снюхался с фирмой Тунхэ-хао, тайно стал пайщиком китайских милитаристов. А эта фирма, как тебе известно, является главным конкурентом Монценкоопа. Ты насадил в Монценкооп таких же спекулянтов, как сам, развалил нашу народную кооперацию. Ты не торопишься с открытием советской фирмы, но преуспел в другом: твои агенты спекулируют в худонах, дерут с аратов три шкуры, подрывают авторитет Монценкоопа. Ты не хочешь торговать с Советской Россией и заставляешь Народную армию покупать товары у американцев втридорога.

Народное правительство уничтожило старые долги китайским ростовщикам, а твои людишки, действуя от твоего имени и от имени Народного правительства, взимают эти долги с аратов, угрожают расплатой. Мы тебя будем судить!..

Данзан задрожал.

— Великий джанджин… я допустил ошибки… я не давал таких распоряжений, — лепетал он. — Я исправлюсь. Глупый Данзан заботится только о народной выгоде. Монценкооп не успевает поставлять товары, пайщиков пока мало… и я хотел…

— Хорошо. Во всем этом мы разберемся. Народное правительство не потерпит злоупотреблений. Будешь отчитываться перед партией…

Данзану показалось, что жизнь его висит на волоске. Сейчас Сухэ-Батор позовет Пунцука, Мигмара. Вежливо-спокойные цирики из Государственной внутренней охраны вырастут, словно из-под земли, скрутят руки Данзану, а потом… А потом его постигнет участь Бодо и Саджи-ламы. Саджи-ламе так и не удалось бежать. Его расстреляли, и все, что он замышлял, ушло вместе с ним. Даже могущественному Бодо снесли голову…

Но Сухэ-Батор на этот раз отпустил Данзана.

«Все равно мне не уйти от расплаты, — думал Данзан. — Сухэ-Батор не щадит врагов революции. Если не расстрел, то тюрьма… В лучшем случае выгонят из партии, лишат всех постов. Нет! Не для этого Данзан змеей вползал в партию… Сухэ-Батора нужно убить!.. Убить!.. И чем скорее, тем лучше. Ему известно все. Даже про Тунхэ-хао знает… Уничтожить! А потом можно будет развернуться в полную силу. Использовать богдо-гэгэна, японцев. Выгнать Красную Армию, разоружить Народную армию, разогнать Народное правительство. Нужно установить такую власть, как в Америке. А он, Данзан, будет президентом. Аратскую рвань скрутить, залепить ей глотку свинцом. Все равно она не умеет пользоваться свободой».

Мысль об убийстве вождя Народной революции прочно запала в голову Данзана. Его шпионы повсюду выслеживали Сухэ-Батора, норовил» убить его из-за угла. Но жизнь вождя бдительно охранялась. Верный Пунцук не отходил от него ни на шаг. Хатан-Батор Максаржаб был опорой Сухэ-Батора во всех делах. Мигмар сторожил его сон. Цирики внутренней охраны пресекали всякие попытки врагов поднять руку на вождя. Не было рядом только испытанного друга Чойбалсана. Его назначили министром по делам восточной границы.

Приближался новогодний праздник Цаган-Сара.

— Давно я подумываю о встрече с героем Аюши, — как-то сказал Сухэ-Батор Пунцуку. — Герой Аюши… Когда я был мальчишкой, мне довелось увидеть его… Аюши, закованного в цепи, везли в ямынь, на суд губернатора Сандо. Как все давно было!.. Будто не я, голодный и оборванный, ходил по этим улицам в поисках заработка. Баранья голова ценой в три монетки… Мать Ханда, отец, братья… Все собираюсь проведать свою сестру Дол-гор. Она выросла в чужой семье… Герой Аюши тогда поднял весь аймак против князей. Сейчас ему, наверное, уже под семьдесят. Воевал он и с цинами и с унгерновцами. Сейчас укрепляет народную власть у себя в аймаке. Как только прослышал о Народной партии, сразу же вступил в нее. Такие люди достойны восхищения и глубочайшего почтения. Его обязательно нужно ввести в Народное правительство здесь, в Урге… Вот и пригласим Аюши на праздник Цаган-Сара.

— Враги опять готовят заговор, — докладывал Пунцук. — Как бы во время праздника не затеяли они опять мятеж. Действует все тот же Цэрэмпил. Собрал писаришек и всякий сброд.

Пунцук говорил правду. Еще летом прошлого года Цэрэмпил пытался с подложным документом будто бы от всех князей Монголии обратиться за помощью к Японии. Японцы тогда подняли шум в дипломатическом мире. Народному правительству, чтобы разоблачить эту попытку заговорщиков, пришлось обратиться с нотой к дипломатическим и военным представителям РСФСР, Америки, Англии, Франции, Японии, Китая и даже к Чжан Цзо-лину.

Но Цэрэмпил остался на свободе и теперь готовил новый заговор.

— Не дают враги передышки! — хмурился Сухэ-Батор. — Но все-таки рано или поздно мы всех их скрутим. Созовем Великий Народный Хурал, дадим пинка богдо-гэгэну и провозгласим Народную республику. Монгольская Народная Республика!.. Это как лучшая музыка…

Так как готовился новый заговор, Сухэ-Батор приказал войскам усилить бдительность. В жестокую стужу объезжал он воинские части, проверял выучку, беседовал с молодыми командирами. Сухэ-Батор отличался исключительно крепким здоровьем, но ледяной ветер сделал свое дело.

Однажды под вечер он ощутил легкий озноб. Разболелась голова.

«Кажется, все же простыл», — подумал он. Но, укладываясь на постель, попросил Янжиму:

— Вот тебе часы. Разбуди меня в четыре часа утра. Поеду сам проверю караулы. В городе неспокойно…

Он забылся тяжелым сном. В четыре часа Янжима его разбудила. Сухэ-Батор вскочил, быстро оделся и ушел. Часа через два вернулся, устало опустился на циновку.

— Все плывет перед глазами. Голова раскалывается…

Он упал на постель и сразу же потерял сознание.

Случилось невероятное: в этот же день заболела Янжима, заболел сын Галсан.

Данзан не замедлил явиться к богдо-гэгэну.

— Великий хан и учитель. Я принес скорбную весть… — начал было он.

— Все уже знаю, — шепотом отозвался богдо. — Его нужно отделить от семьи. Я пришлю своих лекарей-лам. Доблестный Сухэ-Батор заболел острозаразной болезнью, опасной для окружающих.

— Мне кажется, эта болезнь неизлечима, — вставил Данзан и улыбнулся.

— Наши жизни в руках богов, — отозвался богдо. — Духи наказывают отступников.

— Духи знают, что делать в таких случаях… Остальное мне, как члену правительства, придется взять на себя.

Сухэ-Батора в бессознательном состоянии перенесли в отдельную юрту, запретили заходить сюда кому бы то ни было. Богдо прислал маньчжурского доктора и лам-знахарей.

— Яд должен действовать медленно. Давать небольшими дозами, — наставлял маньчжурский доктор своих ассистентов. — Когда человек умирает внезапно, это вызывает подозрение и порождает толки. Янжиму и змееныша нужно оставить. Должны быть свидетели, которые показали бы, что Сухэ-Батор простыл и слег.