Некоторые недальновидные монгольские князья и ламы выступают на стороне белогвардейца Унгерна, изгнанного из своей страны и не находящего себе пристанища, мобилизуют в его банды мирных аратов, в то время как этот палач вовсе не думает о восстановлении независимого монгольского государства. Наша партия не может терпеть такого положения. Она объявляет о создании Народной армии для борьбы с бароном Унгерном и гаминами. Мы хотим освободить Монголию и установить народную власть.
Монголы, не поддавайтесь обману!
Вступайте в нашу Народную армию!
Мы призываем вас ради великого дела!
Да наступит время мирного труда!»
— Вот и начинается то, о чем мы с тобой так давно мечтали… — задумчиво произнес Чойбалсан.
— Кучеренко говорил однажды, что у первой ленинской газеты был девиз: «Из искры возгорится пламя!» Это воззвание нужно распространить среди населения караулов, расположенных на запад и на восток от Кяхты. Наша искра должна вызвать степной пожар. Знаю я одного хошунного князя Сумья-бейсе. Он кочует неподалеку. Ты должен перейти границу и побывать в юрте Сумья-бейсе. Гамины причинили его хошуну много вреда. Ненавидит он и белогвардейцев. Скажи: его долг помочь нам в восстановлении автономии. Пусть организует из аратов своего хошуна отряд Народной армии. Партия не забудет заслуг Сумья-бейсе. А я подамся на восток.
На другой день Чойбалсан тайно перешел границу н затерялся в монгольских кочевьях.
Чойбалсан был другом и верным помощником. Сухэ-Батор не сомневался, что Чойбалсан успешно справится с трудным заданием. И все же основная тяжесть по созданию Народной армии, ее первых партизанских отрядов лежала на плечах Сухэ-Батора. Данзан, Галсан и Бодо не любили рисковать и предпочитали отсиживаться в Верхней крепости русской Кяхты. Но теперь Сухэ-Батор меньше всего рассчитывал на их помощь. Появились другие люди, более деятельные, преданные делу революции. И таких людей с каждым днем становилось все больше и больше.
Первый партизанский отряд Сухэ-Батор решил создать из аратов и цириков пограничных караулов Чиктай, Кудер, Керан. Главным помощником стал Пунцук. Пунцук безбоязненно переходил границу, завязывал знакомства с цириками, был дорогим гостем в каждой юрте. Он курил гансу, пил кумыс и с восторгом рассказывал о неустрашимом Сухэ-Баторе, призывающем всех обездоленных в Народную армию, о поездке делегации в Москву, совал неграмотным аратам листовки. Но грамотеи все же находились. Да и без листовок было понятно, к чему стремятся Сухэ-Батор и его друзья.
— Партия, партия… — повторяли степняки незнакомое. слово «вытаскивали из тайников кремневые ружья.
Оставаться в Троицкосавске Сухэ-Батор долго не мог — все его помыслы были в Монголии. Пришло письмо от Янжимы. Принес его Пунцук. Янжима писала о последних событиях в столице. Попытка Унгерна с ходу захватить Ургу отбита китайскими войсками. Белый барон отошел на юго-восток и расположился в Манцзу-шири-хите. Когда началось первое выступление Унгерна, китайский генерал Го Сунлин арестовал богдо-гэгэна и его жену Цаган-Дари. Но вскоре в Урге появился Чен И и немедленно освободил «многими возведенного». Сейчас Чен И готовит столицу к обороне. На улицах появляться опасно, но она поддерживает связь между членами партии. Пусть Сухэ-Батор не беспокоится о ней и сыне. Члены партии решили, что Сухэ-Батору пока лучше не появляться в Урге…
Весточка от семьи, от товарищей сильно обрадовала Сухэ-Батора. В ту же ночь он перешел границу, и удача сопутствовала ему. Цирики и араты караулов Чиктай, Кудер и Керан встретили Сухэ-Батора восторженно. Непроизвольно возник митинг. Сухэ-Батор слез с коня и обратился с призывом к аратам. Горячие слова сразу же нашли отклик. Пунцук едва успевал записывать добровольцев. Их набралось пятьдесят человек — почти все население караулов. Вооружены они были кремневыми ружьями и пиками. Это был первый отряд добровольцев.
Сухэ-Батора не смущало, что добровольцев мало и что вооружены они кое-как.
— Маленький камешек увлекает за собой глыбы, — сказал он Пунцуку. — Пройдет немного времени, и наш отряд превратится в полк, появятся настоящие винтовки и пулеметы. И, возможно, арат Пунцук станет командиром первого революционного полка. И дадим мы ему в помощь прекрасного пулеметчика Дамдинсуруна… Но это все в будущем. А пока пусть Пунцук командует первым отрядом добровольцев. Таков приказ партии. А я пойду в другие стойбища и караулы.
Отряд добровольцев расположился в карауле Керан. Однажды в караул прискакал бурят. По его лицу были размазаны слезы. Это был пожилой бурят в островерхой шапочке и рваном халате. Он упал на колени и принялся голосить. Когда бурят немного успокоился, партизаны, наконец, узнали, что произошло. Пятьдесят гаминов окружили его юрту, разграбили имущество, избили жену и детей, угнали скот. Бурят просил защиты.
Партизаны сели на коней и поскакали к юрте бурята. Гамины, заметив всадников, открыли огонь. Но партизаны не отступили. Они с гиканьем неслись по степи, палили из кремневок, потрясали копьями. На грабителей напал страх. Они побросали добро и пустились наутек.
Когда об этом рассказали Сухэ-Батору, он долго смеялся:
— Вор всегда труслив. Он боится наказания. Нужно вести беспощадную борьбу с гаминами, грабящими аратов. А бурята я знаю, хорошо знаю… Это он спас меня от гаминов и голодной смерти весной, когда я не мог прорваться в Троицкосавск.
С Чойбалсаном Сухэ-Батор встретился в Троицкосавске.
— В хошуне Сумья-бейсе организован партизанский отряд, — доложил Чойбалсан. — Партизаны преисполнены решимости драться. Побывал я и в других хошунах, — добавил он уже с лукавством. — Пришлось нарядиться ламой. Тексты и молитвы я до сих пор помню. В партию вступают с великой охотой, на первый съезд обещали прислать делегатов. В Сангийн-далай, в хошуне Тушету-вана девяносто аратов организовали отряд. Вооружены кремневыми ружьями. Скрываются в горах, нападают на разъезды гаминов. Не так давно они помогли моему отряду уничтожить большую группу гаминов. В карауле Керан араты заманили в юрту шесть китайских солдат, скрутили их и выдали партизанам.
Все это были утешительные вести. Но Сухэ-Батора все больше и больше беспокоило положение в Урге. Связь с членами партии, находящимися в столице, осуществлялась только через Янжиму. В самой Урге да и в хошунах еще имелись люди, обманутые разглагольствованиями Унгерна о свободе и независимости. Нужен был смелый, волевой человек, который не побоялся бы проникнуть в стан врагов, испытанный партиец, могущий повести разъяснительную работу, разоблачить белого барона, рассказать об успешной поездке делегации в Москву, о предстоящем съезде партии и о грядущей Народной революции. И этот человек был перед Сухэ-Батором — Чойбалсан….
Даже в самые тяжелые минуты Сухэ-Батора не покидало чувство юмора. Вот и сейчас он поднял глаза к небу и страдальческим, просящим голосом проговорил:
— Святой отец! Недуг завладел моим телом. Помоги, святой лама. Изгони злых духов, терзающих меня…
Чойбалсан принял игру, ссутулился, напустил морщины «а лоб и, подражая ламе, сипло пробормотал:
— Грехи предыдущей жизни давят тебя, нечестивец. Продавай свою силу богатому и трудись — боги оценят твое усердие и исцелят. Не легко перешагнуть смертному через мучения — следствие прежних перерождений. Ом-мани-пад-мехум, ом-мани-пад-мехум…
Сухэ-Батор захлопал в ладоши, расхохотался:
— Неплохо, неплохо… Теперь я понимаю, почему тебя ни разу не схватили гамины: они не любят связываться с нашими ламами и побаиваются знахарей. Чойбалсан может ввести в заблуждение самого умного китайца, не говоря уж о белогвардейцах…
Чойбалсан сделал вид, что очень польщен похвалой друга, и неожиданно спокойно сказал:
— Ты прав: мне пора побывать в Урге. Чойбалсан показал тебе не весь репертуар. У меня есть даже накладные волосы — коса и приклеивающаяся борода. А это возьми себе: князь Сумья-бейсе просил передать защитнику независимости Монголии неустрашимому Сухэ-Батору вот этот шелковый хадак.
