А сзади кричат:

— Эй, мартышки, уйметесь ли вы!

Но тут опять кончилась часть. Куварин не захотел больше рисковать и сел рядом с нами на пол.

Коля зевнул и говорит:

— Что-то уж больно тягомотно, и есть хочется.

Я говорю:

— Ладно уж, досмотрим, потерпи.

Потом у него оказалась любовь, это уже в другом городе. Только они вздумали поцеловаться, а сзади кто-то как чмокнет! Я тоже так умею чмокать, это нужно в кулак. И тут мы закричали: «Э-э-эй!..» Вдруг кто-то свистнул и крикнул басом:

— Легче на повор-ротах!..

И все замолчали. А она говорит: нет-нет, я замужем за другим.

Но тут опять кончилась часть.

Вот приехал муж, он моряком плавал, а у нее другой сидит.

В это время кто-то жуков выпустил.

Я говорю:

— Федяра, ты, что ли?

А он шепчет:

— Ага!.. Я березницких десять штук в коробку напихал.

И как они у него там, десять штук, поместились?

Садись, — это муж говорит, — гостем будешь. Сзади кто-то кричит:

— Эй, кончайте жуков пускать!

Летают жуки, носятся в светлом луче прямо над самыми головами, и на экране мелькают большие черные тени от жуков.

Стали оба друг на друга молча смотреть, вдруг одна девка как закричит:

— Ай, ай, ай!..

Руками она замахала, жук у нее, значит, в прическе запутался, вскочила она, и тень ее тоже прыгнула на экран, лохматая такая, руками машет, а те всё молчат и смотрят.

Кто-то как засвистит, кто-то как крикнет:

— Ну, гады, дайте картину посмотреть!

Тут и другие девки завизжали, замахали руками, а жуки носятся, как угорелые, стукаются об экран.

Вдруг один жук залетел прямо в будку киномеханика. Аппарат и потух. Слава лампу зажег и вошел в зал.

— Ну, граждане, так больше демонстрировать невозможно. На таком-то месте, ай-яй-яй!

— Это там у пацанов жуки, выставить их! — закричал Сенька Морозов и уже к нам двинулся.

— Ничего подобного! — сказал Слава. — Я у них перед началом карманы проверял. Это кто-то из взрослых забавляется.

Пока Слава говорил, трактористы всех наших жуков переловили.

— Все! — кричат. — Амба! Славка, начинай!

Все уселись, и картина началась снова.

Только я смотрю, а Санька-то с Ванькой на полу спят. Привалились друг к дружке и носами выводят. Хотел Федяра им бумажками ноздри позатыкать, а я говорю:

— Не тронь ты их, не тронь!.. Уморились люди, пусть отдыхают.

А тут скоро и кино кончилось, парень снова уехал.

Мне эта картина не понравилась. Я люблю про войну смотреть.

Пять кукушек на рассвете за рекой перекликались, не меньше. Вся река в тумане стояла, а на лугу кто-то косы яркие точил.

Кто пескарей хочет ловить, у нас может поучиться. Мы в песке канавку прорываем, в нее вода из реки заходит, а с нею и пескари, они ведь любят по песчаным отмелям гулять, оттого рыба и зовется пескарь. А в конце канавки у нас бутылка установлена — в горлышке пробка, а дна нет. Отбито дно камнем начисто, для безопасности сточено, в том-то вся и штука, что дна нет.

Побежим мы по канавке вслед за пескарями, а они — в бутылку! А куда ж еще, больше-то им деваться некуда, а тут и надо закрывать бутылку рукой. Вот как надо пескарей ловить.

Вот ловим мы пескарей, уже у нас их скоро поллитровая банка будет, вдруг по кильковскому прогону Шурка и Тришка бегут.

— Эй, равки! — кричат.

Я шепчу своим:

— Молчите!..

И мы молчим. Будем мы еще с вами разговаривать, кильки несчастные, сколько мы из-за вас вчера километров наколесили да еще людей невиноватых в испуг ввели.

Загоняем пескарей, а Шурка снова:

— Эй, равенские! Антошка! Колька! Оглохли, что ли?

— От глухого слышу! — кричит Колька. — У тебя и дед глухой.

Тришка говорит:

— У него дед глухой, а ты щербатый!

— А у тебя руки в бородавках!

Ах ты, Колька снова не выдержал.

— Молчите вы, ребята, — говорю я. — Молите!..

Но куда уж там! Пошло-поехало.

— А у вас в деревне, — кричит Шурка, — два очкарика!

Это он про Саньку с Ванькой. А они очки только в школу носят. Тут и я не выдержал.

— Ты физических недостатков не касайся!

— А у Тришки что, не физические?

— У Тришки, может быть, и физические, а пусть жаб не трогает!

— А я жаб и не трогаю! — кричит Тришка.

— Он не трогает! Это у него от обмена веществ!

— Что это еще за обмен веществ? — кричу я Шурке.

— Обмена-то не знаешь? Что у тебя, чирий некогда не вскакивал?

— Чирий-то вскакивал, — говорю, — только это отношения не имеет.

— А вот имеет!

— Почему ты знаешь?

— Знаю! Нам Люба говорила!

Ах вот что, Люба им говорила, а нам, значит, нет. Тоска на меня напала.

А Шурка кричит:

— Мы пришли вас в клуб звать!

Звать они, видишь, нас пришли, какие вдруг вежливые. Мы их в амбулаторию не пустили, а они к нам с приглашением. Видать, мы им сильно понадобились.

Я кричу:

— А что у вас там?

А Шурка с Тришкой не отвечают.

— Эй, — говорю, — кильки, вас спрашивают!

А на том берегу молчат. Дразнят, значит. Отвернулись от нас и камешки в руках перебирают.

Очень мне любопытно стало, что же у них в клубе. Я кричу:

— Ну, как, будете отвечать?

Подождали мы еще немного, я и говорю:

— Коля, поди к Куварину за велосипедом, сгоняй в Кильково. У клуба так и так объявление висит.

— А вот и не висит! — говорит Шурка. — Это нам с Тришкой поручение в сельсовете дали ребят собрать.

— А что же не собираете?

— Мы-то собираем, да вы откликаться не хотите.

Я от возмущения даже в воду ступил.

— Вы не собираете, а людей оскорбляете, особенно ты, Тришка!

А Тришка тоже в воду ступил.

— Да?.. Я сам от вас оскорбление понес, будто я жаб трогаю! А я и не трогаю жаб! Я их боюсь!

— Ну и трус!

— Нет, не трус, а брезговаю!..

— Я и сам брезговаю…

— Вот так!

— Вот и так!..

— Ну, ладно, — говорит Шурка и камешки свои в воду бросает. — Приходите, значит, в четыре. Пионерский лагерь из Красной Горы прибудет. Концерт поставят, в футбол хотят с нами сыграть.

— В футбол — это можно, — говорю.

— Ну вот. Так надо бы собрать нам с двух деревень сборную команду.

Я говорю:

— Ну, ладно, поглядим… Мы тут у себя в Равенке подумаем…

— Думайте, думайте, — говорит Шурка, — только чтобы трусы справные были, не так, как у Саньки с Ванькой в прошлый раз.

Шурка с Тришкой к себе побежали.

А Санька тут покраснел.

— Я, — говорит, — и вовсе, может, не приду…

— И я, может, вовсе не приду, — говорит Ванька.

Вот те раз! А это у нас в Равенке самые сильные полузащитники. Не то чтобы у них хорошая техника или там точный удар, нет, а просто они выручают друг друга сильно. Если противник, допустим, напал на Саньку, то Ванька тут как тут. Вертится, крутится, толкается, ну просто замечательно выручает. И наоборот.

Я им говорю:

— Вам что, не дорога честь деревни Равенка?

— Честь-то дорога, — отвечает Санька, — да трусов справных нет.

Я говорю:

— Так неужто из-за трусов пойдем на попятную?

— Не пойдем! — кричит Коля Семихин. — Не ходили и не пойдем на попятную! Это пусть кильки идут!

Тут мы спрятали бутылки в кусты и пошли к себе на гору готовиться к встрече.

У Саньки с Ванькой дома была только их сестра Зойка. Она грызла семечки и баловалась с котенком.

Я сказал:

— Зойка, а ну выдавай мужикам трусы!

Зойка плюнулась шелухой и сказала:

— А ты кто такой, чтобы указания давать?

— Я?.. Да я… Я, Зоя, капитан сборной команды.

Зойка подумала и сказала: