– Молодцом, п-поручик. Только перестаньте посекундно поминать инструкцию. Скажите лучше, какое впечатление на вас произвел Цукерчек?
Зуев встал свободнее, заговорил без официальности, и в речи сразу проступил северно-русский говор – пожалуй, онежский.
– Так серьезный господин. Я всегда за руками [у поручика получилось «за рукама»] слежу, привычка. Этот левую из кармана не вынимал. Известно – левша… Собой культурный, интеллигентный. Одет с иголочки. Бороденка волосок к волоску, еще и маслом смазана – блестит. Голос мягкий, тихий. Пожалуйте, говорит, прошу входить, вы нисколько нас не обеспокоили. Вежливый. А глаза, как у гадюки. Впиваются и не мигают. Я, Эраст Петрович, по правде сказать, перетрусил даже – вот какие глаза.
Поручик сконфуженно улыбнулся, а Фандорин сделал дополнение к психологическому портрету: храбрый. Только очень храбрые люди не стесняются признаться, что чего-то испугались.
– Как вы д-действовали дальше?
– Никак. – Зуев пожал плечами. – За мундирным нарядом двое агентов в штатском шли. Хорошие ребята, дело знают. Они остались, а я что? Отправился по другим купе, а в Границе вылез. Объект тоже сошел. Из багажа у него только ранец. Желтый, кожаный. Как у гимназистов, но на одном ремне, косом таком.
– Где он? Где Ружевич сейчас? – не выдержал Сергей Кириллович. – Ваши агенты его не упустят?
Поручик оглянулся на здание станции, до которого было метров полтораста.
– Он всё там же, господин подполковник. В ресторане. Если б ушел, мой человек вон в том окне штору бы задвинул. А упустить мы его никак можем. У меня на участке такого не случается.
– Пойдемте, посмотрим, – сказал Фандорин. – Остальное по дороге доложите. Что он делает в ресторане?
– Десять минут назад собирался кофей пить с пирожными. На перроне переговорил с Косяткой – и сел ждать. Косятко – это пограничный маклер, – пояснил поручик, не дожидаясь вопроса. – Господин подполковник знает, как оно у нас тут. Для местных, у кого родственники на той стороне, упрощенный режим пересечения. Выдается краткосрочный пропуск, если попросту – «полупасок». Пограничные маклеры зарабатывают тем, что продают «полупаски», у кого родни за австрийской границей нет.
– И вы так спокойно об этом рассказываете? – удивился Фандорин. – Маклеры у вас клиентов прямо на п-перроне ждут?
На вопрос ответил начальник управления:
– Эраст Петрович, контролировать границу всё равно невозможно. Мелкая контрабанда неистребима. Вреда от нее мало, поэтому есть негласное распоряжение смотреть сквозь пальцы. Но маклеры сотрудничают с нами или с особым отделением пограничной стражи. Уговор такой: обо всех, кто похож на шпиона, немедленно сообщать. Австрийцы в последнее время обнаглели, так и шлют агентов, так и шлют. Благодаря маклерам многих выявляем. Ну, и наших людей, конечно, при необходимости маклеры переправляют на ту сторону.
– Ясно, – вздохнул Эраст Петрович. – Россия-матушка. Рука руку. Поручик, вы поговорили с этим Косятко?
– А как же. Клиент заказал ему не только «полупасок», но и «картéчку». Это такая особым образом вырезанная картонка, условный знак на случай, если остановит патруль. Чтоб не досматривали.
– Ну да, – развел руками Павлов в ответ на красноречивый взгляд. – Есть вода, то бишь деньги, – будет и ржавчина. Такова человеческая природа. Все по земле ходят, ангелов на свете мало.
– С этой философией я з-знаком… Скажите, поручик, а кормят у вас в ресторане п-прилично? Ужасно есть хочется.
– Лучше, чем на вокзале в Кельцах, не в обиду господину подполковнику будь сказано. Станция приграничная, много взыскательных пассажиров. Таких фляков, которые делает наш повар, ближе Варшавы не отведаете.
– Фляки так фляки, – пробормотал Эраст Петрович. Они уже подходили к зданию. – Откуда бы незаметно внутрь заглянуть?
Маленький, аккуратненький мужчина с безупречным пробором и лоснящейся бородкой сидел (разумеется, спиной к стене) за столиком между буфетной стойкой и дверью, которая, очевидно, вела на кухню. Постреливал туда-сюда острым взглядом, по которому всегда можно распознать существо из иного, ночного мира, только прикидывающееся обычным человеком. Желтый ранец стоял на полу, возле стула.
– В зале будем брать? – спросил в ухо Павлов, зачем-то перейдя на шепот, хотя наблюдали через окно. – Тогда надо поставить кого-то с той стороны кухонной двери. На случай если кинется бежать.
– Не нужно. П-побежит – догоню. Но возьмем мы его не в ресторане, где могут пострадать люди, а снаружи. Как только выйдет… Зуев, вы оставайтесь в коридоре. Незачем ему вас видеть во второй раз. Появится маклер – дайте знак, я к вам выйду и объясню, как действовать дальше.
– Слушаюсь, Эраст Петрович.
Завидев синий мундир Павлова, Цукерчек так и впился в жандарма глазами. Левая рука нырнула в карман пиджака.
Но подполковник держался отменно – со смехом рассказывал анекдот, вовсе не глядя в сторону буфета, а сел через три стола, спиной к преступнику. Тот некоторое время посверлил взглядом Эраста Петровича и, успокоенный элегантностью дорогого пальто с бобровым воротником, руку из кармана вынул. Агенты так богато не одеваются.
Не глядя на объект, посредством одного лишь периферийного зрения (этот способ наблюдения требовал специальной тренировки), Фандорин изучал того, кто несколько часов назад хладнокровно убил восемь человек.
Ничего «гадючьего» во взгляде Болеслава Ружевича с такого расстояния не усматривалось. Безобидный франтик, с изящными умеренными движениями и приятной улыбкой. Сделал умильную гримасу очаровательной златокудрой малышке, которая сидела за соседним столиком между папой и мамой. Девочка – ей было года три – засмотрелась на красивого дядю. Он подмигнул. Маленькая кокетка закрыла личико ладошкой. Подглядела между пальцев. Цукерчек высунул язык. Девочка захихикала. Симпатичнейшая сценка, прямо прелесть.
– Зуев, – тихо сказал подполковник, задание которого было наблюдать за входом – не подаст ли знак поручик. – Зовет. Объект не заметил?
– Нет. Он в ту сторону не смотрит. – Фандорин поднялся, сдернув салфетку. – Эй, любезный, где тут у вас клозет?
Прошел за официантом к выходу.
Зуев стоял в коридоре. С ним еще трое: двое крепких мужчин в одинаковых коричневых пальто и переминающийся с ноги на ногу субъект в кепи с наушниками.
– Мои ребята, – кивнул поручик на коричневых. – А это Косятко.
– По-ихнему, по-польски, значит «котенок», – хмыкнул один из агентов, мордатый. – Кис-кис, Котятка.
Маклер нервно улыбнулся, а поручик цыкнул на весельчака:
– Роток на замок, Шипенко! Это господин Фандорин. Тот самый.
Агент уставился на Эраста Петровича, будто на коронованную особу. Второй шумно сглотнул.
– Цо мне делать, пан начальник? – спросил маклер, мешая русские и польские слова.
– Подхóдите, даёте пропуск и к-картонку. Берете деньги. Уходите. Вот и всё, – объяснил Фандорин. – Вы, поручик, с агентами спрячьтесь куда-нибудь. Понадобитесь потом, когда я его уже возьму.
Снова заговорил Косятко – теперь по-польски, сильно волнуясь. Эраст Петрович разобрал только два слова: «złodziej» и «pociąg» («поезд»).
– Спрашивает, не один ли это из грабителей, перебивших охрану почтового вагона, – перевел поручик. – У маклеров свой «телеграф». Знают уже.
– Нет, – сказал Фандорин поляку. – Это просто австрийский шпион. Ничего опасного.
– Так, – кивнул тот, но, кажется, не поверил. Рука, дотронувшаяся до ворота, дрожала.
– Вот что, поручик. Я возвращаюсь в зал, а вы дайте ему успокоиться и запускайте.
Сел на место, не глядя на Цукерчека. Объяснил Павлову, что маклер нехорош, что нужно подождать.
– Пусть объект выйдет в коридор. Возьму, как м-миленького. Вы только проследите, чтобы кто-нибудь случайно под пулю не сунулся.
– Я помню, как вы тогда, в Твери на вокзале, брали японского агента, – с восхищением шепнул подполковник. – Я даже не разглядел, что именно вы сделали, а он, голубчик, уже лежит и только глазами хлопает… Как же мне повезло, что вы проезжали через Кельцы! Признаться, я уж думал – всё, моей службе конец. Так и вышло бы. Стал бы трясти этого несчастного Коркина, а он ни сном ни духом. Теперь же получится, что преступление раскрыто в тот же день и грабитель задержан. Я, конечно, доложу генералу и в министерство, что это стало возможно лишь благодаря вам, Эраст Петрович.
